Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 33

Он отпускает, и я ползу обратно в кровать. Слышу какой-то шелест, а затем чувствую, как прогибается матрас, когда Роберт ложится рядом со мной. Я до сих пор не могу держать глаза открытыми.

— Открой рот.

«Шоколад», — думаю я и улыбаюсь, начиная жевать. Роберт обнимает меня и укрывает нас.

— Это было невероятно интенсивно… — бормочу я у его шеи и не могу поверить тому количеству различных чувств и противоречивых ощущений, которые мое тело испытало за последние два часа. Похоть, боль, стыд, унижение, еще больше похоти, страха, беспомощности, еще больше боли и похоть, похоть, похоть. Практически бесконечно ненасытное желание.

— Да. И против этой штуковины… — Роберт протягивает руку и вытаскивает Magic Wand из-за спины, — … ты совершенно бессильна.

Он улыбается, и я мягко толкаю его.

— Запретить мне оргазм, а затем мучить меня этим — это действительно крайне коварно.

— Как я уже говорил, если мне захочется наказать тебя, то в течение пяти минут я сфабрикую сценарий, в котором ты можешь только проиграть…

— Хм-м… — Я с наслаждением потягиваюсь и выдыхаю несколько поцелуев в ключицу Роберта. — Ты накажешь меня сегодня?

— Нет. Думаю, что в субботу. Чтобы ты думала обо мне весь понедельник на работе.

Телефон на тумбочке начинает вибрировать, Роберт поворачивается на спину и тянется к нему.

Он читает смс и говорит:

— От Сары. Она в порядке. Она в «Инвиктусе».

— В «Инвиктусе»? Как метко. — Я улыбаюсь, и Роберт убирает телефон, возвращая мне все свое внимание. (Примеч. с англ. Invictus — «Непокоренный»).

— Я бы очень хотел повторить это завтра днем. Однако ничего не получится, когда Сара будет здесь…

— Тогда мы повторим это в воскресенье. Мне не понравилась идея оставить Сару с Фрэнком. Мы не знаем его достаточно хорошо, я даже не знаю его фамилии. Или где он живет.

Роберт потирает лицо и вздыхает.

— Ты права. Иди в ванную, Аллегра. Сейчас мы будем спать.

***

После того как Роберт тоже побывал в ванной, и мы, удобно устроившись, валяемся в постели, я тихо говорю:

— Как ты думаешь, почему она встретилась с Фрэнком?

— Потому что мысленно она уже ушла. Уже, наверное, давно. Ей нужен был лишь небольшой толчок, ободрение. Марек совершил огромную ошибку с запретом на контакт. Он оттолкнул ее далеко-далеко от себя, в принципе, он отрезал поводок, о котором вечно так охотно разглагольствует. Он должен был сделать с точностью до наоборот. Держать ее ближе к себе, демонстрируя свою лучшую сторону. По-моему, он думал, что с запретом на контакт Сара поймет, насколько нуждается в нем, насколько жаждет того, как он с ней обращается. Но он оказался неправ. Марек дал ей время и пространство, чтобы подумать о том, насколько ей не нравится это обращение. Он позволил ей взбунтоваться вместо того, чтобы подавить это восстание в зародыше. А Фрэнк, естественно, был очень дружелюбным и любезным, когда пригласил ее встретиться в баре, поэтому согласие для Сары было легким. Марека не было рядом. Ей было запрещено звонить ему и просить одобрения. Она отчаянно хотела немного отвлечься, немного повеселиться, хотела капельку ванильности.

— Ванильной нормальности?

— Да. Посидеть в баре и поболтать. Или это тоже входит в «учебную программу» Марека?

— Нет. Марек обычно тусуется только в пределах Сцены. Он практикует свои наклонности и страсти в приватной атмосфере и круглосуточно. Ваниль для него не существует. Никогда. И я не думаю, что в этом плане что-либо изменилось.

— Видишь? Это должно нравиться. Тебе это не нравится, и Саре тоже.

— Хм-м. Что будем делать, если он не принесет ключи?

— У меня есть инструменты. Эти пояса верности обычно имеют небольшой замок, который я взломаю за минуту. Надо будет поближе взглянуть на это ожерелье, я не знаю, как оно закрывается, но мы сможем снять его без того, чтобы обезглавить Сару.

Он улыбается и целует меня в лоб. Я чувствую, как меня обволакивает дрёма, и проваливаюсь в сон.

