Карты нарративной практики. Введение в нарративную терапию - Уайт Майкл. Страница 36

Томас: Ну да, это должно о чем-то говорить, но я не понимаю, что именно это значило. Может быть, она с уважением относилась к тому, что каждая жизнь по-своему уникальна и что в каждой жизни есть что-то, что можно ценить. Мне надо об этом ещё подумать, чтобы найти правильные слова.

После этого я продолжил беседу, направленную на восстановление участия, и задал вопросы, которые помогли Томасу вновь вспомнить и пересказать, что именно мама внесла в его жизнь.

М.: Она пригласила вас участвовать, она сделала так, что вы участвовали в каждом шаге, каждом этапе этого ритуала... детей редко приглашают поучаствовать таким образом.

Томас: Да, вот так я это помню.

М.: Как вам кажется, что это значило для того маленького мальчика, которым вы тогда были? Что это могло внести в его жизнь?

Томас: Ещё раз, пожалуйста.

М.: Понимаете ли вы, что именно участие в ритуале похорон собаки могло тогда внести в вашу жизнь?

Томас: Ну, я могу только гадать сейчас, но, наверное, я почувствовал такую теплоту внутри, почувствовал себя важным, будто я был уже достаточно взрослым, чтобы с этим справится. Как будто я чего-то стоил.

М.: Ещё вы сказали, что мама то и дело во время этого ритуала держала вас за руку.

Томас: Ну да, я уверен, что так она и делала.

М.: Как вам кажется, как это затронуло жизнь того маленького мальчика, которым вы были?

Томас (плачет): Единственное, о чем я сейчас могу подумать, — это то, что я из-за этого почувствовал себя живым. Сейчас только так могу подумать. Может быть, потом найду какие-то другие слова.

Следующий набор вопросов побудил Томаса взглянуть на себя глазами его матери, представить, каким она его видела.

М.: Как бы вы могли объяснить то, что вы оказались приглашены поучаствовать в чем-то, до чего детей часто не допускают?

Томас: Не знаю, как на это ответить.

М.: Она включила вас в этот ритуал... о чем это может сказать нам? Что она в вас уважала?

Томас: Ну, что я был ребёнком, на которого можно положиться, на которого можно рассчитывать. Может быть, так и было. Знаете, я был таким ребёнком, что можно было быть уверенным, что я справлюсь с этим. Во мне было что-то такое... крепкое.

М.: Крепкое?

Томас: Ага. Ну, я был ребёнком, которого не надо от всего этого защищать, отгораживать, я так думаю. Но это всё совершенно для меня непривычно, мне об этом надо ещё подумать.

М.: Хорошо. Можно я другой вопрос задам?

Томас: Конечно, конечно. Пока вам не нужно от меня много ответов, пока нормально, что у меня их нет, — пожалуйста.

М.: Как вы понимаете прикосновение руки вашей матери тогда? Что это говорит вам о том, что она в вас ценила?

Томас: Что со мной в этот момент было рядом хорошо находиться? Ну да, со мной было хорошо. Быть со мной — значило быть в хорошей компании. Даже когда я был маленький. И ещё, может быть, потому что, хотя я и был маленький, я понимал, что она делает.

М.: А потом вы сидели на краю канавки, и она смотрела на вас и плакала. Как вы думаете, что она в вас в этот момент видела?

Томас (в слезах): Я не знаю. Может быть, проявление духа во мне? (Тут у него перехватило горло; жестами показывает, что не может говорить и что нужен тайм-аут.)

М. (после перерыва): Вы рассказывали о том, что именно ваша мама могла в вас ценить. Нормально будет, если мы вернёмся на шаг или два назад, и я задам ещё пару вопросов о том, что она внесла в вашу жизнь? Когда это станет яснее, у нас появится более надёжное основание, чтобы выяснить, что же она в вас ценила.

Томас: Конечно, конечно, давайте.

После этого я задал вопросы, которые могли помочь Томасу припомнить и рассказать, что он внёс в жизнь своей матери.

М.: Вы откликнулись на то, что она включила вас в этот ритуал, вы присоединялись к ней на каждом шагу, пока хоронили собаку.

Томас: Да, конечно, можно так сказать, да.

М.: Как вам кажется, каково было вашей маме тогда знать и чувствовать, что вы её сопровождали? Каково ей было тогда оттого, что вы были с ней вместе в этот момент?

