Белая ворона (СИ) - Вран Карина. Страница 32
Несколькими часами ранее.
— А ты уверен, что успеешь?
— Так мы заранее все подготовим.
— С чего начнем?
— Для начала надо раздобыть нитки. И иголку. И я даже не знаю, где мы их возьмем…
— Не вопрос. Мама всегда берет набор для вышивания.
— И ты еще здесь?
— Бегу уже. Тиран…
Про тирана — это я уже в движении и под нос бурчу. Взаимопонимание у нас с Ли Чжуном возникло полное. Он подхватывал мои мысли, добавлял свои идеи, и вместе складывался полный фэншуй.
Пока я бегала за маминым набором, брательник-подельник раздобыл пару запасных подушек. Он-то здесь в сознательном возрасте уже отирался, знает больше меня.
— Готово. Ножнички тоже взяла.
— А ты шить умеешь? — он трет затылок. — А то я — не.
В четыре руки делаем необходимое. Он дырявит, я втыкаю и прошиваю. Разнообразные занятия не прошли даром — мелкая моторика ощутимо лучше, чем когда я флаг на замковую башню вышивала с маминой помощью.
Концы он привязывает к столу, что стоит возле окна.
Оцените инженерную мысль: никто из нас не хочет кидать подушки во двор. Это заметно, на темных-то дорожках. Вдруг кто пойдет? А в доме есть совмещенный санузел, которым стараются пользоваться для омовений. И другое помещение с дырой в полу, вход в него со двора. Кто-то попрется в ночи, а там мои художества лежат во всей красе. Влетит по первое число, причем не мне, а честному брату. Ведь это он в той же комнате обитает, что и братцы-кролики.
С выбранной Чжуном длиной нити подушки будут болтаться сантиметрах в десяти от земли. Был риск, что привязку обнаружат мелкие родственнички. Раньше времени заметят, поднимут бучу и снова влетит кому? Ли Чжуну.
— Этот брат примет наказание, — гордо задранный подбородок. — Если потребуется. Но они ужасно невнимательные. Не стоит напрасно переживать.
— Ладно. Ты их знаешь дольше. Так, а как здесь открывается?
Окна у нас в комнатах оказались разной конструкции. Чжун, как коренной житель, явно шарил в устройстве дома. И как смог, мне втолковал. Этот дом стар настолько, что раньше тут стояли не деревянные рамы со стеклом, а резные окна с рисовой бумагой.
В этом помещении было горизонтальное окно. Узорчатое. Четыре повторяемых яблоневых лепестка. Эту красоту сохранили, дали ей новую жизнь, сбив с деревянной рамой стеклянного окна. Но пришлось мудрить с открыванием. Оно нынче осуществлялось вручную, исключительно наружу и снизу. Для фиксации в открытом положении вставлялся брусок.
Такое себе решение, но узор крестовидного яблоневого цветка действительно красивый. Мне бы тоже было жалко его просто так демонтировать. А как в лунную ночь тут, наверное, атмосферно…
Тан, как сказал мой знающий братец, в названии яблони, созвучно с тан, которое — дом. Так что кроме эстетики, тут еще и благоприятное пожелание. Потрогала на удачу окошко: нам тоже благоприятное пожелание не помешало бы этой ночью.
Всё, на этом подготовительные работы в мальчишеской спальне завершены. Чжун тоже лег спать пораньше. Мол, с дороги устал.
Уснул на самом деле или притворялся, не важно. Первый же вопль братцев-кроликов и мертвого бы поднял, не то, что честного брата Чжуна.
Эта парочка порскнула из комнаты, как букашки от карающего тапка. Брательник-подельник быстренько открыл окно, сдернул с кровати и отправил «проветриваться» на улицу подушки с когтистой живописью. Из-под своего одеяла вытащил заготовленные сменные подушки в обычных наволочках.
Операция «подмена» заняла совсем немного времени. Он даже успел выскользнуть из комнаты до появления рядом всполошенных детским ором родственников.
Почему, спросите вы, при наличии в комнате шкафа, мы не задействовали его?
— А если в шкаф? — это я, на этапе формирования пакости.
— Смотри, я одна из их мам, — Чжун делает вид, что вбегает в комнату. — Ах, малыш, тут был зверь? Давай поищем это страшное чудовище!
И распахивает шкаф.
