Волаглион. Мой господин. Том 1 (СИ) - Баунт Софи. Страница 27

— Однако… ради чего ты жил?

— А я не думал об этом. Рассуждал так: вот это мне нравится. Хочу! И делал мыслимое и немыслимое для достижения цели. Так, я открыл свое дело уже в восемнадцать, купил хороший дом, дорогую машину. А смерть… умоляю, мне было плевать. Сара осуществила худший кошмар.

— Погибнуть? Прислуживать девушке? — Иларий тонко улыбается, приглаживает золотистые волосы.

— Оказаться в клетке.

— Забавно. Теперь я понимаю, почему ты нравишься Саре. У вас общие страхи.

— Ее страх не стал реальностью.

Иларий облизывает губы и делает глоток.

— А по поводу Висы.... Сначала я подумал, что он и есть ваш Волаглион.

Парень утыкается носом в бокал.

Да почему никто не хочет рассказывать о таинственном хозяине дома? Трясутся от одного его имени. Не понимаю!

Я мысленно окунаюсь в события прошедших дней, вспоминаю слова ведьмы о наемнике. Сара была в ярости из-за того, что не смогла сделать его одним из призраков в доме. Я — был поражен! Оказывается, не каждый, убитый на Платановом бульваре сорок семь, остается заточен в его темных стенах.

Сара проводит специальный ритуал.

В тот день она собиралась провернуть это и с наемником, раз добыть сведения по-другому у нее не вышло. Однако она не успела.

Виса убил мужчину и выставил виноватым — меня. Кричал, что я его отпустил, и чтобы тот не сбежал, ничего не оставалось, как перерезать наемнику горло. Я протестовал. Но все равно получил затрещину от Сары.

«Если ты его не отпускал, то должен был удержать. Вместе с тобой, Виса! Как ты посмел его убить? Позорище. Двое взрослых мужиков. И вы не смогли справиться с еле дышащим пленником?!» — орала Сара, заплевывая нас слюнями.

Вампир лишь пожимал плечами в ответ, а я думал, что ведьма, в общем-то, права. Я так и собирался сделать. Упырь полоснул горло пленнику, даже не вдумываясь в происходящее.

Иларий прерывает тираду моих мыслей:

— А, кстати, Рон рассказал Инге, что ты сам пришел в этот дом. На свидание с Сарой. Вот она и не разговаривала с тобой несколько недель. Я подслушал вчера. Случайно…

— Что?!

Диван отъезжает в сторону, сбитый моим коленом: так уж рьяно я несусь к лестнице на второй этаж.

Это была последняя крупица терпения. Пора сделать из кишок Рона гирлянды!

ГЛАВА 13. Не закрывай рот правде

Едва дошагав до спальни Рона, слышу смех Инги.

— Это мы не логичные? — лопочет кусок навоза. — Вы, девушки, выщипываете брови, чтобы потом их нарисовать.

Стараясь не скрипеть досками под ногами, я застываю у дверного проема. Заглядываю в щелку. В лицо дует влажным сквозняком, который гоняет туда-сюда янтарные занавески.

Инга лежит головой у Рона на коленях, пока тот перебирает ее черные пряди.

Моя челюсть рефлекторно сжимается, а разум ржавеет, охваченный единственным желанием — разорвать в клочья увиденную сцену. Уничтожить!

— Это не повод тыкать в лицо сороконожками и говорить, что это атрофирует мой страх перед ними, — супится Инга. — Теперь перед глазами стоит, как эта гадость кровожадно шевелит усами.

— Проверенный метод. Как за Жоржиком стал приглядывать, так страх перед пауками исчез. Будешь чаще трогать сороконожек — тоже попрощаешься с фобией. Не сожрут они тебя.

Рон ухмыляется и щекочет девушку под грудью. Заливисто хохоча, Инга останавливает его и, задыхаясь, выговаривает:

— Лари говорит, что ты боишься темноты. Поэтому не ходишь в подвал.

— Очкарик вообще много чего говорит, я смотрю. Хотя это правда. Есть грешок. Но по большей части я не спускаюсь из-за двери с душами убитых. Жутко.

Моего гнева тебе бояться надо, сволочь!

Руки трясутся. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не проломить ногой дверь. Или не выдрать ее с петель — избить створкой Рона до полусмерти! Выбить все зубы! И затолкать их в его глотку!

— За ней есть что-то кроме призраков?

— Есть, — задумчиво шепчет гад. — Я не помню точно. После того как меня вернули в дом — все забыл. Однако… помню чувство непреодолимого ужаса. Только причины не знаю.

