Крадущаяся тень - Страуд Джонатан. Страница 76

Как вы прекрасно понимаете, нам сразу стало не до споров-разговоров, и мы врассыпную бросились искать укрытие.

Локвуд, пригнувшись, метнулся по проходу и забился, согнувшись в три погибели, под дальним концом металлического стола. Киппс и Холли просто испарились, я даже не успела понять, куда они делись. Джордж промчался мимо меня и тоже пропал. Я забилась под стол прямо там, где стояла, втиснулась между какими-то ящиками и замерла. Прямо перед моим носом прошагали две пары ботинок. Я осторожно вытянула вперед голову и между металлическими ножками стола разглядела мужчину и женщину. Они удалялись от меня – оба средних лет, оба в толстых очках, оба в белых лабораторных халатах, украшенных вставшим на задние лапы львом.

– Долго еще? – спросила женщина, пока они шли по проходу.

– Не больше десяти минут. Он там уже двадцать, а это никогда не бывает дольше, чем полчаса.

– Поскорее бы все закончить и вернуться.

Они подошли к перегородке и исчезли в лаборатории.

Что-то заставило меня повернуться. Локвуд. Поравнявшись со мной, он наклонился, улыбнулся, помахал рукой на прощанье, затем, низко пригнувшись, поспешил к отверстию в стене и юркнул в трубу-переход.

Я огляделась, увидела сжавшуюся под соседним столом Холли. Рядом с ней был Киппс, сидел, втиснувшись между двумя стойками с солевыми пистолетами.

А еще дальше под столом высовывалась из-за ящика с магниевыми вспышками то ли самая большая солевая бомба в мире, то ли, извиняюсь, пятая точка Джорджа. Да, это была именно она, пятая точка, потому что вслед за ней с другой стороны ящика показалось лицо Джорджа. Он увидел меня и заморгал.

С ними все будет хорошо, можно о них не беспокоиться.

Наверное, лишним будет говорить, что в этот миг я приняла свое решение. Да, это был тот самый миг, когда мы делаем, быть может, важнейший в своей жизни выбор, опираясь не на разум, не на логику, а на интуицию.

В старину это называлось «следовать зову сердца». Я бы сказала, что такие ситуации позволяют тебе самой понять, кто ты есть на самом деле.

Итак, я сделала свой выбор и бегом бросилась в переход.

Снаружи налетал ветер, трепал плохо закрепленный брезент, заставлял его гулко биться о металлические кольца трубы. Над головой светили редкие тусклые лампы. Труба длинно, плавно поворачивала по дуге к центру лабораторного городка. Внутри трубы пахло солью и железными опилками.

Переход заканчивался перед вращающейся дверью – массивной, тяжелой, железной. Это был барьер против потусторонних сил, такой же, как обитая железом дверь спальни Джессики в доме на Портленд-Роу. Локвуд был уже здесь, присел на корточках перед дверью, собираясь ворваться внутрь с рапирой наготове. Я подбежала, присела рядом с ним.

Увидев меня, Локвуд сначала удивился, потом замысловато выругался, потом спросил:

– Какого черта ты здесь делаешь? Я же велел всем вам уходить. Почему не выполнила приказ?

– Потому что я не работаю в агентстве «Локвуд и компания» и твои приказы выполнять не обязана, – ответила я. – Ты действуешь по-своему, я по-своему. Должен был бы уже усвоить это.

И я одарила его своей фирменной кривой ухмылкой.

– О, господи. Да, наверное, я уже должен был это усвоить, – он пожал плечами, потом улыбнулся, но был настолько возбужден, что не мог усидеть на месте и потому сразу же повернулся назад к двери. – Ладно. Что там, внутри, я не знаю, поэтому нужно быть готовым ко всему чему угодно. Держи рапиру наготове.

Но удача все-таки оказалась на нашей стороне, потому что, крякнув от натуги и с громким хлюпаньем открыв герметичную дверь, мы не обнаружили за ней ни потусторонних ужасов, ни ротвелловских агентов. А были за дверью только деревянные ящики – открытые, пустые, сложенные высокими штабелями. Весь пол был завален высыпавшейся из ящиков солью и железными опилками. Высоко над нашими головами светили с выпуклого потолка неяркие лампы.

Мы прибыли на место, это я поняла по гудению в своей голове. Оно появилось, как только мы приехали на постоялый двор «Старое солнце», а сейчас достигло своего пика. От этого шума меня затошнило, закружилась голова и даже качнуло так, что пришлось опереться о стену. Затем мы осторожно, но быстро прошли вдоль ящиков. В конце этого своеобразного склада светилась узкая щелочка, сквозь которую пробивался яркий свет.

Мы подошли ближе и заглянули в эту щелочку.

– О, боже, – это было все, что я смогла сказать.

Локвуд жестом фокусника вытащил откуда-то солнечные очки, которые надевал только в тех случаях, когда натыкался на очень яркое посмертное свечение, и резко встряхнул их – раз, другой, – со щелчком открывая дужки. Он был возбужден, его лицо выражало неукротимое стремление идти вперед, к своей цели. Ту самую устремленность, которую критиковал Киппс и хорошо понимал Ротвелл, ту самую устремленность, которая покорила меня с самой первой минуты, когда я увидела Локвуда.

– Вот оно, – сказал он. – То, за чем мы сюда шли.

И, негромко рассмеявшись, он надел свои солнечные очки.

Как описать то, что мы обнаружили в ангаре, расположенном в самом центре институтского филиала? Очень непросто это сделать, потому что слишком сложным для понимания оказалось все, что там было. И то, чего там не было, тоже. Начну с того, что открывшееся нам огромное помещение оказалось почти пустым – кроме сложенных в дальнем углу пустых ящиков, за которыми прятались мы с Локвудом, там, можно сказать, ничего не было. Поднимались вверх металлические стены, горели матовые светильники под высокой крышей. Было такое ощущение, что находишься в голом остове огромной, пустой и заброшенной церкви. В правой от нас стене открывался проход, точно такой же, как тот, по которому мы сюда пришли. В дальнем конце громадного зала смутно виднелись приоткрытые двойные раздвижные двери – те самые, что мы видели снаружи, – а за ними непроницаемая ночная тьма.

Я говорю, что двери виднелись «смутно», потому что имела место одна (далеко не последняя здесь!) странность. Огромный зал вроде бы был пуст, но в его центре находилось нечто, мешавшее рассмотреть эти самые двери.

Там, где стояли мы с Локвудом, была приподнятая, сколоченная из деревянных досок площадка, но кроме нее практически весь пол в зале был голым, земляным. Наверное, когда-то на этом месте росла трава, но она давно умерла, и земля была черной, твердой. Я подумала, что это место выбрали потому, что оно было центром древней битвы. Теперь оно стало отправной точкой для того, что планировали сделать те, кто работал в этом институте.

В центре земляного пола лежало колоссальное кольцо из железных цепей. Оно было шире любого кольца, которое мне когда-либо доводилось видеть, метра четыре в диаметре, не меньше. Да и сами цепи были необычно толстыми и мощными – якорными, и весили они, наверное, целую тонну.

Зачем здесь лежало это железное кольцо, было понятно с первого взгляда. Внутри кольца находились Гости.

Много Гостей.

Сила, с которой массивные железные цепи отталкивали Гостей, была настолько мощной, что призраки выглядели серыми размытыми фигурами, теснившимися друг к другу и метавшимися внутри кольца словно стайки рыбок в огромном аквариуме. Тени были бледными, но это не помешало мне рассмотреть, что это были не Тени, и не Луркеры, и не другие хилые призраки Первого типа. Нет, это были мощные, злобные духи, это их слитую в единый поток энергию я чувствовала с первой минуты после приезда в Олдбери Касл.

Внутри железного круга были сложены Источники этих Гостей. Они лежали на земле под беспокойно движущимися по воздуху призраками. Я сразу же догадалась, что Источники – это артефакты, украденные из Печей в Клеркенвелле, купленные у старьевщиков, собранные со всего Лондона. Сейчас они были вынуты из своих защитных сосудов и помещены внутрь железного кольца, образуя единый Источник невероятной мощности.

Где-то здесь должен был лежать и мой череп, но я никак не могла найти его глазами. Вообще все, что находилось внутри железного кольца, выглядело каким-то странно размытым, смутным, словно сами лучи света непонятным образом искривлялись, проникая за цепи. Я уже говорила, что мне трудно описать словами то, что происходило в этом ангаре, поэтому даже не знаю, с чем сравнить это явление. Быть может, с поднимающимся внутри железного кольца столбом густого тумана? С эффектом, который возникает, когда близорукий человек снимает свои очки? Когда я смотрела внутрь круга, мне хотелось протереть глаза. А еще сильнее мне хотелось отвести взгляд в сторону.