Невеста из империи Зла (СИ) - Барякина Эльвира Валерьевна. Страница 67

— Из «стоящего» разве что мой институт и остался.

— Так им и надо! — искренне порадовался дядя Петя. Он не любил москвичей за то, что «они все под себя подмяли».

Мама держала Марику за руку и рассказывала ей свои новости:

— Представляешь, у нас на проходной демонтировали Доску почета и разрешили передовикам забрать свои фотографии. А какая-то мадам взяла и украла Цыганова!

Потом, по заведенному порядку вещей, они начали ссориться с дядей Петей:

— Нарожал кучу детей, а о потомстве заботиться и не думаешь! Ты когда алименты последний раз платил? Не помнишь? Ничего, государство тебе все припомнит!

— Я человек благородный! — бил себя кулаком в грудь дядя Петя. — Еще не было такого, чтобы женщина подала на меня в суд.

— Ну так подаст! Тоже мне рыцарь непечатного образа! Развел тут гарем!

Папа тронул под столом дочкину коленку:

— Пойдем курить?

«Курить с папой» было одним из любимых развлечений Марики. Они выходили на лоджию, открывали форточку и болтали о том о сем.

— Ну, как у тебя там дела? — интимно спросил папа, когда им удалось ускользнуть из-за стола. — Кавалеры есть?

— Угу.

— А учеба как?

— Нормально.

— А в самодеятельности участвуешь?

— Регулярно.

Папа вздохнул: ему вспоминалась его собственная боевая юность.

— Слышь, дочка… Я тут разучил одну частушку… Может, тебе пригодится? Для самодеятельности или еще для чего-нибудь… — И, нагнувшись к Марикиному уху, папа тихонечко запел:

— Наконец-то убедилась:

Не в того опять влюбилась.

У миленка, кроме пьянства,

Никакого постоянства.

— Ну чему ты ребенка учишь? — высунулся из комнаты дядя Петя. — Я в тыщу раз лучше частушку знаю:

— Тискал девку Анатолий

На бульваре, на Тверском,

Но любить не соизволил:

Слишком мало был знаком.

У папы и дяди Пети всегда было так: они постоянно чем-то мерялись — кто знает больше марок пива, кто дольше сможет продержаться без сигарет, кто лучше в «очко» играет.

На этот раз они на спор пытались вспоминать частушки. Мама, смеясь, смотрела на их потуги, обнимала дочь и спрашивала, почему та ничего не ест.

Два дня пролетели совершенно незаметно: вечером в воскресенье уже нужно было уезжать, а Марика так никому ничего и не сказала.

«Я слишком сильно их люблю, — думала она, глядя на лица провожавших ее родственников. — Пусть будут счастливы. Хотя бы еще немножечко».

Приближалось Рождество. Бобби купил на базаре угловатое страшилище — елочку, и по всему иностранному сектору тут же распространился особый, праздничный аромат хвои.

Вскоре выяснилось, что Рождество в СССР вообще не отмечают: двадцать пятое декабря было точно таким же рабочим днем, как и остальные. Рождественские обычаи — елку, подарки и прочее — здесь применяли к Новому году.

Алекс заранее спросил Жеку:

— Что у вас принято делать на новогодние праздники?

Пряницкий в задумчивости наморщил лоб:

— Ну, можно по магазинам пробежаться. Под конец года обычно много всего хорошего выбрасывают.

— Да нет же! Как у вас принято праздновать?

— А-а… Ну я давно уже хотел съездить на улицу Горького и поприставать к девчонкам. Хочешь со мной?

Слава богу, у остальных были несколько иные планы: родители Лены уезжали в гости к друзьям, и Степановы пригласили всех к себе.

Днем тридцать первого декабря Алексу предстояло узнать, что же будет с визами.

Они пошли в международный отдел вместе с Ховардом.

— Ничего, образуется, — попытался приободрить он Алекса.

В институте витало особое новогоднее настроение: на окнах белели вырезанные из бумаги снежинки, под люстрами качались шарики. В международном отделе тоже вовсю готовились к празднованию: на столе уже стояли тарелки с конфетами и мандаринами.

— С Новым годом! — завидев вошедших, поздоровался Виктор Павлович, начальник отдела.

— С Новым годом!

