Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 63

— Аллегра, — говорит Роберт, стоя в дверях.

«Я не слышала его прихода», — думаю я.

— Да?

Я встаю и складываю руки за спиной, смотрю в пол. Это значит: я готова.

— Жди меня в спальне. Голая. На кровати лежит тканевый мешок. Ты натянешь его на голову.

Я собираюсь пройти мимо него, но он задерживает меня за руку.

— Я еще не закончил, — шипит он и его голос звучит угрожающе.

— Извини, — говорю я, прикусывая губу и чувствуя, как бабочки в моем животе начинают порхать.

— Возбуди себя, Аллегра, я хочу, чтобы ты была мокрой, когда я приду в спальню.

— Да, Роберт, — отвечаю я.

"Объективация", — думаю я и внутренне ликую. С помощью мешка он лишает меня лица, низводит до уровня вещи, которую он использует, только ради его удовлетворения. Он не будет заниматься мной, не будет меня воспринимать. Он просто будет вдалбливаться в меня членом, пока не будет удовлетворен. После этого он оставит меня лежать — и, если повезет, позже снова использует меня. Я люблю этот сценарий. Для меня это что-то вроде высшего пилотажа унижения. Я знаю, что не кончу, но кайф, который меня ожидает, уравновешивает весы.

***

Спустя четверть часа я лежу на кровати — мне не пришлось ничего делать. Одной мысли было достаточно, чтобы произвести достаточно влаги для нескольких заходов. Я слышу шаги Роберта перед кроватью, прислушиваюсь, как он расстегивает штаны, а потом ощущаю руки на себе. Он устанавливает меня в положение на коленях, подтянув к краю кровати, бьет ладонью по заднице, четыре раза, пять раз, шесть раз. Я стону от силы ударов, чувствую жжение кожи и громко всхлипываю, когда он толкается в меня мощным рывком. Мешок абсолютно непрозрачен, оказавшись в полной, непроницаемой темноте, я могу только чувствовать. Каждый квадратный сантиметр моей кожи чрезвычайно чувствителен к прикосновениям, моя душа обнажена перед Робертом. Он просто должен пнуть ее. Я уже распахнула её для него.

Роберт молчит — он не разговаривает со мной, кода берет меня таким образом. Я сжимаю губы, концентрируясь на унижении, на том факте, что он использует меня. Хотя он вбивается быстро и жестко, у него замечательная выносливость, и я понимаю, что, несмотря ни на что, он не желает супербыстрого перепихона. Он хочет наслаждаться этим, в конце концов, это все только для него. Мое удовлетворение не имеет значения, потому что ловлю свой кайф от того, что я объект, который можно совершенно спокойно заменить и который он использует, а затем отбрасывает в сторону. Чем дольше это происходит, тем отчетливее становится это чувство, тем неприятнее становится быть молча, грубо и без любви оттраханой — и он истинный мастер, позволяющий мне чувствовать эту холодную отчужденность. Я замечаю, как слезы унижения выступают на моих глазах, и тихо всхлипываю, когда осознание того, что я позволяю делать со мной, поражает меня, словно удар молота. Роберт останавливается, когда слышит, что я достигла глубин долины унижения и позора. Я чувствую его руку на своем плече, он тянет меня вверх. Его беспокойное, горячее дыхание овевает мою кожу.

— Цвет?

— Зеленый, — хнычу я, и он отпускает меня, позволяя снова упасть вперед.