— А нитки не заметят? Хотя… Стена белая, нитки мы тоже взяли белые.
— Пока все сюда побегут, я постараюсь тихонечко выйти во двор. И обрезать с той стороны концы. Молодец, что принесла ножнички. Подушки спрячу за деревом. До утра, а там уже снимем наволочки, вернем подушки на место взятых. А то, что нитки какие-то болтаются — мало ли? Играли во что-то.
— И постирать бы от моих художеств.
— Это уже женское дело.
И не поспоришь, не обвинишь в шовинизме. Хотя бы потому, что это честно: кто испортил вещь, тот ее и чинит, приводит в порядок.
— Ты сильно рискуешь, Чжун.
Этот храбрый оболтус принимает пафосную позу.
— Даже если я обращусь в камень, принимая наказание, я не выдам тебя, умная младшая сестра.
— Ай-йё… — накрываю моську ладонью.
Китайские междометия, когда не можешь подобрать литературных слов, очень емкие. Стоит перенять и взять на постоянное вооружение.
А дальше мы расходимся. Вижу Чжуна уже в коридоре, в сутолоке. Он сначала стоит возле стеночки, а затем аккуратненько, вдоль этой самой стеночки, проскальзывает на выход.
Реально — красавелло этот мой братан. Он еще и вернуться успел до того, как все спонтанное сборище рассосалось по комнатам.
— Мамочка, спать? — тру глазки.
Вид — святая невинность.
Интересно, Бинбин на фоне эмоциональной встряски зашуршит пакетиком? Заесть стресс — это же так правильно.
Мама успевает донести меня до комнаты, начать укладывать баиньки. Когда она подтыкает одеяло, ночную тишину снова разрывает крик. На этот раз девчачий.
— Ай, — говорю.
«Ай, какая я молодец», — заканчиваю мысленно.
— Да что тут такое творится сегодня! — восклицает моя (обычно) выдержанная родительница.
Тяну ручонки, мне же страшно оставаться одной в доме, где то и дело орут. Ор тем временем переходит в поскуливание…
Выбегаем: бежит мама, я в качестве груза.
— Там сестра Бинбин! — тревоги в голос побольше, побольше.
В комнате сестры горит ночник. Она совсем недалеко от нас спит. Наверное, еще и поэтому ей поручили приглядывать за младшей (мной). Ночник — это она зря, конечно. Перевернула его на бок сеструня, а он продолжает гореть. Ударопрочный, значит.
На миг даже жалко становится родственницу.
Гляжу во все глаза: где, где компромат? Нахожу среди разлетевшихся по всей комнате мини-упаковочек с кусочками сладкой картошки.
— Сестра! — показываю, что меня надо отпустить.
Ведь старшую надо утешить, верно? Ага, заодно пнуть свекольный корешок, запулить его под шкаф. Где он до следующей генеральной уборки пролежит.
А теперь можно погладить сестричку по волосам.
— Что стряслось? Почему ты кричала? Что тебя испугало?
Сияющую жемчужину засыпают вопросами взрослые, моя мать в том числе. Сестра-песец уже не подвывает, трясется, обхватив себя руками и спрятав лицо в коленях.
«Ты бы еще хвостом накрылась», — морщусь.
На самом деле становится неловко от масштабов содеянного. Так что я хорохорюсь, мне ж нельзя вид подать, что я как-то причастна.
— М-мышь, — стучат зубы. — И еще м-мышь.
Палец тычет в сторону источника света. Туда, конечно, ломятся с проверкой.
— А-ах!
Ну да, дар природы. Мама говорила, тут неподалеку есть старый храм. И при нем давно закрытое, нерабочее помещение. Там поселились летучие мыши. Как одну занесло к нам во двор — непонятно. Но я нашла ее уже мертвой. И такие у нее удобные коготочки, знаете ли! Так удачно получилось разместить внутри плафона прикроватного светильника. При свете дня совершенно незаметно, но стоит в темноте включить ночник…
Малышку Бинбин пробивает на поток слез и слов. Она с надрывом в голосе повествует, как хотела взять сладость, а достала мышь за длинный хвост. Испугалась, бросила, затем включила свет, чтобы прогнать, а там… Бедненькую жалеют все. Прабабушка приносит ей соевого молочка, родители забирают спать к себе в комнату.