Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей. Страница 28

9. Джофраил

Харчевня оказалась довольно низким и неказистым сооружением странного для таких сказочных мест барачного типа. Она стояла на перекрестке двух дорог: проселочной, по которой они пришли сюда, и большим торговым трактом, уходящим дальше в лес, в сторону заката. Солнце, или то лохматое чудовище в полнеба, которое его здесь замещало, возвещало вторую половину дня.

Фома и Доктор остановились в тени последних деревьев, рассматривая странное заведение.

— А я говорил, что место нехорошее! — ответил мэтр Иелохим на немой вопрос своих спутников. — Шалят людишки: леса вокруг! А чего не шалить таким вот молодцам!

Он уже полностью оправился от временного помешательства и вернулся в свое обычное брюзжащее состояние, давая понять, что принимает своих неожиданных попутчиков в лучшем случае за проходимцев с большой дороги. Ну, поднаторели в разных фокусах, так кто в этих краях не чудит и не фокусничает: сила есть, фокусы будут!.. Только круги бы вернули! Примерно такое выражение лица было у мэтра Иелохима, когда он говорил о харчевне и ее окрестностях.

А место действительно было мрачное, словно гроза однажды сгустилась над этим местом, да так и осталась навсегда. Стоящие вокруг огромные хвойные деревья своей густой темной зеленью усиливали это впечатление. Казалось, вот-вот что-то произойдет, неприятное. Как будто в ответ на это ощущение послышался отдаленный топот копыт и вскоре по тракту, выскочив из леса, проскакал всадник.

Остановившись на полном скаку возле харчевни, он ударил со всего маху в металлический предмет, похожий на гонг, висящий на бревенчатом углу сооружения. На звон тут же выскочил большого роста человек в хозяйском фартуке. Всадник, не слезая с коня, наклонился и что-то сказал ему, а затем, свистнув, жестоко хлестанул коня. Конь встал на дыбы, разворачиваясь, и всадник снова проскакал мимо Доктора и Фомы. Рожа у него была разбойная.

— Прямо притон, — резюмировал Фома. — Слушай, Док, в какой кабак с тобой ни придешь, всюду бандиты! Меняй карму!

— Лучше умерь аппетит! — посоветовал Доктор.

— Ну вот, сами все видите, — пробурчал мэтр, всем своим видом показывая, что обошел бы он это место за три версты.

— А почему харчевня такая странная, длинная? Такой зал большой или в ней еще и боулинг? — спросил Фома.

— Конюшня. Здесь раньше была почтовая станция, а теперь… — Мэтр не договорил, горестно махнув рукой: мол, что говорить, все идет наперекосяк.

— Ты все еще хочешь перекусить? — спросил Доктор. — Или доберемся до города?

Фома был категорически против.

— Если вы пришли, господа хорошие, — сказал тогда мэтр Иелохим, — то давайте мне мои круги!

— Мэтр Иелохим, вы меня совсем не уважаете, если думаете, что я отдам вам эти кольца, — усмехнулся Доктор. — Вы же первым делом снесете голову мэтру Фомину, а потом, чего доброго, и мне.

Мэтр даже меньше стал от такого вероломства. Обманули?! Он открыл рот, глотая воздух, руки его затряслись вместе с головой и шляпой, в глазах появилось выражение навсегда побитого пса.

— Поэтому, — продолжал Доктор, словно не замечая, что творится со стариком, — я покупаю их у вас.

Он кинул старику невесть откуда взявшийся кожаный мешочек с деньгами.

— Откуда деньги, Док? — удивился Фома. — Это нечестно, мы могли бы взять такси, а не тащиться на лошадях!

— Это командировочные.

— Командировочные?! Тогда мне полагаются суточные и постойные! — заявил Фома.

— Суточные ты сейчас съешь, а с постойными пока постоишь, — невозмутимо ответил Доктор. — В смысле, попостишься.

— Док, нехристь оборотная, когда ты успел узнать про посты?

— На главпочтамте.

— Золотые? — раздался удивленный возглас мэтра Иелохима, развязавшего наконец дрожащими руками мешок, но он быстро справился с собой. — Вообще-то, маловато будет! — изобразил он неподдельную обиду. — Да и настоящие ли?

Он имел в виду, не наколдовал ли их Доктор.

— Чистое золото, дед! — успокоил его Доктор.

— Смотри, дед!.. — Фома показал вверх на верхушки деревьев.