— Жаль, ничем не могу тебя порадовать, — произнес он, возвращая Алексу его заявление. — Остальных ребят нам удалось отстоять, а тебе, видимо, придется уехать. В министерстве придрались к твоей самовольной поездке в Выборг. Так что не обессудь.

Тут у Виктора Павловича зазвонил телефон и он поспешно схватился за трубку.

— Нет, но это возмутительно! — начал кипятиться Ховард. — Что они себе позволяют?!

Алекс покачал головой:

— Пойдемте.

Он почти не слушал Ховарда.

Значит, до двенадцатого февраля ему придется уехать. И нет такой силы, которая бы могла перечеркнуть написанное поперек заявления «Отказать». Что делать? Остаться в СССР нелегалом? Но ведь это не выход: поймают — арестуют.

— Идиотизм какой-то! — возмущался на весь коридор Ховард. — И ведь самое поганое, что никто из этих визовых бюрократов и знать тебя не знает и зла тебе не желает. Они просто боятся за свои задницы: вдруг наверху подумают, что они слишком лояльны к потенциальным противникам?

Степанов сказал, что Марике не выдадут загранпаспорт. Но тогда что же получается? Алекс больше не увидится с ней?

«Официально нам еще не отказали, — отбросил он от себя панические мысли. — Миша всего лишь предположил, что у нас ничего не получится. Откуда он знает, что нам скажут? Он что, Господь Бог?»

Дверь Алексу открыла Марика. Она уже нарядилась в праздничное шелковое платье и вплела в волосы серебряный дождик. Алекс осторожно поцеловал ее в губы.

— С Новым годом!

Ее глаза встревоженно вглядывались в его лицо.

— Ну как? Что тебе сказали в международном отделе?

Откуда-то из кухни донесся хохотливый голос Миши:

— Я — Ленин! Я — Ленин муж!

— Балбес ты, — смеясь, отозвалась его супруга.

— Мне отказали, — чуть слышно произнес Алекс. — Мне придется уехать.

Марика уткнулась ему в воротник.

— Я знала.

— Здрасьте! — выглянул в коридор Жека. — У нас тут новые гости пришли, а я почему-то не в курсе!

Не сговариваясь, Алекс с Марикой напустили на лица вымученные улыбки. Жека схватил их за руки и потащил в большую комнату, где уже был накрыт праздничный стол.

— Знакомьтесь! Это «оливье», это маринованные грибочки, это селедочка под шубой! Полный набор русской новогодней еды!

— Ваш Пряницкий только что застрелил генсека пробкой от шампанского, — пожаловалась Лена, появляясь в дверях с очередной партией салатов.

Действительно, стекло на стоящем в серванте портрете Андропова было разбито.

Жека принял у хозяйки салатники.

— Леночка, дорогая, ты же в положении! — засуетился он. — Ты не должна думать о плохом. Скажи, чем я могу искупить свою вину?

— Мы уже все приготовили, осталось только на стол поставить, — отмахнулась от него Лена.

— Я сейчас тебе помогу, — поспешно отозвалась Марика.

Как только девушки исчезли, Жека повернулся к Алексу:

— Ну, как дела с визой?

Алекс перевел на него потемневший взгляд:

— Меня высылают из страны. Только не говори Степановым: не нужно портить им праздник.

— И ничего нельзя сделать? — изумленно прошептал Жека. — А ты уверен, что Марике не дадут загранпаспорт?

— Не знаю... Говорят, сейчас на Запад вообще никого не выпускают, кроме журналистов, моряков и партаппаратчиков.

— Ну, всякое бывает! — ободряюще похлопал его по плечу Пряницкий. — У меня один знакомый из Ленинграда и в Финляндию, и в Швецию смотался безо всяких документов.

— То есть?

— Ну, он напился, пошел в магазин за добавкой… А там ему встретились какие-то финны — тоже бухие в хлам. Они постоянно в Ленинград ездят за выпивкой, потому что у них спиртное чуть ли не в десять раз дороже стоит.

— И что? — так ничего и не поняв, переспросил Алекс.

— Ну, они побратались прямо там, у магазина. Еще по пятьдесят вдарили, а потом финны позвали его на туристическом автобусе покататься. Экскурсовод ничего не заметил: парень весь в джинсе был, рожа перекошена: ну один в один — пьяный финн! К тому же они за несколько минут до этого потеряли кого-то из своих. Экскурсовод пересчитал поголовье, количество совпало, ну они и покатили к границе.