Трудно быть львом - Орлев Ури. Страница 8

Наконец-то мы освободились. Последние из преследователей остались позади. Какой-то мальчишка пытался следовать за нами на велосипеде, но и тот отстал. Однако вскоре нас догнала колонна машин с журналистами и телевизионщиками. Я надеялся, что Цвика умудрится запутать их и не откроет, куда мы направляемся. И он действительно велел водителю ехать за город. Мы миновали полицейский кордон. За нами быстро опустили шлагбаум, и это позволило нам оторваться от преследователей. Мы остались совсем одни. И тогда вернулись в Иерусалим уже по другой дороге.

Мы приехали в мэрию. Цвика наконец-то убедил водителя, что меня можно не опасаться, и тот провел нас в помещение рядом с залом заседаний. Часть комнаты освободили от стульев, и я улегся там на полу. Потом встал и притащил зубами ковер, который лежал у входа. Цвика засмеялся и помог мне расстелить его на полу.

«Даже в саванне львы не лежат на холодных скалах, — подумал я. — Разве только когда им очень жарко».

— Ты хочешь чего-нибудь до того, как начнется совещание?

Я кивнул головой. Я мог изобразить ему «да» со времен школы, когда мы еще играли во львов, но решил отложить это до беседы с глазу на глаз, у него дома. «Рухама, Рухама, — подумал я, — что еще тебя ждет». И улыбнулся про себя.

— Чего же ты хочешь? — спросил Цвика.

Я посмотрел на него с молчаливым упреком. Как мне сказать ему, чего я хочу? Пусть спросит! Через мгновенье он понял, что спрашивал неправильно, и задал прямой вопрос:

— Ты голоден?

Я отрицательно покачал головой.

— Хочешь пить?

Я кивнул головой.

Цвика поднял телефонную трубку и позвонил в отдел обслуживания. Через несколько минут появились несколько полицейских, у каждого в руках — по два ведра воды. Наконец-то я напился вдоволь! Мэр города, полицейский офицер и несколько членов мэрии уже сидели на своих местах в зале заседаний, а я все продолжал пить, ведро за ведром. Наконец пустые ведра забрали и заперли двери. Мэр открыл совещание.

— Господа, — сказал он, — мне кажется, нам подвернулась замечательная приманка. Тысячи туристов наверняка хлынут в наш город, чтобы посмотреть на пишущего льва. Не следует ли выделить для этих показов здание городского театра?

— Позволю себе с вами не согласиться, — сказал полицейский офицер. — После того как схлынет первый восторг и льва несколько раз покажут по телевидению, интерес спадет. Возможно, приезжие и после этого будут приходить, чтобы поглазеть на необычайного льва, но специально для этого люди вряд ли станут приезжать из-за морей и океанов. И то же самое с его размещением. Обещаю вам, что где бы он ни жил, через неделю-другую соседи привыкнут к его виду. Так что нам достаточно позаботиться только о ближайшем периоде. Несколько недель сохранятся толпы любопытных, дорожные пробки и тому подобное. А потом люди привыкнут и займутся своими обычными делами.

Ученые и врачи, которые присутствовали на заседании, явно были воодушевлены куда больше, чем этот офицер. Они то и дело подходили ко мне, чтобы зарегистрировать ту или иную деталь. Это мешало мне спать. Я лежал с закрытыми глазами и изо всех сил старался отвлечься от бесконечной болтовни. Но потом пришла очередь вопросов.

— Кто научил тебя писать? — спросил мэр.

— Извините, господин мэр, — вмешался Цвика, — вы должны задавать вопросы так, чтобы он мог ответить на них «да» или «нет» простым кивком или покачиванием головы. Здесь нет возможности писать ответы.

— Надо сделать ему специальное устройство для письма, — заметил один из ученых. — Что-нибудь такое, что можно прикрепить к его пальцу.

Это было отличное предложение. Я удовлетворенно зарычал и, чтобы подчеркнуть свою радость, подошел к ученому и лизнул ему щеку. Он побледнел, но героически выдержал мою благодарность.

— У львов большой палец на передних лапах гибче всех остальных, — сказал один из зоологов, специалист по кошачьим. — На него и нужно прикрепить такой прибор.

