Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Леблан Морис. Страница 27

И поскольку Люпен хранил молчание, англичанин спросил:

– А вы как думаете?

Казалось, он настаивал, потому что требовал признания своих заслуг, некой компенсации за прошлое.

После минутного размышления, дав англичанину почувствовать свой взгляд, проникающий до сокровенных глубин души, Люпен заявил:

– Полагаю, месье, ваше теперешнее поведение имеет под собой серьезные основания?

– Чрезвычайно серьезные.

– То, что вы улизнули от моего капитана и от моих матросов, не имеет первостепенного значения в нашей борьбе. Но тот факт, что вы здесь, передо мной, один, слышите, один на один с Арсеном Люпеном, заставляет меня считать ваш реванш настолько полным, насколько это только возможно.

– Насколько это возможно.

– Что с домом?

– Окружен.

– А два соседних?

– Тоже.

– Верхняя квартира?

– Все три квартиры на шестом этаже, занимаемые господином Дюбреем, окружены.

– Таким образом…

– Таким образом, вы попались, господин Люпен, это неизбежно.

Люпен испытал в тот момент те же самые чувства, что волновали Шолмса, когда он ехал в автомобиле, тот же сдерживаемый гнев, то же бешенство. И та же самая сила обстоятельств заставила его в конечном счете покориться. Оба в равной степени могущественные противники, они должны были, каждый в свою очередь, принимать поражение как временное зло, с которым приходилось смириться.

– Мы в расчете, месье, – ясно произнес он.

Казалось, англичанин несказанно обрадовался этому признанию. Они помолчали. Затем Люпен, уже овладев собой, с улыбкой заговорил:

– Я ничуть не в обиде. Как-то надоело все время побеждать. Достаточно было лишь руку протянуть – и вы в нокауте. На этот раз я на вашем месте. Туше, мэтр!

Он весело рассмеялся.

– То-то все обрадуются! Люпен в западне! Как-то ему удастся выйти оттуда? В мышеловке! Ну и приключение! О, мэтр, я вам обязан такими сильными ощущениями! Такова жизнь!

Сжав кулаки, он приставил их к вискам, будто хотел сдержать бурлящее в нем безудержное веселье, так ребенок хохочет, не в силах удержаться.

И наконец приблизился к англичанину.

– Чего же вы ждете?

– Чего жду?

– Да, здесь Ганимар со своими людьми. Отчего же он не входит?

– Это я так просил.

– А он согласился?

– Я прибегаю к его услугам лишь при категорическом условии подчинения моим приказам. Впрочем, он думает, что господин Феликс Дэви – только один из сообщников Арсена Люпена.

– Тогда задам вопрос по-другому. Почему вы один?

– Мне хотелось сначала поговорить с вами.

– Ай-ай-ай! Он хочет поговорить!

Эта мысль здорово пришлась Люпену по вкусу. В некоторых обстоятельствах слово оказывается лучше дела.

– Господин Шолмс, сожалею, что не могу предложить вам кресла. А может быть, вам придется по вкусу этот наполовину сломанный старый ящик? Или же подоконник? Уверен, стаканчик пива вовсе не повредит. Так темного или светлого? Садитесь же, прошу вас.

– Нет смысла. Поговорим так.

– Слушаю.

– Буду краток. Цель моего пребывания во Франции – отнюдь не ваш арест. И если пришлось вас преследовать, то лишь потому, что только так можно было достигнуть цели.

– В чем же она?

– Отыскать голубой бриллиант.

– Ах, голубой бриллиант!

– Конечно, ведь тот, что нашли во флаконе консула Блейхена, был ненастоящий.

– Верно. Настоящий Белокурая дама отослала мне, я изготовил точную его копию, и, поскольку имел виды на остальные драгоценности графини, а консул Блейхен и так вызывал ее подозрения, эта самая Белокурая дама, чтобы, в свою очередь, отвести подозрения от себя, запрятала фальшивый бриллиант в вещи того самого консула.

– А настоящий остался у вас.

– Ну разумеется!

– Мне нужен этот бриллиант.

– Никак невозможно. Тысяча извинений.

– Я обещал его графине де Крозон. И получу во что бы то ни стало.

– Как это вы его получите, если он у меня?

– Я получу его именно потому, что он у вас.

– Значит, я вам его отдам?

