Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 28

— Да.

Роберт задумывается, хмурясь и барабаня большим пальцем по моей ладони.

— Роберт?

— Угу?

— Ты бы не поступил так, не так ли?

— Ты смотришь на меня, как испуганный олененок, Аллегра, — улыбается Роберт и сжимает мои руки. — Нет, я бы не стал так поступать. Я бы, если бы меня пригласили, с энтузиазмом исполнял бы роль твоего ванильного кавалера в течение дня и наслаждался бы моей красивой, смеющейся и раскованной женщиной. После вечеринки я забрал бы домой эту, скорее всего, слегка пьяненькую подружку невесты и всю оставшуюся ночь дарил бы ей самый замечательный, нежнейший ванильный секс. А на следующее утро отшлепал бы ее задницу, потому что она так бесстыдно флиртовала со свидетелем.

Мы смеемся, и Роберт целует меня. Я знаю, когда получу свое наказание, все будет снова в полном порядке.

***

Роберт отвозит меня домой, чтобы забрать пару вещей. Когда я открываю дверь в свою квартиру, он целует меня в шею.

— Поторопись, — шепчет он мне на ухо, — хлыст заждался.

Я улыбаюсь, чувствуя предвкушение, покалывающее по всему телу. Потом вспоминаю, что в награде мне будет отказано, и вздыхаю с отчетливо слышным разочарованием.

— А теперь тебе пришло в голову, что ты не заслужила оргазма, верно?

Я краснею, и в то же время восхищаюсь, насколько хорошо он уже знает меня, насколько уверенно может меня читать.

— Ответь, Аллегра.

— Да, ты прав.

— Я всегда прав.

Боже, эта высокомерная фишка так ему идет. Мне нравится это высокомерие, эта уверенность в себе. От этого я чувствую себя маленькой и никчемной, это делает меня слабой и восприимчивой ко всему, что он говорит и делает.

Когда я исчезаю в спальне, Роберт входит в гостиную и садится на мой диван. Я слышу звонок телефона и кричу:

— Просто игнорируй это. Автоответчик включен.

— Хорошо, — отвечает Роберт, и я иду в ванную и собираю там все, что мне нужно.

Когда я заканчиваю и захожу в гостиную, Роберт стоит у книжной полки и рассматривает книги.

— Могу ли я взять это? — спрашивает он, вытаскивая книгу и поднимая ее, чтобы я могла видеть название. Я на мгновение замираю и улыбаюсь. Марек никогда бы не спросил разрешения, а поставил бы меня перед свершившимся фактом: «я беру эту книгу». Точка. Голая информация. Поскольку я принадлежала ему, все, что можно было найти в моей квартире, автоматически принадлежало ему.

— Конечно. Тебе понравится, — отвечаю я и направляюсь к телефону, чтобы прослушать автоответчик. Три новых сообщения.

— Аллегра, это мама. Не могла бы ты при случае принести мне две бутылки соевого соуса? Из того азиатского супермаркета, что у тебя за углом? Ты знаешь, какой я имею в виду. В бутылках из-под минеральной воды. Но это не срочно. Спасибо, люблю тебя.

— Соевый соус в бутылках из-под минеральной воды из азиатского магазина? — спрашивает Роберт, усмехаясь.

— Бутылки на самом деле похожи на стеклянную тару, в которой продается минеральная вода… Понятия не имею почему.

Второе сообщение от коллеги, которая сообщает мне, что завтра она останется из-за болезни дома, и что поэтому я не должна ждать ее во время обеденного перерыва.

Я удаляю сообщение и проигрываю третье.

— Аллегра.

Я замираю. Голос Марека, строгий и твердый. Голос, проповедующий наказание.

— Ты повела себя очень неуместно сегодня. Я очень разочарован тобой и твоим поведением. Твой новый владелец, очевидно, держит тебя на слишком длинном поводке, длиннее, чем тебе необходимо. Я знаю, что тебе нужно, и твое поведение подтвердило это. Тебе не нужен поводок. Тебе нужен захват прямо за ошейник. Ты, наконец, должна понять, что такие женщины, как ты, не нуждаются в собственной воле. Тебе не нужна твоя воля, Аллегра. Все, что тебе нужно делать, это слушать голос своего Господина. И ты знаешь, кто это на самом деле. Ты знаешь это, Аллегра, верно? Ты знаешь, кому принадлежишь, кто сделал тебя тем, что ты есть. Когда прослушаешь это сообщение, ты придёшь ко мне с извинениями, получишь свое наказание и с благодарностью поцелуешь мои ноги. Я жду, Пятнадцать. И чем дольше я жду, тем строже будет наказание.