— А по-моему, лучше повесить ему на шею дощечку, на которой он мог бы писать когтем, — предложил кто-то другой. — Писать и потом стирать написанное.

— Правильно, — воодушевился Цвика, — такую дощечку удобно повесить на шею.

Он глянул на меня, и я утвердил эту идею кивком головы.

— Можно подвесить ее на резиновой ленте, так что она окажется у него на груди и не будет ему мешать, — предложил городской инженер. — А когда лев захочет писать, он оттянет ее левой рукой… то есть, извините, левой лапой, а правой будет писать.

— Если это лев-правша, — заметил кто-то.

Все засмеялись.

— Могут возникнуть некоторые проблемы со стиранием написанного, — задумчиво сказал специалист по львам. — Обычно это действие требует тренировки пальцев.

— Можно устроить так, чтобы дощечка вытягивалась с помощью широкого кольца. Я думаю, он легко научится это делать. А ты как думаешь? — повернулся ко мне городской инженер.

Я кивнул головой в знак согласия. Поднялся и сел перед ними. «По-моему, они могли бы именовать меня „господин лев“», — подумал я. Но как сделать им это замечание?

— Нам срочно нужно дать ему имя, — сказал министр туризма. — Это — как торговая марка. Разве вас удовлетворяет «Пишущий лев»? Может быть, у кого-нибудь есть лучшее предложение?

— Если я правильно следил за тем, что этот лев до сих пор писал, он везде именует себя «Человеком».

— Нет, он хочет сказать, что он сам есть человек, — сказал Цвика, — а не просто называется «Человеком».

По залу прошел шорох.

— Но он не человек, — сказал доктор Перельман, — то есть не рожден от человека. Он лев в полном смысле этого слова. Может быть, дрессированный лев или, может быть, заколдованный, если вы захотите поверить в такую чепуху, но он лев, а не человек.

— Запишем предложения, — предложил мэр и стал записывать имена, которые продолжали предлагать для меня присутствующие: «Пишущий лев», «Человек», «Лев-человек», «Львиный человек», «Лев разумный».

— Но если он утверждает, что он человек, — сказал вдруг полицейский офицер, — то ведь у него наверняка есть имя, адрес, семья…

Все взгляды повернулись ко мне, но я ничего не ответил.

— Это самый важный вопрос, — сказал один из ученых. — Нужно выяснить это сразу же после того, как мы соорудим ему постоянное устройство для письма. Кто-нибудь должен немедленно заняться этим делом.

— Цахи, — обратился мэр к городскому инженеру, — будь любезен взять на себя это задание.

— Прямо сейчас? — огорчился городской инженер, который явно не хотел пропустить первое интересное совещание в мэрии за все сорок лет свой работы.

— Мы будем вам очень благодарны, — осторожно надавил на него полицейский офицер.

Я не боялся их расспросов. Я уже все обдумал, ответ был готов: «У меня есть имя, адрес и семья, но я не смогу их открыть. Мои родители могут умереть от горя». Это было длинное, но исчерпывающее предложение, и я, конечно, смогу написать его, когда мне установят соответствующее устройство. Я напишу «родители», чтобы не привлечь чрезмерное внимание моей мамы. Ведь она, наверное, читает в газетах каждое слово о «пишущем льве», следуя своей многолетней привычке читать все измышления, которые в основном заполняют страницы газет. Когда я вновь стану человеком, я все расскажу ей. Впрочем, я не был в этом до конца уверен. Она мне не поверит, даже если сама история очень ее позабавит.

— Вернемся к имени, — сказал мэр. — Для привлечения туристов лучше, чтобы это было одно слово. Может быть, сократим? Например, ЛевоВек, а? Или ЛевПиш? ЛевРаз?

— Я думаю, нам стоит придерживаться имени «Лев Пишущий», — сказал Цвика. — Таким его уже видели десятки миллионов телезрителей во всем мире. И так же как ко мне сразу прилипла кличка «Маляр», так слова «Лев Пишущий» тотчас напомнит каждому, о ком идет речь.

— А со временем к нему пристанет какое-нибудь уменьшительное прозвище, — примирительно сказал министр туризма, — и все будут довольны.