***

Когда срабатывает будильник, я просыпаюсь на пять секунд, примерно. Потом снова засыпаю, смертельно измученная прошлой ночью. К половине десятого я высыпаюсь, наконец-то. В квартире Роберта тихо, и я иду в ванную, принимаю душ, чищу зубы, одеваюсь. На автомате, будто на дистанционном управлении. Я чувствую легкую боль в мышцах — не удивительно после того, что Роберт вытворял со мной в последние дни. Закончив приводить себя в порядок, я иду на кухню и варю кофе. На мгновение меня поражает та естественность, с которой я перемещаюсь в квартире Роберта. Я вспоминаю Марека и его квартиру, где я всегда чувствовала себя загипнотизированным кроликом. Я едва решалась спросить, можно ли взять стакан воды на кухне, когда бывала у него. А Роберт принес свежую газету и положил ее на кухонный стол. Я счастливо вздыхаю и достаю молоко из холодильника.

После первой чашки кофе я уже чувствую себя великолепно. Чувствую себя бодрой, отдохнувшей и улыбаюсь, когда слышу скрежет ключа в двери. Через несколько секунд Роберт появляется на кухне с бумажным пакетом в руке и с Сарой на буксире. «Он принес завтрак», — думаю я и подавляю желание сделать ему спонтанное предложение о браке.

— Доброе утро, моя красавица, — говорит он, и я встаю, чтобы поцеловать его. Думаю, поцелуй был слишком коротким, но на нас смотрит Сара, а Роберт не захочет при ней проявлять несдержанность. Не стоит хвастаться своим счастьем перед менее счастливыми людьми. Мудрое решение.

— Есть ли еще кофе?

— Да, конечно.

Вопросительно посмотрев на Сару и получив утвердительный кивок, я достаю две чашки из шкафчика.

Роберт ставит на стол три тарелки и достает из пакета круассаны.

— Ох! Как круто! Рогалик-макалик! — вздыхаю я и беру себе один. Я голодна как волк. Как всегда после утомительных и напряженных ночей.

— Что? — спрашивает Роберт, и Сара тоже смотрит на меня, как будто я говорю по-китайски.

— Рогалик-макалик. Так всегда называет их моя мама. Рогалик для макания. В какао или кофе. Страшное свинство, но вкусно. Однако не все круассаны подходят для подобного. Вот почему отличают нормальные круассаны и рогалики-макалики.

— Понятно, — ухмыляется Роберт и наблюдает за тем, как я, мыча от наслаждения, поедаю смоченный в кофе круассан.

— У нас это называют «крошевом». Мой прадедушка всегда получал подобное на завтрак, потому что отказывался носить зубной протез. Бабушка крошила ему круассан или хлеб в кофе или в теплое молоко, а потом он хлебал это ложкой, — говорит Сара, снова улыбаясь своей прекрасной, открытой улыбкой.

— То, чем занимается Аллегра, тоже отдает малость домом престарелых… — усмехается Роберт и подталкивает мое колено своим. Он смотрит на быстро растущий беспорядок в моей тарелке и говорит: — Если ты научишь этому Лотти, между нами все будет кончено, сердце мое.

Мой рот забит круассаном, и поэтому я просто поднимаю руку, жестикулируя, что поняла. Звонит мобильный телефон Роберта, и он выуживает его из кармана.

— Утро, Фрэнк, — отвечает он, а потом слушает. — Да, я так и думал.

Роберт диктует Фрэнку свой адрес и вешает трубку.

— Марек уже был у тебя и сгрузил перед дверью несколько пакетов. Фрэнк не смотрел что в них, ты сможешь сделать это самостоятельно. Он привезет вещи сейчас.

— Тогда я снова заварю кофе, — говорю я, и Роберт улыбается мне. Молчаливая похвала. Я радуюсь.

Глава 22

Сара пристально наблюдает за мной, я это замечаю, чувствую, как она все время смотрит на меня. Я знаю, что у нее много вопросов, что она, скорее всего, не уверена и не знает, что делать дальше. Она такая же, как и я тогда — беззащитная, потерянная, в эмоциональном раздрае.

— Спрашивай, — говорю я, наливая себе кофе.

Сара задумчиво смотрит на Роберта и помешивает свой кофе перед тем, как, набравшись смелости, спрашивает то, чего я не ожидала:

— Ты чувствуешь себя свободной, Аллегра?

Я на секунду задумываюсь и ощущаю на себе заинтересованный взгляд Роберта, такой же вопросительный, как и у Сары.