Принцип бумеранга - Аркади Алина. Страница 4

– Он ныл, как ты выразилась, потому что не понимает, что мама больше не придёт. И ты, как взрослый человек, должна осознавать, что вот так, – указываю на два стоящих гроба, – ребёнку о таких вещах не говорят.

– Так забрал бы его и сам рассказал. Я в няньки не нанималась.

– Это твой внук. – Подхожу к ней вплотную, оценив яркий макияж и салонную укладку, словно женщина, у которой погибла дочь, явилась не на похороны. – Просто напоминаю.

– Этот факт не делает меня обязанной его воспитывать.

– У него больше никого нет. – Едва сдерживаюсь, чтобы не прервать церемонию прощания криками.

– У Вадика есть тётка в Казахстане.

– Ей девяносто лет. Пожилой человек не в состоянии взять на себя ответственность в воспитании ребёнка. Тем более такого маленького.

– Я тоже пожилой человек.

– Серьёзно? – Наступаю на неё, заставляя увеличить дистанцию с людьми, которые пришли попрощаться с Ниной и Вадимом. – Сколько лет мужику, который ждёт тебя в машине? – Киваю в сторону дороги, где в припаркованном автомобиле сидит парень лет тридцати. – Он хотя бы совершеннолетний?

– Моя личная жизнь тебя не касается, – шипит, проявив истинное лицо.

– Касается, потому что теперь с тобой проживает Рома. Или ты сдашь его в детский дом? Нет, – качаю головой, наиграно улыбаясь, – ты оформишь опеку, потому что в этом случае сможешь получать выплаты. Так? Ещё один способ заработать не работая.

– Там не так много…

– Немного для чего? – Понимаю, что наша эмоциональная беседа привлекает внимание, и понижаю голос, заглушая злость.

– Я всё ещё рассчитываю на твою помощь.

– Я помогу. Роме. То есть, деньги ты не получишь. – Показываю, чтобы она закрыла рот, готовая вывалить на меня недовольство. – Я оплачу расходы, но лично. В тебе, как в посреднике не нуждаюсь.

Она желает сказать что-то ещё, но я разворачиваюсь и направляюсь к мелкому, который всё же вырвался и застыл в стороне, теряясь в происходящем. И пока идёт прощание, да и после, когда церемония окончена и присутствующие отправляются в кафе, держу Ромку на руках. Он молчит, уткнувшись в мою шею и пряча глаза под шапкой, а я признаюсь в своём бессилье, потому что не могу вернуть ему маму и папу.

Я лишился матери в подростковом возрасте, уже понимая и принимая случившееся, Рома же растерян, оставшись без поддержки. Он не плачет, не жалуется и ничего не просит, только прижимается ко мне и беззвучно шевелит губами, словно общается с невидимым собеседником.

И всё же мне приходится отрывать ребёнка, вцепившегося ладошками в воротник пальто. Рома по-прежнему не издаёт ни звука, лишь смотрит так, что самому хочется разрыдаться.

– Пойдём, – тётка озвучивает приказ, утягивая за собой внука.

Не знаю, понимает ли он, что произошло, но теперь его жизнь изменится. А вот в худшую или в лучшую сторону… И пока размышляю о судьбе племянника, упускаю момент, что давно не один, а рядом застыла женщина средних лет, едва дотягивающая макушкой до моего плеча. Она в унисон со мной провожает взглядом тётку и Рому.

– Я могу помочь? – Решаю нарушить странное молчание.

– Меня зовут Татьяна Михайловна. Я представитель службы опеки. – Протягивает визитку, отпечатанную на обычной бумаге. – Кем вы приходитесь мальчику?

– Двоюродный дядя. Моя мать и Антонина Андреевна – родные сёстры.

– Я могу поговорить с вашей мамой?

– Она умерла больше двадцати лет назад. Отец – десять.

– Ваше полное имя?

– Чайковский Герман Аркадьевич.

– Вы женаты?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Ваше финансовой положение?

– Владею медицинской клиникой.

– Какой средний доход? Годовой.

Она не поднимает голову, делая пометки на листе бумаги, которая чудесным образом появилась из папки.

– Простите, а для чего вам данная информация?

Чуть наклонив голову, придирчиво осматривает меня с головы до ног, возвращая свой взгляд к лицу.

