Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 41

— Роберт! — возмущаюсь я. — Почему ты не поддерживаешь меня против этой диктаторской болтушки?

— Потому что диктаторская болтушка совершенно права. Нет причин злиться на Мелинду, сердце мое. Я в любом случае запретил бы тебе, даже если бы она ничего не сказала.

— Это моя последняя неделя на свободе… — бормочу я, и Мелинда смеется во все горло.

— На свободе? Мышка, ты потеряла свободу в тот момент, когда впервые увидела его.

— Что да, то да… — усмехается Роберт, игриво потянув меня за косу. Я презрительно фыркаю.

Мелинда и Роберт нравятся друг другу, и я очень, очень рада этому. Еще больше меня радует путешествовать с людьми, которые либо такие же, как я, либо принимают меня такой, какая я есть. А́утинг — это что-то освобождающее. И даже если Мелинда до сих пор не может до конца понять, почему я хочу так жить, ей не важно, что я так живу. Она воспринимает это как нечто само собой разумеющееся, а иногда, как и сейчас, шутит над этим. (Примеч. Аутинг — предание гласности, публичное разглашение информации о сексуальной ориентации или гендерной идентичности человека без его на то согласия. Аутинг противоположен по смыслу каминг-ауту — добровольному раскрытию собственной сексуальной ориентации или гендерной идентичности). Мелинда объяснила мне, что она просто игнорирует тот факт, что Роберт действительно бьет меня — и если ей это не удается, она интенсивно думает, что это именно то, чего я хочу. По ее словам, ей очень помогает то, что публично Роберт относится ко мне с большой любовью и уважением.

Краем уха я слышу, что Сара и Фрэнк обсуждают, кто будет пить, и улыбаюсь. Эти двое редко одного мнения и постоянно спорят до хрипоты. Роберт говорит, это из-за того, что оба являются свичами. Это вечная борьба за то, кто командует парадом. Сначала они должны найти свой баланс, но сегодня ни один из них не желает делать шаг навстречу.

— Мы с Робертом сегодня пьем, — говорит Фрэнк, когда мы приближаемся к толпе.

— Извини, Фрэнк, но я не пью. У меня другие планы.

Голос Роберта проходит через все мое тело. То факт, что мы оба останемся трезвыми, означает лишь то, что у Роберта определенно что-то запланировано. Бабочки дико порхают в моем животе, и я широко ухмыляюсь.

— Я не хочу знать, о чем ты сейчас думаешь, ты, похотливая курица… — бормочет Мелинда, а затем указывает пальцем на толпу людей у входа на праздник. — Смотри, кто там…

— Кто? — спрашиваю я, прищуриваясь. Я не вижу никого из знакомых.

— Барбара. Слева, в зеленой куртке от Джека Вольфскина.

— Ах, Барбара… — протяжно говорю я, глядя на женщину в зеленой куртке.

— Аллегра понятия не имеет, кто это… — раздается голос Роберта сзади, и я слышу, что он ухмыляется.

— Не-е, на самом деле нет… — говорю я и злюсь, что Роберт так чертовски хорошо меня знает.

— Жирная-дура-Барбара. Она отбила у меня того чувака… как его звали?

— Ах, эта Барбара! — говорю я. — Того чувака звали, кажется, Тимо?

— Да, точно. Тимо. Тимо — полный придурок. Тупой засранец.

— Но она так состарилась. Я бы никогда ее не узнала. Боже, Мелинда, это было более десяти лет назад…

— Женская память — вечная загадка для меня. Жирная-дура-Барбара узнается и будет правильно названа даже спустя десятилетия, мужчина же, который, вероятно, многоразово трахал до потери памяти, будет «чувак-как-его-бишь-звали»… — усмехается Фрэнк, а Сара, смеясь, объявляет, что она поставила бы бутылку вина на то, что «тупой засранец» был совсем не бомбой в постели.

— Верно. В противном случае я могла бы вспомнить его имя, — подтверждает Мелинда и тормозит у первого винного прилавка. — Присядем?

Фрэнк и Сара замечают свободный столик поблизости и занимают места, пока Мелинда покупает бутылку вина.

— Что ты задумал, Роберт? — спрашиваю я, скользя руками под джинсовую куртку и поднимаясь на носочки, чтобы поцеловать его.

— Ты узнаешь достаточно скоро. Бокал вина. Не больше. Поняла?

— Хм-м…

— Как надо сказать? — спрашивает он меня, и я, улыбаясь, снова целую его.

— Да, Роберт, — отвечаю я и отстраняюсь от него, потому что меня зовет Мелинда.

