ТВари - Лебедев Andrew. Страница 19
– Хочу, Розочка, мечтаю.
– Я тоже ха-а-чу, милый, но надо придумать для брата повод к твоему приезду.
– Ну, я не знаю…
– Слушай, а ты можешь уговорить, чтобы с тобой поехал этот, ну депутат Думы, ну, этот, как его?
– Кто?
– Махновский, знаешь его?
– Махновского? Конечно знаю, но он-то тут при чем?
– А брат мой мечтает с ним па-а-знакомиться, водки с ним попить, а повода все никак не представится. Так вот если ты уговоришь Махновского за компанию приехать, я тебя, наверное, смогу под шумок к себе в спа-а-ленку допустить на полчасика.
– Все сделаю, Розочка, вдребезги расшибусь, но приеду с Махновским.
Теперь Матвей Аркадьевич имел цель. Он привлек весь свой изощренный и искушенный в делах телеинтриг ум для того, чтобы обсчитать, как и каким образом можно вытащить знаменитого думского скандалиста на дачный пикник под его, Зарайского, гарантии безопасности и интереса?
Зарайский трясущимися руками порылся в записной книжке, нашел нужный номер, набрал.
– Мах, это ты? Это я, Зарайский с телеканала НТА… Узнал? Надо бы встретиться, обсудить наши перспективы… Какие перспективы? Да я тут шоу полуполитическое начинаю в сентябре… Да… С Ирмой Вальберс… Ну, вот и тебя хотел пригласить на первую программу… Да… Так что давай в эти выходные на даче? Нет, не на моей, у друзей… Да, проверенные, мои личные друзья с телевидения… Приедешь? Не подведешь? О'кей…
Окрыленный, Зарайский перезвонил Розочке.
– Приедем мы с Махновским. Да, в эти выходные приедем, ждите. Говори адрес…
По вторникам и четвергам Дюрыгин ходил в зал. В тот самый зал, где тренером и менеджером работала Людмила.
После тренировки они обычно ходили в кафе «Сады Семирамиды», ботанический сад в миниатюре, с экзотическими деревьями, бассейном, в котором цвели белые лилии, и даже с живыми райскими птичками, ручными попугаями и певчими канарейками. Здесь они пили кофе, болтали о всякой чепухе, наслаждаясь той расслабленностью перетренированных мышц, что бывает сразу после больших нагрузок, массажа и контрастного душа.
Сегодня вторник, но Людмила еще не оправилась после сотрясения и была на больничном.
Дюрыгин раздумывал: ехать в фитнес-клуб или не ехать?
Не будет ли это выглядеть своего рода изменой, если он поедет в клуб без Людмилы?
Но решил, что жизнь всегда берет свое, и усмехнулся вспомнившейся по этому случаю цитате из Платонова, где герой его рассказа «Сокровенный человек», как раз говоря эти слова, режет колбасу на гробе жены.
Понюхал свой несвежий тренировочный костюм, в котором он уже один раз тренировался и после забыл сунуть в стиральную машину, ладно, сойдет еще на один раз, запихнул обратно в сумку, застегнул молнию и с легким сердцем отправился заниматься спортом.
Сперва побеседовал с тренером, с Рафиком Даниэляном, между прочим бывшим чемпионом СССР и Олимпийских игр. Обсудил с Рафиком план тренировки.
Сперва побегать, и лучше не по механической дорожке, а по погоде, на стадионе, что тут же во дворе. Километр, не более, то есть два круга в среднем темпе. Потом потянуться в полушпагаты с Игорьком – помощником Рафика, он должен помочь размять спину, погнуть позвоночник, показать последовательность упражнений. А потом на любимые железки – на тренажеры, качать мускулюс бицепс, мускулюс трицепс, и прочая, прочая, прочая.
С удовольствием побегал по стадиону.
Потом погнулся с Игорьком.
Игорь классический греко-римский борец, силища у него ужасная.
Принялся помогать Дюрыгину наклоняться в положении сидя, нагибая его подбородком к коленям, да так, что Дюрыгин взмолился: сломаешь меня, черт!
Терпи, Валера, если не хочешь скорой старости и остеохондрозов.
Скорой старости и остеохондрозов Дюрыгин не хотел.
Погнулся, потянулся. Потом снова побегал, на этот раз на бегущей дорожке.
Затем перешел в зал, где мужчины гремели железом.
Там, на тренажерах, подлег под штангу для жима лежа.
