Бесстрашный (СИ) - Тимофеев Владимир. Страница 10

Я чувствовал, как под пальцами начинает разгораться огонь. Кровь уже не текла и, вообще, вся она, даже та, что успела протечь и засохнуть, исчезла бесследно, будто её никогда и не было. Боль в ране не ощущалась. А вот то, что в амулете опять появился кто-то живой и достаточно шустрый — наоборот. В какой-то момент мою руку сперва укусили, а после лизнули щершавым и, по всему видать, раздвоенным языком.

Рейна убрала ладонь. Я разжал пальцы.

— Он… жив? — тихо спросила «богиня».

Всё время, пока шёл процесс оживления, она простояла, закрыв глаза. Наверное, чтобы не разочаровываться, если что-то пойдёт не так.

— Живее всех живых, — усмехнулся я, опустив руку.

Рана на ней действительно затянулась. И даже шрам не остался.

Донельзя довольный дракончик косил на меня своим сапфировым глазом

— Драконова кровь, соединенная с кровью иммунного, — пробормотала Рей. — Странно, и почему я сама об этом не догадалась?..

Сражение у стен Пустограда закончилось ближе к вечеру. С имперцами, оставшимися без командующих и осадных машин, мы бодались, в основном, издали — камнями, стрелами, магией. Потеря управления и обстрел с тыла внесли в их ряды предсказуемый хаос, а местами и панику, но численный перевес никуда не делся. Поэтому, хочешь не хочешь, пришлось ещё долго выбивать наиболее непримиримых и, в первую очередь, магов.

Пользуясь преимуществом в уровне силы, Рей и Аршаф выставили за цепочкой баллист защитный барьер, непреодолимый для вражеских чародеев. Наши метательные средства в их сторону он пропускал невозбранно, обратно не пропускал ничего: ни людей, ни стрелы, ни атакующие заклятья.

Спустя где-то час, когда ещё остающиеся в живых маги противника сумели восстановить управление войсками и отозвали от стен штурмующих, из города их атаковали наши из гарнизона. Более двух тысяч бойцов под предводительством Тура и Лики ударили по отходящих «тероборонцам». Жестокого замеса, к счастью, не получилось. Ополченцы из других городов сдавались в плен сотнями. Особенно, когда убивали приставленным к ним гвардейцев-смотрящих и командиров-магов.

В принципе, уже через пару часов исход боя ни у кого уже сомнений не вызывал. Единственное, что затягивало сражение — это явное нежелание гвардейцев и магов сдаваться. В плен их, скорее всего, и так бы не взяли (содержать негде, охранять некому, проверять на лояльность некогда), так что окончание битвы по факту свелось к нескольким неудачным попыткам прорыва и тотальному истреблению упирающихся, зажатых меж двух огней имперских солдат.

С нашей стороны в финале сражения потерь практически не было. Все, что имелись, случились в самом начале, когда мы брали ставку имперцев, уничтожали отряды прикрытия и захватывали метательные машины. В моей команде погибли шестеро, у Аршафа в безвозвратных числилось восемнадцать. Самые большие потери были в отряде у Рей — тридцать два человека. Хотя и задача у неё оказались самая сложная — сражаться лоб в лоб с имперскими пехотинцами, сковать их тяжёлым боем и удержать от атаки во фланг меня и Аршафа, пока мы разбирались со ставкой и расчётами осадных машин.

Свою задачу подчиненные Рейны выполнили, за что им честь и хвала.

Сама же «богиня» чувствовала себя скверно. Нет, её никто ни в чём не винил, но глядя на то, как она страдает, любой понимал: в том, что её отряд сократился на четверть, Рей винит только себя и никого больше.

Ни я, ни Аршаф успокаивать её не пытались. Бессмысленно и, в общем-то, бесполезно. Лучшее, что я мог сделать для Рей — это загрузить очередными проблемами. Работа, как водится, лечит. А нужная и реально полезная делает это в два раза быстрее.

С возрождённым аватаром-дракончиком больше всего пользы «богиня» сегодня могла принести в полевом госпитале, разбитом в захваченном лагере. Именно туда я её и отправил вместе с присланным из Пустограда магом-целителем. А затем, перепоручив Аршафу командование сводным отрядом пеших и конных, наведался в лагерь и сам.

Первым, кого увидел около входа в один из госпитальных шатров, оказался Рушпу́н.