— О, боже… — хриплю я, хватаясь за диван. Абсолютный хаос противоречивых, бушующих, разрывающих на части ощущений пронизывает мое тело, мою голову. Покорная рабыня Марека и моя свободная воля рычат друг на друга в моей голове. Он подобрал абсолютно правильную интонацию, ту, на которую я запрограммирована. В течение трех лет моей жизни именно этот тон заставлял меня падать на колени, запирая меня в «зоне». На все замки. На воде и хлебе. Позыв пойти к Мареку, извиниться и получить наказание становится сильнее. Мое собственное «я» несется к концепции обусловленности (Примеч.: психологический термин, означающий состояние, в котором определенные действия вызывают реакцию, даже когда исходный стимул заменен другим), которую Марек установил в моей голове, похоже, гораздо более успешно, чем я думала. Программа работает. Мне стыдно, я понимаю, что заслуживаю наказания и жажду получить его, чтобы выразить благодарность и порадовать моего господина и хозяина. Я представляю себя сидящей, словно нетерпеливый песик у его ног, тяжело дыша и с неослабевающим энтузиазмом ожидая небольшой похвалы.

Я чувствую, что меня обнимают, и вижу, как Роберт свободной рукой удаляет сообщение. Он притягивает меня ближе, целует в макушку и заставляет прочувствовать его присутствие. Я чувствую, как хорошо это действует на меня, как хаос с впечатляющей скоростью упорядочивается, и через полминуты могу уже снова ясно мыслить. Я стону, осознавая, что происходило со мной.

Роберт ничего не говорит. Ни одного обвинения не слетает с его губ, никакого «я же предупреждал, Аллегра». Когда прихожу в себя настолько, что снова становлюсь той Аллегрой, которую Роберт знает, я медленно отхожу от него.

— Пошли, — говорит он и берет меня за руку.

Глава 19

В пятницу, через три дня после того, как Марек пообщался с моим автоответчиком, Роберт сидит за кухонным столом с телефоном у уха и слушает.

— Марек засоряет твою голосовую почту сообщениями. Аллегра, он действительно ужасно зол, — говорит он, когда кладет телефон на стол.

— Я хочу это слышать.

— Нет. Определенно нет. Больше никакой промывки мозгов моей девочке. Он пытается снова и снова.

Роберт тяжело вздыхает и неодобрительно смотрит на телефон.

— И что мне теперь делать? — немного беспомощно спрашиваю я. То, что Марек так заведется из-за моего разговора с Сарой, я не ожидала. Но она тоже хороша, могла бы держать рот на замке. Потом я вспоминаю, как трудно держать язык за зубами, если тебя… ну, спрашивает определенный мужчина в соответствующем тоне. Нужно было довериться Роберту, но я не сделала этого. Одна из нас слишком много говорила, другая слишком мало. Баланс справедливости. Теперь мы обе расплачиваемся. Роберт хмурится и смотрит на меня. В его взгляде нежность и понимание.

— Ничего. Ждать. Пока ты остаешься у меня. По тому, как он говорит, я действительно могу представить, что он периодически звонит в твою дверь. Ведь ты еще не пришла к нему. Ты упрямая, плохая девочка… — Роберт улыбается мне и продолжает: — Он успокоится. Его эго получило огромную царапину, и его гордость задета. Это займет некоторое время, но он переживет это.

— А Сара?

— Сара взрослая. Если ты успешно вложила ей идею в голову, то она задумается и расстанется с ним, если придет к выводу, что такие отношения ей не подходят. Если нет, никто не сможет помочь ей. Значит, она так хочет.

— Но она так несчастна.

— Она должна сама принять решение. Мы не можем сделать это за нее. Даже если бы мы оба поговорили с ней, чтобы понять, чего она хочет, она должна сделать это сама.

Роберт встает и потягивается, открывая обзор на узкую дорожку из бронзовых и золотистых волосков, спускающуюся от пупка и исчезающую под поясом его штанов.

— Я хочу выпить пива в баре. Ты как? — спрашивает он и опускает руки. Просвет между штанами и футболкой закрывается. Шоу окончено. «Жаль», — думаю я, киваю и встаю. Он оценивающе меня осматривает. Я одета в джинсы и футболку, тем самым адаптирована к его стилю одежды.