Противостояние - Кожанов Семен. Страница 19

— И литровый заварник чая! — дополнил заказ Круглый.

— Извините, но у нас украинский чай закончился, остался только дорогой армянский, — оглядевшись по сторонам, тихим голосом произнес официант.

— Отлично, так даже лучше. Сразу же давай счет! — ухмыльнулся Круглый.

— Зачем нам чай? — спросил Левченко. — Я же сок всем заказал.

— Ну, так, затем и чай! — рассмеявшись, ответил Круглый.

— Здесь в чайных заварниках подают коньяк, — объяснил Иванов, и, повернувшись к Круглому, упрекнул его: — Зря ты заказал армянский чай. Они и за наш в три шкуры дерут, а литр армянского, выйдет, чуть ли не в полтыщи!

— Ничего, — пренебрежительно взмахнул рукой Круглый. — Я за всех плачу, деньги есть. Добычу знатную взял!

— Все приметное выкинь, оставьте только деньги, — жестко произнес Степан. — Не дай бог спалимся.

— Ты, чего? — удивленно спросил Круглый. — Чего нам бояться этих титушек? Мы же на Майдане, здесь нам ничего не грозит!

— Слушай, давно хотел спросить, а почему их называют титушки? — спросил Степан, когда ушла официантка, расставившая на столе салаты, сок… и чай. — А, то все: титушки, да титушки. А, почему их так называют, я не знаю.

— А сам как думаешь?

— Ну, наверное, от соединения двух слов: тi и тушки, — предположил Степан, глядя как Иванов разливает чай по кружкам.

— Ничего подобного. Уфф! Зараза, водкой они его, что ли бодяжат? — опрокинув в себя полную кружку чай, закашлялся Круглый.

Действительно коньяк оказался крепкий, отдающий спиртовым настоем. Скорее всего, это был не коньяк, а разведенный и подкрашенный спирт.

— Титушки. Это титушки! — глубокомысленно заявил Круглый, закусывая чай колбасой. — Титушки — это собирательный термин, возникший в мае 2013 года. Придумали его для именования молодых людей, негласно используемых в политических целях в качестве наёмников для организации силовых провокаций, потасовок, иных акций с применением физической силы. Ну, а в последнее время, наши, в смысле, оппозиционные СМИ, этот термин стали использовать для именования совокупности всех выступающих в поддержку Януковича и его прихвостней. Понял?

— Нет, не понял, — засмеявшись, ответил Степан. — Зачем и как их используют, я и так знаю, но почему их называют титушки?

— А, ну да, — опрокинув в себя второй стакан, захмелев, произнес Круглый. — Сейчас, подожди дай вспомню. Ага, вспомнил: термин «титушки» происходит от фамилии спортсмена из Белой Церкви Вадима Сергеевича Титу́шко, который 18 мая 2013 года в Киеве участвовал в потасовках против оппозиции и напал на журналистов Ольгу Сницарчук и Владислава Соделя. Нападение было заснято фотокорреспондентами, что и послужило основным доказательством его вины в суде. Вадик Титушко был осуждён и получил тюремный срок 3 года, но наказание было заменено на 2 года условно. Адвокаты Вадима Титушко хотели запретить слово «титушки», но у них ничего не вышло. И слово закрепилось в языковом обороте с негативным смыслом. Провокаторы (в том числе спортсмены) используются для показательных силовых акций различными политическими силами, при этом и представители провластных кругов, и инициаторы массовых уличных протестов применяют термин «титушки» по отношению к своим оппонентам. Понял? Мы их называем титушками, и они нас называют титушками. Надо было Вадику Титушко, не щелкать клювом и свою фамилию запатентовать, а потом купоны стричь, за использование авторских прав.

— Я так понимаю, что титушки — это синоним слову враги? — подвел итог разговора Степан.

— Ф точку! — Круглый совсем «поплыл». — Парни, я как вырублюсь, вы уж меня не бросайте и доне…

Договорить Круглый не успел, бурда под названием армянский чай взяла верх над молодым организмом, и он упал лицом в тарелку с салатом.

— Бобик, сдох! — разливая остатки чая по кружкам, философски заметил Иванов. — Ну и что будем делать? Ты, же понимаешь, что после того, что мы натворили, нас будут искать.