Он не спрашивает больше ничего, восстанавливает свой беспощадный ритм и вскоре, хрипя, кончает. Я тихо стону, когда он отстраняется от меня, и слышу, как он покидает комнату. Я знаю, что он стоит в дверях, наблюдая, пируя и наслаждаясь видом. Я прижата верхней частью тела к кровати, выставив задницу — даже само это положение позорно. Он знает, что я растоптана, что он может делать со мной все, что захочет. Я в прямом смысле ощущаю, как сильно он наслаждается своей властью, знаю, что теперь он чувствует себя намного лучше, потому что я послушно ему служила. Он снова входит в комнату, даже не потрудившись двигаться тихо. Он обходит вокруг кровати, любуясь своим творением, вещью, в которую он меня превратил. Его угрожающая аура и ясно ощутимое, изысканное чувство страха добавляют унижения. Он играет со мной и моим страхом. Он может чувствовать запах того, что я боюсь, запах того, что это он пугает меня, и он обожает мой страх так же сильно, как и я. Я вздрагиваю, когда он, для меня в прямом смысле слова непредвиденно, хватает меня за запястья и связывает руки за спиной. Затем переворачивает меня, растягивает, делает меня доступной, и телесный контакт снова разрывается. Я рассчитываю на все, что угодно. От ударов между ног или по груди, до зажимов и воска. Нет, воск я вычеркиваю. Старого одеяла не было на кровати, и я не чувствовала запаха свечи или спичек.

Мое воображение буквально захлебывается всевозможными сценариями, и все же знаю, что, конечно же, то, что Роберт сделает со мной, будет неожиданно. Он хорош в том, чтобы удивлять меня. Я слышу, как он проходит вокруг кровати туда, где находится моя голова.

— Ты ничего не сказала этим утром, даже глазом не моргнула…

Рядом с моим ухом, тихо — и, конечно, я совершенно выбита из концепта. Этим утром? Что тогда было?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Роберт.

— Тот факт, что Инга заигрывает со мной, при каждой возможности тычет мне в лицо сиськи, выпячивает свой маленький зад.

— Я… ох… она это делает?

Картинка возникает у меня в памяти. Роберт прав. Кроме того, она всегда хочет знать, каковы наши отношения. И она ни в коем случае не желает игнорировать Роберта. Она ищет его близости.

— Да, она делает. Ты еще этого не заметила? Ты и в самом деле такая невинная или просто притворяешься?

— Нет, я этого еще не заметила.

Малюсенький, восхитительный страх внутри меня растет, становится горячее, больше, и я чувствую, как мышцы моего влагалища сокращаются. Больше, я хочу еще больше этого.

— Почему нет? Разве это не интересует тебя? Тебе плевать на меня?

— Нет, ни то, ни другое, Роберт.

Моя грудь поднимается и опускается быстрее, возбуждение растет с каждой секундой, каждым словом, что произносит Роберт.

— Тогда значит, ты просто невнимательна? Рассеяна?

«Если мне захочется наказать тебя, я в течение пяти минут сфабрикую сценарий, в котором ты можешь только проиграть», — слышу голос Роберта в своей голове.

— Я не знаю. Мне очень жаль.

Страх, который струится через мое тело, все больше и больше усиливает мое возбуждение. Страх потерять Роберта, страх наказания и страх посмотреть ему в глаза после того, что он сделал со мной. Я знаю, что это еще не конец, что мы стоим еще только в самом начале очень напряженной сессии, на протяжении которой он будет играть с моими страхами, я буду наказана, использована и еще больше унижена. Пока не достигну точки, где он много-много дней будет богом моего мира, до точки, где ничто иное не достигнет меня, кроме его голоса. Последствия сессии, как физические, так и психические, будут сопровождать меня в течение нескольких дней. Глубоко внутри меня прорезается робкий голосок и спрашивает, что, если Роберт на самом деле прав? Инга на самом деле клеится к нему? Или это было просто совпадение, которое он использовал, чтобы добраться до моего страха?

Я тихо стону и позволяю горячей волне страха унести меня в глубины «Зоны».

Глава 38

Следующий рабочий день проходит спокойно, Инга держится от Роберта на расстоянии, оставляет его в покое. Я надеюсь, что это состояние окажется постоянным. Инга, помимо своей работы в приемной, занимается корректировкой расписания Майкла, который гораздо более терпим в этом отношении, чем Роберт. Я весь день нахожусь в приподнятом настроении, наслаждаясь следами вчерашнего вечера, и изо всех сил пытаюсь держать свои эмоции под контролем, чтобы не пасть на колени перед Робертом. Когда он зовет меня в свой кабинет и закрывает за собой дверь, мне действительно приходится бороться с собой. Соблазн велик, но Роберт качает головой. Он видит, что со мной происходит.

— