Дом (ЛП) - Тилли С.. Страница 10

Он фыркает, один уголок его рта приподнимается. «Наркобарон? Их все еще так называют?»

Я разжимаю губы и пожимаю плечами. «Я не говорила, что у меня это хорошо получается».

Другая часть его рта приподнимается, пока он не улыбается мне. «Ты мне нравишься, Валенина Ганди».

Я опускаю подбородок, утыкаясь носом в воротник куртки, лежащей у меня на коленях.

Эта рука движется назад по подлокотнику, пока его ладонь снова не оказывается на моем колене. «Не оставляй меня в подвешенном состоянии, Коротышка».

Я наклоняю голову набок, чтобы он мог видеть мое раздраженное выражение. «Полагаю, ты мне тоже нравишься, Большой Парень».

«Это больше похоже на правду». Дом поворачивает шею в одну сторону, затем в другую. «Сколько еще в этой банке с сардинами?»

«Я не уверен, но…» — я морщусь, извиняясь. «Ты можшь меня выпустить? Мне нужно в туалет».

«Думаю, я справлюсь», — говорит Дом, расстегивая ремень безопасности.

Я готовлюсь к холоду, прежде чем стянуть с себя одолженную куртку и последовать за ним из ряда.

Дом отодвигается ровно настолько, чтобы я мог пройти мимо него. И называйте меня трусихой, но я отвожу взгляд, когда проскальзываю мимо.

К счастью, маленькая уборная пуста, так как я забыла проверить маленький светильник над дверью, чтобы убедиться, что он занят. И пока я делаю свои дела, я, конечно же, думаю о Доме. И я думаю обо всех фильмах и книгах, в которых говорится о клубе на высоте 3 миль. И пока я пытаюсь наклониться достаточно низко, чтобы дотянуться до нижнего белья и натянуть его обратно, я задаюсь вопросом, как, черт возьми, кто-то вообще занимается сексом в одной из этих крошечных ванных комнат.

Может быть, они были больше? Или, может быть, это просто вымысел в лучшем виде.

Я отбрасываю мысли о том, как пытаюсь вписаться в чужое тело, и занимаюсь мытьем рук, не торопясь, пока холодная вода охлаждает мою разгоряченную кровь.

Я вытираю руки двумя бумажными полотенцами, затем отпираю и открываю дверцу-гармошку.

И вот так моя кровь снова закипает, потому что передо мной стоит Доминик. Он все еще не надел куртку. И теперь…

Небесный Харрисон.

Теперь он закатал рукава и расстегнул две верхние пуговицы.

Мой язык смачивает нижнюю губу.

Это слишком много.

«Ты выходишь?» — спрашивает он меня с ухмылкой в голосе.

Мой взгляд прикован к открытой части его груди, к новому набору татуировок, которые он сделал видимыми.

«Ангел».

Я киваю. «Что? Да. Да».

Глубокий гул вырывается из его груди, прежде чем он протягивает руку и нажимает пальцем на мой подбородок, заставляя меня встретиться с его взглядом. «Иди на свое место».

Его кончик пальца ощущается на моей коже как огонь. «Да, Дом».

Я не знаю, почему я это говорю. Понятия не имею, почему я так говорю. Но выражение его лица говорит мне, что ему это понравилось. Что ему это очень понравилось.

«Сейчас, Малышка».

Я снова смотрю на его шею и эту открытую часть груди, когда выхожу из ванной. Но он все еще не двигается. Он не дает мне ни единого лишнего дюйма, чтобы пройти. Поэтому, прижавшись своим передом к его, я проскальзываю мимо него. Мои мягкие груди прижимаются к его твердому телу, наша разница в росте прижимает их к его животу. Животу, который напряжен. И тверд. И… мой живот, который такой же мягкий, как моя грудь, скользит по…

Я делаю глубокий вдох.

Он там тоже твердый. Может, не до конца. Но я его чувствую. Я чувствую его длину.

Выдох Дома ерошит мне волосы, и я тороплюсь на последний шаркающий шаг.

Я не смотрю никому в глаза, быстро продвигаясь к нашему ряду. И я не трачу время на то, чтобы вклиниться в наш ряд и опуститься на свое место.

Уверенная, что он не заставит себя долго ждать, я поправляю юбку, застегиваю ремень, поднимаю и накидываю на себя его пиджак.

