Скорость. Назад в СССР (СИ) - Хлебов Адам. Страница 22

— Или ты сейчас все несешь на помойку, или я сам это сделаю, а ты уберешься из моего дома!

Я правда, не ожидал такой жесткости. Это была его месть. За утраченный «жигуленок». Черт. Как мне было тяжело осознавать, что мне мстит собственный отец. Это было невыносимо, но отправился исполнять его волю.

Если бы он дал мне время, то я мог бы обменять или продать свою коллекцию журналов и вполне приличную библиотеку автолюбителя. Но времени совсем не было.

Я с тяжелым сердцем заполнил оба мешка. Когда я их вытащил в коридор в надежде отговорить его выбрасывать все это богатство, он не дал мне ничего сказать

— Подожди, — он ушел в свою с мамой комнату и принес свои автомобильные справочники, — вот, это туда же. Неси на помойку и не вздумай, что нибудь прятать.

— Я один два мешка не донесу.

— Ничего, сделаешь две ходки.

Я потащил тяжеленный мешок на улицу. И оставил его у помещения откуда мусоровоз каждое утро забирал отходы. Отец молча наблюдал за этим,сложив руки на груди и стоя у окна.

Я был уверен, что такое добро не пролежит до утра.

Пока я ходил и спускал сворой мешок со своими любимыми журналами первый уже успел испариться.

Все произошедшее было настоящим ударом судьбы, который я решил встретить с достоинством.

Я был раздавлен, мне казалось, что отказ от мечты стать гонщиком был настоящей катастрофой.

Но всё, что нас не убивает, то нас не убивает. Я жив, мои близкие тоже. Я на свободе. А это главное. Я пытался себя этим утешить. Но легче на душе не становилось

Мои отношения с родителями были мне дороже журналов. Отец сделал все, чтобы моя жизнь не покатилась под откос.

Когда я вернулся и выглянул в окно, то увидел, как несколько мужиков дербанят мою коллекцию и чуть ли не деруться между собой.

Мама с сестрой уже вернулись и пили на кухне чай.

— Поговорили уже с папой?— да, поговорили.

— И что же он тебе сказал? — спросила мама.

— Сказал, что пора завязывать со всем этим: с машинами, с гонками.

Она видела, что мне это признание даётся тяжело.

— Ты дал ему слово?

— Я выбросил все книги и журналы по его просьбе. Мам, я не понимаю,как папа так может поступать?

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Ну он пытается избежать повторения этой ситуации с Москвичом в будущем, его можно понять.

— Я не про себя, а про него. Как так можно отказаться от дела всей жизни, от того, что очень любишь? Я понимаю, что все произошло из-за меня. Но нельзя же так прям по живому резать и себя наказывать.

— Не укоряй себя, что ни делается, все к лучшему.

— Но ведь можно же было начать всё с начала?

— Ты еще слишком молод, вырастешь, поймешь. Время пройдет, отец твой успокоится и смягчится. Может и начнет сначала.

Лично я сильно сомневался,в том, что он успокоится и начнет сначала. Но этого никто не знает.

Вообщем так вышло, что единственный, кто в семье меня поддержал и понял — это сестра Натаха.

Когда мы с ней остались одни на кухне она набросилась на меня с расспросами.

— Ну что там было? Ты на самом деле угнал у академиков гоночный «Москвич»? Я вообще не поверила, пока «папан» уехал на Жигулях,а вернулся пешкодралом.

Моя сестренка была мировой девчонкой, мы делились многим, что не могли рассказать друзьям а тем более родителям

Мы с Таткой большие друзья. Все детство держались вместе, сначала она меня опекала в школе от неприятностей, а потом, когда я вырос и нарастил на кости мяса, мы поменялись местами. Теперь наоборот — я опекал сестренку и не давал ее в обиду.

Она училась в Ленинграде на биофаке ЛГУ и приезжала на летние каникулы домой.

— Ага, чистая правда.

— Сумасшедший! Зачем ты это сделал? — она улыбнулась, обняла меня и чмокнула в щечку.

— Да вот, всё как в поговорке — дурная голова ногам покоя не дает. Видишь, что за ерунда вышла из-за того, что пытался каким-то левым пацанам доказать, что я крутой.

