Я вернусь к тебе, милая! - Елисеева Алиса. Страница 8

И всё молчком, ни слова, ни полслова.

Как машина, а не человек.

Определили меня в шикарную палату. Мама в шикарном халате одноразовом белом с рисуночком центра. И меня повели на МТР, КТ, УЗИ сердца… всё по разным кабинетам. Укол какой-то в вену делали… Заснула, едва добралась до высокой кровати. Дали даже кислорода перед сном подышать и шиповника выпить. Ужин пропустила, но сил есть совершенно не было, и пирожки мамины я выбросила, испортятся.

Через три дня огорошили – опухоль в паращитовидной железе, сердце пострадало, нужна операция в другом центре.

А мама с Ильей уже уехали. Я звоню, говорю – кажется у меня правда другой диагноз, мама. Кажется, меня ждет совсем другой исход…

А сама испугалась слова «опухоль» так, что захотелось позвонить Вадиму Николаевичу и заплакать: «Это еще хуже!»

Я стала петь потихоньку:

«Ночью ехал я, был туман стеной,

А я давил на газ, словно сам не свой.

И я летел к тебе, что бы сказать: "Прощай".

Закипела кровь – ты уж не серчай.

И увидев свет за двенадцать верст,

Свет в твоей избе и мотор понес.

Как красивый конь, обгоняя грусть,

Но ты же знала, что я всё равно вернусь»…

(Стихи из песни группы «9 район» Алексея Никитина)

Позвонила я Вадиму Дашко Николаевичу.

А он обрадовался:

– Так я и думал, Мирослава! Так и думал! Чуял с чем связано! Нашли, значит? Ну и славно! Сейчас кусь – и не будет опухоли, только ты пока не бегай, не прыгай. Потом еще годик, другой и всё в норму придет. Позвоню, отблагодарю Виктора Аристарховича, профессора моего. Вот не рассказал бы мне про случай подобный, я бы тебя залечил! Всё, направят дальше они уж сами! Я жду обратно под наблюдение. Эх, интересный случай какой достался, Мирослава. Если бы не дистрофия твоя, и быстрый набор веса, я бы не смекнул. Сопровождающий будет! Договорюсь с врачом одним, по Москве тебя довезет.

Матери я позвонила и новую больницу с адресом прислала. Там всё еще лучше. То была одна, а тут две женщины, да такие милые… Сразу познакомились и заулыбались. Стали расспрашивать, откуда, кто такая, с чем положили…

Операция моя прошла успешно. Только я не заметила, как она прошла. Спала и спала, не могла глаза открыть. Потом почувствовала, что душит меня кто-то. Такая тяжесть на шее и пить хочется.

Приоткрыла глаза – Илья рядом сидит душитель-мучитель. Смотрит своими темными глазами. Молчит.

Мне стало так обидно. Я чуть не заплакала. Но попыталась прошептать слово «уходи».

– Мира, молчи. Молчи. Ничего нельзя говорить. Дать тебе воды? Не кивай. Я дам. Он поднялся, огромный такой, весь свет заслонил великан.

Меня тут всё жутко стало бесить. Хотелось плюнуть на него и прекратить всю эту его показуху.

Он мне что-то железное к губам прислонил, и вода полилась на пересохший язык и губы. Салфеточкой вытер.

– Еще ложку можно!

И снова холодная ложка, снова вода.

– Больше нельзя. Улыбнись, это же самый счастливый день в твоей жизни. Так и есть! – говорит Илья наклонившись.

Его силуэт расплывался.

– Мира не плачь. Скоро это закончится, и ты станешь здоровой девушкой.

Что это он делает? Целует меня в лоб?

– Потерпи, Мира, осталось совсем немного потерпеть…

Я взгляд отвела и глаза закрыла. Чувствую, как он слёзы мне, еле касаясь, сухой салфеткой вытирает.

– Очень хорошо, что ты в себя пришла. Я волновался, – шепчет.

Почувствовала, как стало холодно. Начала дрожать и снова заснула.

А когда глаза открыла, была уже ночь, темно. Пошевелилась, почувствовала, что мою руку кто-то держит.

Илья.

Спит, привалившись к кровати.

Улегся.

Как стул под ним не развалился! А если бы грохнулся ночью?

Горло стянуто.

Я подняла руку и потрогала повязку.

А потом попыталась присесть.

У меня не получилось. Шея так затекла, что я застонала. В палате одна, никого больше.