— Прекрасно понимаю. Надо переходить в какую-нибудь сотню, по-активнее. Чтобы поближе к баррикадам, там нас точно искать не будут, да и балаклавы там не принято снимать, так, что как-нибудь спрячемся.

— Да, но там можно нарваться на дубинки «Беркута». Отобьют все почки на фиг и что, потом делать? Ссать кровью?

— А, ты, что предлагаешь?

— Не знаю, может быть действительно перейти в другой отряд, но так чтобы поспокойней, а? Поговори с Борисом Иванежем, может он нас к себе возьмет?

— Можно и поговорить, — согласился Степан, тем более, что он сам и собирался так и сделать. — Вот только сомневаюсь, что для нас троих, что-нибудь найдется.

— Это, да, — кивнул головой, в знак согласия Иванов, — с нашим сотником, нас за трусов последних держат: ни разу еще не бились против мусоров. Революция закончиться, а мы так и останемся на задних рядах. Вот засветиться бы перед старшими командирами или другими сотниками, или найти спонсора и создать собственную сотню! А?

— Собственную сотню?! — удивленно, переспросил Левченко. — А, что так можно? Просто, взять и создать собственный отряд?

— Ну, не совсем так. Надо, чтобы на тебя обратили внимание, поставили на довольствие, чтобы люди к тебе захотели идти или чтобы приемные пункты, направляли добровольцев в твой отряд. А, что, может и правда замутим собственную сотню? Ты — парень боевой и башковитый, вон как лихо махешься! — Иванов, аж привстал от нетерпения. — Нам бы только проявить себя!

— Так, давай расскажем всем, как мы титушек отмудохали! Считай нас было трое, а их семеро или шестеро. Ну, в общем, больше чем нас!

— Ты, что?! — резко перешел на шепот Иванов. — Не смей никому об этом говорить.

— Почему? — Степан очень сильно удивился такой резкой реакции товарища. — Титушки, они же, это… враги!

— А, ты уверен, что титушки были настоящие?

— Не понял, — Левченко даже замотал головой в разные стороны, чтобы в ней хоть чуть-чуть прояснилось. — Как это: титушки не настоящие? А кто они тогда такие?

— Огонь революции надо постоянно поддерживать! — глубокомысленно изрек Иванов, чем совсем запутал Степана. — Иначе он погаснет или станет таким тихим, что перестанет обжигать человеческие судьбы и души.

— ЧЕГО?! Какие нах души? Упился, что ли совсем в конец?

— Такие души! Ты, что думаешь, стояло бы здесь столько людей, если бы их постоянно не разогревали разговорами о разных негодяях, которые только спят и видят, как бы их всех извести, — заплетающийся язык и отчаянная жестикуляция, говорили о том, что Иванов перебрал свою меру. — А, ты уверен, что те титушки, которые на нас напали пару часов назад не с Майдана? А никогда ты не задавался себе вопросом: почему каждый раз, когда народ «остывает», ему подкидывают новую кость — то журналистку изобьют, то активиста, какого-нибудь автоМайдана, то выступает перебежчик с той стороны, который каяться в своих грехах. Они нами мани….манипу….манипулируют!

— Кто, они?

— Ик! — все, что успел изречь Иванов, перед тем как упасть лицом на стол.

Степан задумчиво оглядел натюрморт на столе, виде двух товарищей, лежащих лицами в тарелках с салатом. Оставлять парней здесь не хотелось, а как дотащить до палатки одновременно двоих, он не знал. В голове стоял туман и гул — разведенный спирт, не самый лучший напиток для здоровья.

Неожиданно в кафе повисла тишина, еще несколько минут назад царил монотонный и привычный шум заведения общепита и вдруг звенящая, пугающая тишина. Левченко поднял глаза и увидел, что в кафе вошли несколько парней из «самообороны Майдана».

Патруль.

Ищут пьяных и дебоширов. Степан особо не боялся, ну прицепятся, почитают морали… и все! Может еще, даже помогут донести этих двух слабаков до палатки! Левченко продолжил ковыряться в мясной нарезке, выискивая наиболее вкусные кусочки.

— Гей, хлопче! Чого сидымо, кого чикаемо? Хутко встав, та пийшов за намы, — нависнув неприступной глыбой, произнес усатый дядька преклонных лет, с густыми казацкими усами.

— Дядьку, ты чего ко мне цепляешься? — отмахнулся Степан. — Видишь, я ужинаю.