Мэтр поднял голову, а Фома в это время молниеносно схватил с его ладони одну монетку и щелчком подбросил. Золотая монета заблистала обеими сторонами, стремительно поднимаясь вверх и пропадая за верхушками.

— Если она в течение пяти минут не упадет, значит настоящая, — сказал Фома обалдевшему мэтру. — Вот так проверяются деньги, старик!.. Пошли, Док!

— Э! э! Вы куда? — растерялся мэтр; он не знал, куда смотреть и поэтому быстро, как птица, вертел головой, смотря одним глазом на них, а другим — на небеса, и не решаясь сойти с места. — А монета?

— Отдай монету, — сказал Доктор.

— С чего ты взял? — удивился Фома. — Ты не можешь знать этого фокуса.

— Я знаю закон тяготения.

— Но есть закон Фомы, — сказал Фома, — который отменяет все эти мрачные оковы существования: тяготение, трение, сохранение… он гласит: всё есть Фома!

Доктор засмеялся от неожиданности.

— Интересно!.. И что есть Фома?

— Фома хочет есть!

— Ну так пошли, только монету отдай.

Мэтр все это время молча пялился на них, ни бельмеса не понимая в их речи, но твердо не веря в справедливость.

— Дед, лови!.. — Фома бросил мэтру монету. — Но ту все-таки подожди, она через пять минут упадет! — предупредил он.

Они уже заходили в харчевню, а мэтр все еще нерешительно переминался под деревом и поглядывал вверх.

— Странный народ! — удивился Фома. — Детских фокусов не знает!

Внутри харчевня была еще более неожиданна. Прямо от дверей, как в зале суда, шли высокие, по грудь, перила, отгораживая зал от выхода и заканчиваясь чуть ли не в центре зала у стойки или конторки трактирщика.

— Это чтобы никто не ушел от расплаты, — заметил Фома. — Мудро!

Они не спеша прошли до конца перил, ожидая, что их кто-нибудь встретит и приветит.

— О! А вот и Пиросмани!..

У конторки, где они остановились, ожидая хозяина, висела большая картина в простой деревянной раме. На картине, к их удивлению, была изображена величественная куча дерьма, над которым задумалась одинокая сивая кобыла. И как не старались Доктор с Фомой увидеть что-либо другое, более приличное общепиту, ничего у них не получалось. Над этим же, видимо, тяжело размышляла и лошадь, осторожно принюхиваясь. Выполненная в примитивистском стиле, она навсегда удивилась данному обстоятельству разновеликими глазами: «неужели это… мое?» — говорил весь ее вид…

Доктор внимательно посмотрел на Фому.

— Как это понимать?

— Так же, как и я — легко! — пожал плечами Фома. — Я уже видел такой сон, Док! Это со мной бывает. Да не смотри ты на меня так, было бы хуже, если наоборот! Лучше посмотри кругом, в какой сарай мы попали!

Потолка как такового в харчевне не было, но низкие поперечные балки, завешанные рогожами и веревками, стены, утыканные торчащими рогами и крючьями с цепями, бутафорским оружием и редкими плошками со слабым огоньком, создавали в харчевне атмосферу пыточной камеры, завсегдатаи которой решили перекусить и развлечься. Плотные сизые испарения, видимо из кухни, создавали особую атмосферу. Тяжелые, громоздкие столы были накрепко приколочены скобами к полу. Публика была самая разночинная по виду: пьяные солдаты и угрюмые крестьяне, солидные, степенные купцы и веселые оборванцы, пропивающие последние гроши, пара инвалидов и один тихий сумасшедший, трясущийся беспрестанно в углу под подобием иконы.

Дух коллективизма витал над этими табльдотами, и несмотря на полумрак, особенного уныния здесь не наблюдалось. Напротив. Слышались веселые возгласы и звон стекла стаканов и бутылей. Играла даже музыка, хотя и странная, под стать крючьям, свирепо торчащим в стенах. Вскоре Фома с Доктором обнаружили и сам источник музыки. Слепой скрипач со страшными белыми глазами ходил от стола от к столу, собирая дань в висящую сбоку торбу. И делать это ему было нетрудно, потому что скрипка его звучала зловеще и угрожающе: не понятно как, но скрипачу это удавалось. Она словно пленница рыдала у него на плече, но плач этот был потусторонний, похожий, скорее, на плач ломающейся фуганочной машины. Вместе с ней плакали все те, к кому скрипач подходил, плакали охотно и безутешно, и так же легко успокаивались, когда скрипач отходил.