— Пожалуйста, возьми бокалы, — говорит она, направляясь к столу, где сидят Фрэнк и Сара.

Столпотворение огромно и увеличивается с каждой минутой. Люди двигаются мимо нас толпами, мягкий осенний вечер привлекает бесконечное количество народа на праздник. Скоро октябрь, и вечеринки на свежем воздухе надолго закончатся. Я думаю о том, что с октября перееду к Роберту. Мы начали постепенно освобождать мою квартиру, перевозить мебель, в которой я больше не нуждаюсь, к моим бабушке и дедушке, и доставлять мою одежду, книги и другие необходимые вещи, такие как CD- и DVD-диски к Роберту.

Мы наблюдаем, сплетничаем и болтаем ни о чем. В какой-то момент неизвестная мне женщина подходит к столу и приглашает Мелинду выпить бокал вина. Из разговора я понимаю, что это бывшая, очень довольная клиентка Мелинды. Мелинда исчезает вместе с ней в одном из павильонов и покидает нас на некоторое время. Ей, вероятно, собираются пересказать свадьбу во всех деталях.

Быстро холодает. Надев куртку, я потягиваю бокал вина, позволенный мне Робертом, и прислоняюсь к нему. Я чувствую себя бесконечно великолепно и более чем довольной тем, что имею. Роберт обнимает меня, целует в висок и продолжает слушать Фрэнка. Высокий, красивый мужчина падает на скамейку рядом с Сарой без каких бы то ни было приветствий, и та взволнованно визжит, кидается ему на шею и горячо целует его в обе щеки. Фрэнк замолкает посреди слова и приподнимает брови. Думаю, что он не в восторге и ревнует.

— Я должна непременно выпить бокал вина с Винсом. Ты за рулем, Фрэнк, не так ли?

И прежде чем Фрэнк успевает ответить, Сара вскакивает и исчезает вместе с Винсом в толпе. Фрэнк безмолвно смотрит ей вслед. Затем переводит взгляд на Роберта и спрашивает:

— Невозможно поверить… Ты видел это?

— Видел, — подтверждает Роберт, кивая.

— И что теперь?

— Теперь тебе придется рулить домой, потому что она не сможет водить машину, когда вернется.

— Да. ЕСЛИ она вернется, — бормочет Фрэнк и оборачивается, выискивая ее в толпе.

— Она вернется, — говорю я, улыбаясь. — Выпьет с ним бокал вина, и они немного поболтают. Это…

Я замолкаю, потому что на самом деле не знаю, насколько плохо это для Фрэнка. Так как он, очевидно, находится в режиме «Дом», мне не пристало давать ему какие-либо советы. Или вообще вмешиваться. «На самом деле это глупость», — думаю я. — «Потому что Фрэнк не мой Дом». И я отношусь к нему с уважением. Тем не менее, есть кое-что, что сдерживает меня, но это не то, чему кое-кто обучил меня, я чувствую это. Это как будто естественная сдержанность по отношению к мужчинам, обладающим такой своего рода особой властью. Думаю, что моя мать перерезала бы себе вены, если бы узнала, но я отгоняю эту мысль прочь.

— Она могла бы спросить меня. Должна была спросить меня.

— Должна? — спрашивает Роберт, и Фрэнк кивает.

— Да, черт возьми, должна была.

Фрэнк потирает лицо и смотрит на меня. Как я, словно приклеенная, жмусь к Роберту.

— Ты бы спросила?

Я думаю и задумчиво качаю головой.

— Я бы не спросила напрямую, но я бы представила его и объяснила, откуда знаю этого парня. Я бы сказала, куда иду, и что вернусь через пару минут.

— Она бы добавила «хорошо?» и молча попросила бы моего согласия, — говорит Роберт, и я киваю.

— Да, что-то в этом роде.

— А ты бы позволил это?

— Да, я бы позволил. Представь, что ты встречаешь старую подругу на уличном празднике, она хочет что-то выпить с тобой и немного поговорить, а ее новый любовник запрещает ей это. Ты был бы сильно удивлен. И в зависимости от количества выпитого алкоголя даже взбешен, со всеми возможными последствиями. Это того не стоит. Если ты не хочешь подобного, то должен уточнить это заранее, четко сказать: «Я хочу, чтобы ты оставалась рядом со мной, я не хочу, чтобы ты уединялась с другими мужчинами», или что-то в этом роде. Потому что тогда она должна будет либо проявить неповиновение, либо вынуждена будет найти компромисс. В данном случае: «Присядь. Давай выпьем здесь».