Я погружаю пальцы в материал с нижней стороны и подношу его ко рту, позволяя гладкой текстуре тереться о мои губы.

Когда дверь в ванную открывается, я опускаю куртку, потому что не хочу, чтобы было похоже, что я ее целую. Это было бы безумием.

Как только я краем глаза замечаю Дома, его ремень находится прямо на уровне глаз, я стараюсь выглядеть очень занятой — уставившись на потемневший экран.

Когда он садится, мне кажется, я слышу, как он вдыхает, как будто собирается что-то сказать. Но предупреждение о ремнях безопасности звенит за секунду до того, как затрещат динамики над головой, и нам сообщают, что мы собираемся начать финальное снижение.

Стюардесса идет по проходу, собирая мусор, и Дом передает ей наши пустые бутылки из-под воды.

Странный страх оседает на моих плечах. Почти как горе. Что абсурдно. Мы обменялись номерами. Есть еще вероятность, что я снова поговорю с Домиником, может быть, даже увижу его. Но осознание того, что мы вот-вот приземлимся, заставляет меня беспокоиться, что я могу больше никогда о нем не услышать.

«Итак, эм, кода у тебя пересадка?» — спрашиваю я. И как только вопрос вылетает из моего рта, я резко захлопываю челюсть.

О боже, надеюсь, это не прозвучало так, будто я приглашаю его в гости.

Я имею в виду, что я бы не пригласила его к себе в гости.

Может быть, если у него действительно долгая пересадка, мне стоит пригласить его к себе…

Заметив, что он не ответил, я поднимаю на него взгляд и вижу эти насмешливые морщинки возле его глаз.

Я закатываю глаза. «Ты же знаешь, я не это имела в виду».

«Я знаю. И это позор». Он говорит это не так, будто он на меня расстроен. То, как он это говорит, заставляет мои щеки еще сильнее покраснеть. «Пересадка недолгая, но я никуда не тороплюсь».

«Это здорово», — тихо отвечаю я.

Может, он захочет пойти со мной к зоне выдачи багажа? Может, и нет, но в любом случае я хочу узнать, куда он идет, чтобы нам не пришлось прощаться, выходя из самолета, а потом неловко идти в трех футах друг от друга, продолжая идти в одном направлении.

Самолет вокруг нас трясется, когда мы проходим через зону турбулентности, и мое сердце подскакивает к горлу.

Посадка — всегда худшая часть.

«Я тебя держу». Голос Дома привлекает мой взгляд к его рту, а затем движение ниже, он опускает руку, ладонью вверх, с растопыренными пальцами, на подлокотнике между нами.

Мы держались за руки. Мы прислонялись друг к другу. Мы задевали друг друга телами. Но это всегда был он, который тянулся ко мне, он притягивал меня к себе.

Я никогда к нему не прикасалась.

Но я хочу.

Я вытаскиваю руку из-под его куртки и медленно, нежно кладу свою ладонь на его ладонь.

Я поворачиваю руку, пока мои вытянутые пальцы не оказываются на одной линии с пальцами Дома. Его рука намного больше, его ладонь больше моей со всех сторон. Его пальцы настолько длиннее, что когда он сгибает верхний сустав, его кончики пальцев сгибаются над моими.

Эти сильные руки.

Они теплые. И я чувствую грубые мозоли, которые идут вдоль основания его пальцев. Контраст с моими мягкими руками.

Самолет с грохотом ныряет.

Я поворачиваю ладонь, и когда я начинаю сгибать свои пальцы между его пальцами, он делает то же самое.

И это лучшее, что я чувствовал за последнее время.

Не имея больше слов, я расслабляюсь на спинке и сосредотачиваюсь на большом пальце Доминика, который трёт маленькие круги по тыльной стороне моей ладони. Турбулентность забыта.

* * *

Раздается звуковой сигнал непристегнутого ремня безопасности, а затем раздается громкий щелчок отстегивающихся ремней безопасности всех пассажиров самолета.

Следуя его примеру, я расстегиваю ремень и подаюсь вперед на сиденье, пока не могу наклониться и поднять сумку.

Дом уважает мою потребность в тишине между нами, но нарушает это перемирие, когда хватает меня за лямку рюкзака.

Я немного сопротивляюсь, но он свободной рукой отрывает мои пальцы от ремня. «Я понесу его».