Ртуть (ЛП) - Харт Калли. Страница 64
— Да, — сказал он. — Это было ближайшее место, где можно было тебя разместить.
— Почему все картины разорваны? — спросила я.
Напряжение, возникшее между нами, лопнуло, как слишком туго натянутая веревка.
— Потому что я их уничтожил, — категорично заявил он.
— Почему?
Он выдохнул и развернулся, чтобы уйти. Широкими, решительными шагами он направился к двери. И точно так же, как он это делал за ужином до того, как начался весь этот ад, он прошептал мне прямо на ухо. От его резкого тона, прозвучавшего так близко, я вздрогнула.
— Потому что иногда мой кулон не может уберечь от тьмы, которая подкрадывается ко мне.
Стиснув зубы, я крикнула ему вслед.
— В самом деле? И это все? Ты уходишь? В таком случае, я могу вернуться в свою комнату прямо сейчас!
Фишер остановился, опершись рукой о дверной косяк.
— Если только тебе не понадобится облегчиться, ты не встанешь с этой кровати, Оша. Но даже в этом случае ты пойдешь в ванную и сразу же вернешься в кровать. В твоих венах все еще есть следы яда. Тебе нужно отдохнуть, пока ты не исцелишься полностью.
— Я могу делать это в своей постели. — Но даже когда я сказала это вслух, в голове возник вопрос. А есть ли у меня здесь кровать? Место, которое я могу назвать своим? Комната, в которой я очнулась, была роскошнее, чем все, на что я могла рассчитывать в Серебряном городе, но перспектива делить спальню с Кэррионом не казалась мне привлекательной, особенно когда я чувствовала себя как дерьмо.
— Оставайся в этой постели, малышка Оша. — Приказ прозвучал мягко, почти по-доброму, но в нем чувствовалась категоричность, не оставляющая места для споров.
Я крепче сжала шелковистые черные простыни.
— Тогда, где ты собираешься спать? — Если он хоть на секунду подумал, что я буду делить с ним гребаную постель, то жестоко ошибался.
Должно быть, он понял, о чем я думаю, потому что ухмыльнулся, когда ответил.
— Я отправляюсь в Иннир на неделю. Там есть проблемы, требующие моего внимания.
— Иннир?
— Военный лагерь. По ту сторону гор. — Он кивнул в сторону окна. — Они служат барьером между этим местом и кровавой бойней на другой стороне.
— О. — Значит, я была права. Лагерь, который я представляла себе, когда впервые услышала о Калише, действительно существовал. Четыре тысячи футов зубчатых скал отделяли его от этого дома, но он был где-то там.
— К твоему сведению, я бы никогда не использовал болезнь как предлог, чтобы пробраться к тебе в постель, — сказал Фишер. Теперь его голос был еще ближе. Я почти чувствовала прикосновение его губ к моему уху. — У меня никогда не было проблем с получением приглашения.
Он был так уверен в себе. Его высокомерие зашкаливало.
— Ну, не рассчитывай на приглашение от меня, — огрызнулась я, подтягивая простыни еще выше, к подбородку.
Чтоб меня. Эта улыбка. Слегка приоткрытые губы, мелькнувшие острые клыки. Я должна была быть очень, очень осторожной с этой улыбкой. Она погубит меня, если я ей позволю.
— Мм. Ты права. Я не думаю, что ты пригласишь меня. Когда придет время, я думаю, ты будешь умолять…
Я яростно зарычала. Схватив ближайший предмет, который попался мне под руку, я швырнула подушку ему в голову. Слишком тяжелая, она шлепнулась на пол, не долетев до цели.
Смех Кингфишера разнесся по коридору, и он исчез, захлопнув за собой дверь спальни. Я отбросила простыни, намереваясь запустить в него чем-нибудь более существенным, но, когда я попыталась спустить ноги с кровати… ничего не произошло. Мои мышцы не сдвинулись ни на дюйм. Даже не пошевелились.
О боги, я была парализована. Что-то было не так. Целители… они… я не могла пошевелиться… о боги. О, нет, нет, нет…
Как только я прекратила попытки встать с кровати и попробовала согнуть ноги, мое тело повиновалось. Облегчение накатило на меня с такой силой, что я всхлипнула, прижав тыльную сторону ладони ко рту. Я могла шевелить ногами. Я просто не могла встать.