Ох, как же мне хотелось, чтобы вместо Ильи была мамочка. А где мамочка? Он не привез её? А почему? Мы же перед операцией все решили. Они должны были вместе ехать…

Надо постараться встать. Как я его позову: «Илюша, дорогой, мне в туалет хочется? Дай попить?»

Как же я неловко себя чувствую! Очнуться в палате с совершенно чужим мне парнем. Мало того, с ненавистным. И я не надеюсь, что мы сможем с ним хотя бы немного подружиться.

Спит, сопит. Бессовестный. Ну что же делать?…

Руку у него из руки вынимаю, а он проснулся, задышал тяжело так. Наверное, не понял, где находится.

– Мира, как ты? Я понял, в туалет. Я сейчас приду, потерпи. Не вставай пока…

Ушел в коридорчик, свет там включил. У меня изголовье приподнято, всё вижу, что делает. Оказалось, палата на одного с туалетом вместе.

Опять подходит. Я еле слышно шепчу:

– Сама.

– Ты осторожно, сказали можно тебе вставать, я помогу. Обхвати меня руками, я тебя поставлю и пойдем.

Хотела головой помотать, опять ему шепчу, голос сиплый:

– Где мама?

– Мама вирус подхватила, еще, когда тебя отвезли, на обратном пути она приболела. Я ее не повез. Сказали, ты три дня тут будешь, если все хорошо. Уже один день прошел. Вернемся, она уже вылечится. Давай, помогу.

– Позови кого-нибудь.

– Я тебя только донесу. Дальше сама. Тебе можно вставать уже. И пить можно.

Он берет меня под плечи, и шею с обратной стороны придерживает. Больновато, но я держусь.

Донес до яркого света и осторожно на ноги ставит. Чувствую, прямо на тапочки попала.

– Держись.

Я потихоньку встала и схватилась не за него, а за дверной косяк. Хочется сглотнуть, а боюсь. Проводил и вышел, дверь прикрыл, потом плотнее закрыл и говорит:

– Зови, если что, не стесняйся.

Сердце колотится, просто ужас. Воду включила, глянула на себя, глаза блестят, губы алые… весь подбородок желтый какой-то…даже уши.

Вышла и ведет меня, как маленькую.

Думаю, ну и к черту всё, пусть ухаживает, раз некому. Раз так – пусть тоже мучается от чувства вины.

***

Утром проснулась от яркого света и пения птиц за окном, проветривается палата.

Голос Ильи доносился издалека, с коридора. Похоже, он с кем-то говорит. Я потянулась и взяла стакан воды, глоток прошел, ничего такого сильно болезненного нет, только сухо еще там, в горлышке.

– Не плачь. Слышишь?

Подруге, видно, звонит. Ревнивая подруга, а он тут со мной мучается. Я облизнула губы и представила, что сейчас чувствует его девушка или невеста. Уехал куда-то в Москву, неизвестно что делает. Да он вынужден, обещал брату. Виноват, и кается.

– Я тебя люблю, мам. Не слушай никого, не было такого. Это все неправда! Ты же меня знаешь! Я разберусь, мам, не плачь. Она хорошо себя чувствует. Только не говори всем подряд. Уехал на курсы … массажа какого-нибудь, и всё.

Подслушивать нехорошо, но что он там такое плетёт, в чем разбираться собрался? Это мой Никита матери всё рассказал?

Глава 5.

Я не вздрагивала от его вида, не боялась его, мне было противно! От своей беспомощности и от его огромной фигуры. В лицо я не смотрела.

Интуиция шептала, что больше мне не нужно прятаться от Ильи. То, что он сделал, разлучив меня со своим младшим братом, вызывало не страх, а ненависть и презрение. Но я должна была сейчас восстановить свои силы.

Слышу из коридора голоса, обход начинается.

– Молодой человек, вы кто?

– Я за девушкой ухаживать приехал. … Она моя сестра! Я родственник.

– Так зайдите в палату, что вы здесь в коридоре! Не мешайте.

Я прошептала: «Не заходи в палату. Уезжай! Брат!»

Если бы на самом деле у меня был такой брат, он бы меня защитил. Всегда с мамой вдвоем друг друга защищаем.

Она ничего не знает, оставила меня на этого ужасного человека. Два моих свидетеля – дядя Миша, которого уже нет и Наташка. Столько было разговоров по душам, а потом совсем разладилось. Не стало у меня и Наташки.