Мальчик-ассистент спросил: сколько блинов навесить?
Дюрыгин заказал штангу в шестьдесят килограмм.
В самый раз.
Рядом качался известный актер и кинорежиссер Степа Нахалкин.
Поздоровались.
Степа кряхтел, выполняя норму в сто сведений и разведений на большую грудную мышцу.
Ему надо хорошо выглядеть.
Ему уже шестьдесят два и он женился в этом году на молоденькой актрисочке.
– Людочки твоей не видать, Валера, – сказал Степа, переводя дыхание.
– А ты не слыхал? В аварию попала, сейчас дома отлеживается после сотрясения.
– Да ты что? Какая жизнь! Не знаешь, где пропадешь…
– Это точно, – философски согласился Дюрыгин.
– А ты Леву Мартенсона знаешь? – спросил Степан. – Из Вахтанговского театра.
– Ну?
– Так его на прошлой неделе в парадной какие-то отморозки так отделали, тоже с сотрясением лежит, а он у меня снимается.
– Может, это не отморозки, а рассерженные поклонники таланта за плохо сыгранную роль? – пошутил Дюрыгин.
– Дурак ты, – отмахнулся Степа.
Отер полотенцем пот с волосатой груди и пошел в раздевалку.
– В «Сад Семирамиды» пойдешь? – в спину ему крикнул Дюрыгин.
– Не, прямо в павильон на съемки поеду, – не оборачиваясь, ответил Нахалкин.
В «Сад Семирамиды» пришлось идти одному. Нельзя изменять традиции, решил Дюрыгин.
Да и нравилось ему в кафе. Место элитно-тусовочное. Вот и теперь в этот весьма ранний для Москвы час здесь сидели и известный эстрадный певец с какой-то девицей, и депутат Думы с известным вечно небритым скандальным журналистом.
Дюрыгин кивнул депутату и журналисту, проигнорировав певца, хотя тот узнал его и, напрягшись, ждал, что тот поздоровается с ним. Но Дюрыгин решил не баловать и не удостаивать. Разные у них весовые категории. И тусовки разные.
– Вам как всегда? Кофе «эспрессо» и минеральную воду «Виталь» со льдом? – спросила официантка Сонечка.
– Пожалуй, – согласился Дюрыгин и принялся изучать свежий номер «Коммерсанта».
Раскрыл на той полосе, где писали про телевидение и культуру.
Ага…
Вот как раз про их телеканал пишут.
Пишут, что сетка осенью поменяется и что в сетке будут новые программы, и среди премьер ожидается новое шоу Зарайского с Ирмой Вальберс…
Ни хрена себе, это что, уже решенный вопрос?
Откуда у них такая информация?
Это кто же такой пишет?
Ага, обозреватель и телекритик Ольшанская.
Это что же, главный с Ольшанской встречался и ей такого наговорил?
А как же тогда относиться к его обещаниям и заверениям, данным Дюрыгину, что у него есть шесть недель, чтобы найти ведущую? Ведь шесть недель еще не истекли.
И ведущая у него будет.
Революция, а не ведущая!
И шоу у него будет не шоу, а воплощенная Парижская коммуна.
И Агаша с голой грудью и французским триколором на баррикаде, как на картине Делакруа.
Дюрыгин снова усмехнулся набежавшему образу.
А что?
Надо будет этот образ использовать и обыграть.
Монахов был недоволен сценарием.
Агаша принялась рассказывать про то, как, приехав из маленького подмосковного городка в столицу, она встретила богатого, но очень пожилого человека и полюбила его…
– Стоп! Стоп! Стоп! – закричал Монахов, – кто писал этот текст?
В руках он держал сшитый сценарий, где каждая страничка была положена в отдельный тонкий полиэтиленовый чехольчик.
– Кто писал?
– Александр Александрович писал, – ответила ассистентша с изможденным лицом.
Надо к черту переписать, – сказал Монахов, – здесь не вяжется с общей концовкой и вообще, Агаша по имиджу не подходит, пусть Сан Саныч перепишет на больного олигарха, а Агаша была медсестрой, ну и там как всегда…
– Это полчаса переписывать, – сказала ассистентша.
– Нормально, а мы пока снимем эпизод с Никифоровым.
Агаша, тяжело вздохнув по поводу того, что ее работа осложняется переписыванием сценария и, соответственно, переучиванием роли, пошла на трибуну, присев среди массовки. Монахов объявил следующего гостя своего шоу, публика по сигналу послушно принялась хлопать.