Инга сжимается в позе эмбриона, крепко обнимая его ногу, и Рон, гладя девушку по макушке, говорит:

— Тебе нечего бояться. Никто тебя туда не отправит. Обещаю. — Он подносит ее ладонь к губам и нежно целует запястье. — Давай не будем об этом. Лучше скажи, что за интересная сережка у тебя в одном ухе?

Рон щурится и аккуратно вытаскивает заветное украшение.

— Наушник, — хихикает Инга.

— А где провод?

— Сколько ты здесь живешь?

— Больше двадцати лет, — смущается Рон и осматривает наушник. — Странная штука.

— Какой ужас, — стонет Инга и сжимает его корявые пальцы, притягивает сцепленные ладони к области своего сердца. — Мне так жаль… Столько лет просидеть в четырех стенах, видя, как меняется мир, и не иметь возможности прикоснуться к нему.

Слова невесты выбивают меня из реальности.

Она права. Мы словно рыбы, которых запустили в аквариум и оставили эту стеклянную тюрьму на пляже перед просторами океана. Равнодушное чудовище под названием жизнь — выплюнуло нас, как бирюзовая волна треснутые ракушки, отвернулось и закрыло глаза, чтобы больше никогда не вспоминать о своих сломанных куклах. Вот кто мы! Сломанные игрушки, чьи души не имеют права переродиться или уйти на покой. Гниль…

— Поводов радоваться не было. — Рон с сомнением рассматривает сплетенные пальцы.

И не поймешь: то ли задумался, то ли запрещает себе что-то сделать, то ли не может решиться. Я чувствую отвратительный вкус ревности. Колупаю заусеницу. Надо держать себя в руках! Такой отличный шанс подслушать дается не каждый день, а мне до тремора хочется узнать, о чем Инга вообще разговаривает с этой обезьяной.

Вдох… выдох…

Черствый бас Рона тает, растекается по комнате воздушными сливками:

— Хотя события последних месяцев исправили дело… Появился повод улыбаться. Теперь у меня есть собеседник в лице умной, доброй и прекрасной девушки.

«Ах ты сволочь!» — хочу заорать я, но лишь хрущу кулаками.

— Рексу наше общение не по душе, — канючит Инга, — он… в бешенстве.

— Да пошел он к черту! Ты правильно делала, когда не разговаривала с ним. Он этого не заслужил!

— Чего не заслужил?

— Тебя…

Инга поднимает голову с колен Рона и садится рядом, поджимая под себя ноги. Ее щеки краснеют, как цветы гвоздики, которые она растила на подоконнике, вместе с яркими желтыми нарциссами. Густой запах прошлой жизни щекочет нос.

— Не знаю, за какое качество во мне ты зацепился. Я… я не так хороша, как ты думаешь.

«В крышке от унитаза мозгов больше, чем в тебе», — чуть не выкрикиваю я.

Неужели она совсем не осознает, что Рон обычная похотливая гнида? Раздеть он тебя хочет, идиотка! Снова… Вылизывает твои куриные мозги комплиментами!

— Ты лучше всех, кого я знал, Ини. Первая, кто оказался способен меня понять. — Рон неуверенно склоняется к девушке. — Одного не понимаю. Зачем ты была с Рексом?

— Я люблю его.

— Любишь?

Губы Рона смыкаются в одну линию.

— Люби...ла...

Инга ведет подбородком и заправляет черные пряди, остриженные под каре, за ухо.

— Учитывая, что после смерти мы чувства не теряем — ты либо лжешь, либо потеряла их к нему давно.

— Второе. Сначала мы стали мало времени проводить вместе. Рекс пропадал в барах, спортзале, банях и еще бог знает где. Начались скандалы. Один раз он изменил мне по пьяни, но я простила... А когда узнала про Сару... Да я видеть его больше не хочу!

Я приглушенно хмыкаю. Конечно, упоминать, что у само́й любовник был — Инга не хочет. Когда я исчез, Тим, видимо, отлично ее утешал. Ублюдок!

— Знакомо... — гулко шепчет Рон.

— У тебя было так же?

— Ага, только пропадала моя жена. А потом и вовсе сказала, что я ей не интересен: либо смирись, либо сваливай. Но я не уходил. Как бы она ни бесилась. На нее мне было плевать, она убила любые чувства к ней. Но дети... Они единственное, что я любил в этом прогнившем мире. — Рон хмурится, замечая, что девушка поникла. — Я сказал нечто, что тебя задело?