Я…
Стоп.
Нет.
Он этого не сделал.
Если только тебе не понадобится облегчиться, ты не встанешь с этой кровати, Оша. Но даже в этом случае ты пойдешь в ванную и сразу же вернешься в кровать.
Осознание тяжким грузом легло мне на сердце. Вот почему голос Фишера звучал так твердо, когда он велел мне оставаться в постели и отдыхать, — потому что это был приказ, данный через клятву, которая связывала меня с ним.
Я должна была остаться в его постели.
У меня не было выбора.
Пять дней.
Пять долгих долбаных дней. Я ела в постели Фишера. Спала в постели Фишера. Когда мне нужно было облегчиться, как изящно выразился Фишер, мое тело позволяло мне встать, но ноги сами несли меня к неприметной двери возле шкафа и позволяли войти в красивую белую мраморную ванную. Я могла сделать то, что мне было нужно, и вымыть руки, но как только я заканчивала, мои ноги возвращали меня в уютную тюрьму его кровати.
Я понятия не имела, что за магия сохраняла его простыни такими идеально прохладными и чистыми, но мне не потребовалось много времени, чтобы решить, что это что-то коварное и зловещее. Запах Фишера никогда не исчезал с черного шелка. Я чувствовала его — сложный аромат холодного зимнего леса — каждую секунду каждого часа каждого дня, пока он не стал буквально всем, о чем я могла думать.
Мне хотелось его убить.
И мне было так скучно, что я думала, что сойду с ума. Лишь присутствие Оникса спасало меня. Лисенок появился вскоре после ухода Кингфишера и с тех пор почти все время оставался со мной. Он свернулся калачиком рядом и спал. Он издавал причудливые звуки, похожие на смех, когда я гладила его или почесывала шею. Три-четыре раза в день он спрыгивал с кровати и выскальзывал из комнаты, приоткрывая дверь носом, предположительно направляясь на улицу, чтобы сделать свои дела или поохотиться. Однако он всегда возвращался.
Всякий раз, когда огненные эльфы приносили мне еду, я умоляла их позвать Фишера, но они лишь смущенно пожимали плечами и говорили, что он еще не вернулся. После обеда ко мне обязательно приходила Те Лена, целительница-фея с красивой бронзовой кожей и самыми завораживающими янтарными глазами. Она клала руки мне на живот и «читала мою кровь». Я понятия не имела, что это значит, но она действительно что-то делала. По моим венам пробегала дрожь, не вызывая неприятных ощущений, и тело слегка гудело. Она виновато улыбалась мне и говорила:
— Еще нет, — а затем давала мне новую книгу для чтения. На четвертый день ее улыбка стала ярче. Более оптимистичной. — Еще один день, — сказала она.
— Но я чувствую себя прекрасно! — С тех пор как Фишер отправился в лагерь, я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пробежать половину Зилварена, даже не вспотев, но ни с кем из моих посетителей, и в первую очередь с Те Леной, мне не удалось договориться.
— Даже если бы я хотела освободить тебя от его приказа, я бы не смогла. Клятва знает, что ты еще не полностью восстановилась, поэтому не позволит тебе выйти из этой комнаты. — Она ободряюще сжала мое плечо. — Но осталось недолго. В твоем организме так мало яда, что я едва могу его обнаружить. Всего двадцать четыре часа.
В последний день моего заключения Кэррион принес мне завтрак вместо одного из огненных эльфов. Он приходил и раньше, но так вывел меня из себя своим присутствием и вопросами, что я накричала на него и прогнала. После этого он больше не появлялся. До сих пор. Он ухмыльнулся поверх подноса, который опустил мне на колени, с озорным блеском в глазах.
— Ты выглядишь взбешенной, — сказал он.
Это не было преуменьшением века. Это было недосказанностью целой эпохи.
— Я в бешенстве.
Кэррион прыгнул на кровать и растянулся рядом со мной. Это пробудило Оникса от дремоты, он зарычал, оскалив зубы на самого разыскиваемого человека Зилварена, прижав уши к голове, но Кэррион просто проигнорировал его. Он фыркнул, взбивая подушки Фишера, устраиваясь поудобнее.