Я подробно рассказал о том, что произошло. Как мне отказали в месте механика, как я встретил Трубецкого не зная, кто это такой. Как я решил отомстить и прятался в ремонтном боксе ну и как завел и уехал, заблудился. Как за мной погнался гаишник, и как чуть не врезался в стоящие на аварийке машины на съезде на МКАДе.

— Я тебе вот, что скажу. Чтобы мама с папой не говорили, ты ни за что не расставайся с мечтой. Верь в нее, не сдавайся. Все получится.

— Ты мне предлагаешь нарушить слово, которое я дал отцу? Он же меня вытащил за шкирку из тюряги.

— Понимаешь, сейчас, когда все на взводе — это как открытая рана. А через полгода все уляжется, забудется. Они по-другому на всё смотреть будут. Слава Богу ты жив, а все остальное можно исправить.

Еще я ей рассказал про Щуку и все, что произошло. Не стал акцентировать внимание Татки на его интересе к Насте, просто сказал:

— Если этот Щука будет подкатывать на хромой козе к Насте пусть она его смело отшивает и звонит тут же мне.

— Кто, этот шибзя? Я тебя умоляю, она сама с этим малолеткой справится. Но спасибо, что предупредил. А по машинам не грусти, я точно знаю, что мой брат будет одним из лучших гонщиков СССР.

Как назло после всего, разговора с Таткой и всего, что произошло мне снился сон про гоночные соревнования. Я немного старше и выгляжу иначе, но я знаю, что это я. Все по-другому, словно дело происходит в будущем.

Вечер или ночь. Я крепко держусь за руль, ревет двигатель, нога выжимает педаль газа, которая уперлась в пол.

Потом вижу себя как будто со стороны.

Я несусь в нереально красивой машине с какими-то надписями с невероятной скоростью к финишной прямой, обгоняя других, как стоячих.

Дорога хорошо освещена. Я не видел раньше такого света.

Глянцевая краска машины зеркально отражает ослепительные вспышки.

Это один за другим мимо проносятся столбы, с подвешенными на них яркими фонарями.

Трибуны со зрителями, мелькнувшие слева моментально остаются где-то позади. А впереди человек размахивающий клетчатым черно-белым флагом, таким же как шахматная доска. Я проезжаю мимо него и начинаю тормозить. Я победил, я первый, душа полна восторга.

Когда машина останавливается, я вылезаю из салона, но не через дверь, а через окно. Потом снимаю шлем, встаю на пьедестал и смотрю в небо. Чувствую себя чемпионом. Это ни с чем не сравнимое ощущение.

Справа и слева от меня стоят двое моих друзей, нас поздравляют, нам приятно. Потом мне вручают огромную бутылку шампанского. Сначала я не понимаю, что с ней и я, как избалованный подросток, взбалтываю и начинаю поливать окружающих.

Я вижу десятки красивых лиц и великолепных автомобилей.

Все смеются и хотят попасть под брызги. Кроме одного человека в толпе. Он совсем не улыбается и сурово смотрит на меня. Это мой отец.

От этого холодного взгляда я проснулся. Прекрасный сон испарился, я вновь очутился в нашей московской квартире.

Отцовская фраза «никаких гребаных гонок!» никак не хотела ужиться в моей душе с только что испытанным чувством победы.

Мне предстояло сходить на автобазу Академии Наук, найти Трубецкого и рассказать о своем отказе от места в команде.

Я проснулся рано и вышел из дома, не позавтракав — решил прийти на автобазу к открытию смены.

Так мне не пришлось бы искать способы как проникнуть на территорию, ведь у меня по-прежнему не было телефона Трубецкого.

Утренняя прохлада, яркое м

осковское солнце и голубое небо настроили меня на положительный лад.

Несмотря на все проблемы и сложности последних дней я отправился в гараж Академии Наук в бодром расположении духа.

Поливальная машина, проезжающая по широкой улице 50-ти летия Октября снимала слой пыли, накопившийся за предыдущий день.

В брызгах воды, исходящей из форсунок тонкой стеной, отражались цвета радуги.

Люди спешили на работу, открывались магазины и газетные киоски, а городской транспорт: автобусы, трамваи и троллейбусы развозили москвичей и гостей столицы по своим делам.