Главный адепт секты моего имени стоял, опираясь на тот самый дрын с дыркой от едва не убившего его арбалетного болта.

— Великий! — вытянулся он при моём появлении, взяв дубину на караул.

— Вольно, — махнул я рукой. — Госпожу Рейну не видел?

— Светлейшая Рейна здесь, — кивнул он на полог шатра. — Исцеляет раненых.

— А ты?

— А я уже излечился и опять охраняю светлейшую. По вашему повелению, о, великий!

— Сказал же уже, хватит меня величать, — поморщился я. — Зови меня господин Краум.

— Понял, господин Краум. Больше не повторится, — отрапортовал проповедник.

Соврал, конечно.

Но я сделал вид, что поверил…

Рей, в самом деле, нашлась внутри, в компании городского целителя.

А ещё в шатре нашлись два десятка раненых, но, по всей видимости, уже выздоравливающих.

Полупрозрачный дракончик витал над головой у «богини». Заметив меня, он быстро юркнул назад в амулет.

— Привет, Дим, — кивнула мне Рейна. — Мы с мастером Лу́йтусом почти всё закончили. Тяжёлых случаев нет.

— Последний шатёр? — попробовал я угадать.

— Последний, где были тяжелораненые, мессир, — поклонился мне мастер Луйтус. — Помощь госпожи Рейны оказалась как нельзя кстати. Если бы не она, боюсь, человек пятнадцать точно б не выжили.

— С вашего позволения, я заберу её.

— Конечно, мессир. Не смею задерживать…

Когда мы с Рей вышли наружу, нас встретил всё тот же Рушпу́н.

— Вели… эээ… господин Краум, могу я спросить у вас и светлейшей Рейны?

— Спросить? Ну… спрашивай.

Проповедник смущённо прокашлялся, после чего снова взял свою сучковатую «палицу» на караул и торжественно произнёс:

— Господин Краум! Светлейшая! За последние несколько дней я дважды почти что умер, но оба раза мне возвращали жизнь, когда я того и не чаял. Первый раз в Горках, второй раз здесь. Первый раз вы, вели… господин Краум, позволили мне служить вам и подарили вот этот вот святой дрын, — ловко крутнул он в руках «подаренную» дубину. — Сегодня, когда совершилось второе чудо, я бы хотел попросить светлейшую…

На этом месте Рушпун внезапно замялся.

— Чтобы она подарила тебе ещё один символ веры? — продолжила, догадавшись, «богиня».

— О, да, светлейшая! Именно так, — просиял проповедник.

Мы с Рейной переглянулись.

Я еле заметно кивнул.

— Мне кажется, что святому дрыну не хватает стрелы, что пробила его, — проговорила задумчиво Рейна. — Но, я уверена, это всё поправимо. Ведь жизнь и смерть… они всегда идут рядом. Одно без другого не существует. Так же как день без ночи или мужчина без женщины… — она сунула руку себе за плечо, вытащила из закреплённого там туеска арбалетный болт и протянула Рушпуну. — Вот та стрела, что чуть не убила тебя. Держи.

— Святой дрын и святая стрела, — благоговейно произнёс проповедник, принимая подарок. — Защита и нападение. Единство и борьба противоположностей…

От последней сказанной фразы я чуть было не поперхнулся. Процитировать ненароком никому неизвестного в этом мире философа — это действительно… дорогого стоит.

— Спасибо, светлейшая! Спасибо, великий! Спасибо вам за эти подарки. Пока я живу, я буду носить их с собой, а когда мой путь завершится… пусть они упокоятся в ещё не построенном храме великого исцелителя…

— Он действительно верит во всю эту ерунду? — спросила «богиня», когда мы опять оседлали гнедую и пегую и выехали вместе из лагеря.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Но, думаю, что-то в этом всё-таки есть…

Пленных мы более-менее подсчитали лишь к концу дня. Их набралось около трёх с половиной тысяч. Практически столько же, сколько защитников Пустограда. Все — ополченцы, набранные в 3-й армейский корпус, в основном, из Риштага и Шаонара.

Риштаг, как мне объяснили, находился под патронажем магистра Луха, убитого мной, когда я спасал попавшую в его лапы Рейну. В Шаонаре (это я знал и раньше, едва ли не с первого дня моего попаданства) всем заправляли грудастая Астия и её брат Гидеон, которого мы прикончили возле Пустой горы.