– Герман Аркадьевич, ваш племянник потерял родителей. Как правило, в таких ситуациях опеку оформляют бабушка и дедушка, или же родные тёти и дяди. В случае Романа есть только бабушка по линии матери, родственники по линии отца отсутствуют. Точнее, имеется тётя, но довольно пожилая и являющаяся гражданином другой страны. Я обязана отработать все варианты.

– Для чего? – И пока не совсем понимаю, к чему клонит женщина.

– Я беседовала с ребёнком, а также с воспитателями, которые уточнили, что бабушку в саду ни разу не видели, а мама мальчика ни разу о ней не упоминала. Сам Рома сказал, что с бабушкой общался редко, в гостях не бывал. Исходя из моих наблюдений, – обводит ручкой пространство, и я понимаю, с какой целью Татьяна Михайловна появилась на похоронах, – у неё нет контакта с внуком. Плюсом к стрессу идёт почти чужой человек, хотя и родной по крови. А вот к вам ребёнок тянется.

– И? – Почти понимаю, к чему она ведёт, но такой вариант принять не готов.

– Бабушка начала оформление документов, но… Если она откажется от опеки, вы сможете взять племянника?

– Нет, – отвечаю очень быстро, даже не рассматривая подобный вариант. – Я живу один. Не знаю, как обращаться с детьми и стать родителем не готов.

– В таком случае Рому отправят в детский дом.

– Почему вы вообще предположили, что Антонина Андреевна откажется?

– Потому что ей сообщили размер выплат и, видимо, она рассчитывала на бо́льшую сумму. Энтузиазм угасал по мере озвучивания цифр, по её словам, «неудовлетворительных».

Даже здесь тётка показала себя, не сумев сдержаться. В который раз убеждаюсь, что алчность появилась на свет раньше, чем она сама.

– Повторю: я не знаю, как обращаться с детьми. Да, я неоднократно бывал в гостях у сестры, уделяя внимание племяннику, но заботу о нём взять на себя не готов. Уверен, бабушка свои обязательства исполнит. Всего доброго.

– Подумайте, Герман…

Оставляю без внимания её слова, брошенные в спину, и спешу к машине, чтобы отправиться в кафе, где заказан поминальный обед. И какой бы отвратительной ни была тётка в моих глазах, я отчего-то уверен, что от внука она не откажется. Рома – единственное, что осталось от Нины.

В кафе Рома вновь у меня на руках, вцепившись в свитер, тихонько сидит, а затем засыпает. Я же, не смея пошевелиться, обдумываю слова представителя опеки. Смог бы я взять на себя ответственность за ребёнка? Отец, оставшись со мной один на один, справился. Но мне было пятнадцать, и наши отношения всегда были тесными. Мама угасала два года, и за это время, как мне показалось, мы ещё больше сблизились.

Я осознавал, что в какой-то момент её не станет, но не чувствовал себя брошенным или же одиноким. Папа всегда готов был прийти на помощь, не отмахиваясь от меня и не выказывая равнодушие. Роме же волею судьбы придётся жить с человеком, который никогда не испытывал к нему тёплых чувств. Но и это лучше, чем взрослый мужик, непонимающий, как воспитывать детей. Где гарантия, что я не сделаю ещё хуже, усугубив его эмоциональное состояние?

Глажу его по голове, подстраиваясь под маленькое тельце, согнувшееся на моих коленях. Вспоминаю, как Алиса планировала семью, мечтая о детях. Желательно троих. Три года назад у неё был один ребёнок, возможно, сейчас уже больше. В груди щемит от осознания, что отцом её детей являюсь не я, но жизнь расставила приоритеты за нас, разлучив когда-то навсегда. Думает ли она обо мне хоть иногда? Я о ней постоянно. Её образ врывается в мысли в самые неподходящие моменты, дезориентируя и отключая от реальности. Сколько ещё должно пройти времени, чтобы я перестал вздрагивать, когда рядом произносят «Алиса»?

Тётка, как приглашённая звезда, рассказывает всем о невосполнимой потере и сложном материальном положении, вынуждая людей сочувствовать и вручать ей купюры. Отвратительное зрелище, направленное на то, чтобы вызвать жалость. Не знай я эту женщину, безоговорочно поверил бы в искренность каждой скатившейся слезы. Но сегодня тот самый момент, когда скорбь имеет все шансы окупиться.