Томас: Какие вы вопросы задаёте... огромные. Может быть, она чувствовала себя увереннее, как будто она была защищённой, как будто она была не одна. И я пытаюсь найти слово, есть специальное слово...

М.: Ну, у нас есть время...

Томас: Да вертится на языке... черт... Солидарность, вот! Наверное, это дало ей чувство солидарности.

М.: Солидарности?

Томас: Ну да, может быть, это ей дало чувство солидарности. В том, что она не одна заботилась о том, о чем многие люди вокруг не заботятся. О том, на что многим людям вокруг наплевать.

М.: И как вам кажется, каково это было для неё, что она могла подержаться за руку маленького мальчика в это время? Как, на ваш взгляд, это могло коснуться её, затронуть её?

Томас (плачет): Такое тёплое чувство!

М.: Тёплое чувство. То есть вы принесли тепло в её жизнь.

Томас: Я так думаю, да, может быть.

М.: Есть какие-нибудь другие догадки, каким образом ваше присутствие повлияло на то, как ваша мама переживала это событие (по сравнению с тем, если бы вас там не было)?

Томас: Да, я понимаю, но я хотел бы сейчас не отвечать на этот вопрос, если можно, а просто посидеть и... потому что очень многое во мне сейчас происходит.

М.: Да, да, хорошо. Конечно.

Последние вопросы были предназначены для того, чтобы помочь Томасу насыщенно описать влияние их с мамой взаимоотношений на то, как мама Томаса воспринимала себя и суть своей жизни.

М.: Когда вы вот таким образом присоединились к ней в ритуале похорон собаки, как, по вашему мнению, это могло повлиять на то, что она считала важным в жизни? Это укрепляло то, во что она верила, то, что считала важным и ценным? Или, может, это было вообще неважным для неё и никак не связано с тем, что она ценила в жизни?

Томас: Нет-нет, я считаю, что это как раз поддержало то, что она ценила в жизни.

М.: То есть это укрепляло то, что она ценила.

Томас: Да. Я только сейчас начинаю понимать, что она ценила, что она была готова отстаивать. Или даже...

М.: Понимаю.

Томас: Слушайте, я вот никогда бы этого не узнал, не догадался бы даже об этом, но может быть, некоторые вещи моя мама отстаивала очень страстно, они на самом деле были для неё очень важны.

М.: И ваш отклик это укреплял, поддерживал... Или как бы вы это назвали? Оправдывал, подтверждал, подкреплял...

Томас: Да, все вот эти слова.

М.: Ваша мама держала своего маленького сына за руку после того, как пожелала доброго пути духу собаки. Как вам кажется, как это могло повлиять на то, что она чувствовала как мать?

Томас: Ну, я точно не знаю, и мне хочется сказать, что она могла чувствовать гордость, но я не уверен.

В течение нескольких встреч мы снова и снова возвращались к исходным вопросам. В ходе этих разговоров Томас всё более убеждался в том, что истоки знакомства с чувством признания можно было обнаружить в его отношениях с матерью. У него сформировалось гораздо более мощное понимание того, что они внесли в жизни друг друга, как они повлияли на то, как каждый из них воспринимал себя. Это оказало очень глубокий положительный эффект на переживание Томасом самоценности. Когда он начал ценить тот вклад, который он, будучи шестилетним мальчиком, внёс в жизнь своей матери, это в существенной степени воскресило его ощущение способности влиять на собственную жизнь и растворило его представление о себе как о пассивной жертве обстоятельств.

Эти беседы, направленные на восстановление участия, также привели к тому, что Томас вновь вступил в контакт с теми ценностями, смыслами и принципами, которые, как он убедился, объединяли его с матерью. По мере того как эта связь становилась более насыщенно описанной (за счёт определённых «археологических исследований», раскопок в его родительской семье), у него сформировалась способность вызывать чувство присутствия матери в своей жизни, и это очень сильно поддерживало его. Это было противоядием по отношению к чувствам опустошённости, никчёмности и отчаяния, которые захватывали его жизнь в течение столь долгого периода времени. Именно в контексте этих бесед Томас внезапно осознал некие новые возможности, замаячившие на горизонте его жизни. Через некоторое время он стал реализовывать эти возможности. Он также познакомился с тётушкой, которая была троюродной сестрой его матери и с которой его мать дружила в молодости. Томас испытал восторг, глубокое чувство радости, выстраивая отношения с тётушкой, и семья тётушки взяла его к себе.