– Да.

– По своей воле?

– Я куплю его у вас.

Люпен опять развеселился.

– Вы настоящий житель своей страны. Все превращаете в сделку.

– Это и есть сделка.

– А что вы можете предложить?

– Свободу мадемуазель Дестанж.

– Ее свободу? Но, как мне кажется, она не под арестом?

– Я предоставлю господину Ганимару необходимые улики. Без вашей поддержки она тоже попадется.

Люпен засмеялся.

– Мой милый, вы предлагаете мне то, чего у вас самого нет. Мадемуазель Дестанж в надежном месте, ей нечего опасаться. Придумайте что-нибудь другое.

Англичанин несколько растерялся, на скулах его выступили красные пятна. Вдруг он положил руку на плечо противника:

– А если я предложу вам…

– Мою свободу?

– Нет… но ведь в конце концов я могу и выйти отсюда, начать совещаться с господином Ганимаром…

– И дать мне время подумать?

– Да.

– О, Господи, да что мне с того! Чертов механизм заело, – ответил Люпен, со злостью стукнув по лепке камина.

И чуть не вскрикнул от изумления: на этот раз по какому-то капризу судьбы неожиданно удача вернулась к нему и мраморная плита качнулась под его рукой.

Это было спасение, возможный побег. В таком случае, зачем подчиняться условиям Шолмса?

Он заходил по комнате, будто размышляя, какой дать ответ. Потом, в свою очередь, опустил руку Шолмсу на плечо.

– Взвесив все «за» и «против», я решил, что лучше самому обделывать свои дела.

– Но ведь…

– Нет, я ни в чьей помощи не нуждаюсь.

– Когда Ганимар вас схватит, все будет кончено. Уж он вас не отпустит.

– Кто знает!

– Поймите, это безумие. Все выходы охраняются.

– Есть еще один.

– Какой?

– Тот, что я изберу!

– Это всего лишь слова. Ваш арест можно считать свершившимся.

– Я другого мнения.

– Что же тогда?

– Оставлю голубой бриллиант себе.

Шолмс вытащил часы.

– Без десяти три. Ровно в три позову Ганимара.

– Значит, остается десять минут на то, чтобы поболтать. Воспользуемся этим, господин Шолмс, и чтобы удовлетворить снедающее меня любопытство, объясните, как раздобыли мой адрес и узнали имя Феликс Дэви?

Не спуская с Люпена глаз, тревожась из-за его хорошего настроения, Шолмс охотно пустился в объяснения, льстящие его тщеславию.

– Адрес? Мне дала его Белокурая дама.

– Клотильда?

– Она самая. Вспомните-ка… вчера утром… когда я хотел увезти ее на автомобиле, она звонила портнихе.

– Правда.

– Так вот, позднее я понял, что портнихой были вы. И ночью на корабле, призвав на помощь свою память, которой по праву могу похвастаться, мне удалось восстановить две последние цифры номера, который она набирала… 73. Таким образом, располагая списком «улучшенных» вами домов, для меня не составило никакого труда по прибытии в Париж сегодня утром в одиннадцать часов найти в телефонном справочнике имя и адрес господина Феликса Дэви. А узнав имя и адрес, я обратился за помощью к господину Ганимару.

– Замечательно! Первоклассная работа! Остается лишь снять перед вами шляпу. Однако непонятно, как это вам удалось сесть на гаврский поезд. Вы что, сбежали с «Ласточки»?

– Я не сбежал.

– Однако…

– Вы приказали капитану пришвартоваться в Саутгемптоне не раньше часа ночи. А они высадили меня в полночь. И я сел на пароход до Гавра.

– Значит, капитан меня предал? Но это немыслимо.

– Он вас не предавал.

– В чем же дело?

– Во всем виноваты его часы.

– Часы?

– Да, я перевел их на час вперед.

– Но как?

– Как обычно переводят стрелки, повернув колесико. Мы болтали, он сидел рядом, я рассказывал интересные истории. Клянусь вам, он даже ничего не заметил.

– Браво, браво, здорово придумано, запомню на будущее. Но как же часы, висевшие на стене в каюте?

– О, с ними было гораздо сложнее, ведь я лежал со связанными ногами, но матрос, охранявший меня в то время, как отсутствовал капитан, не отказался чуть подтолкнуть стрелки.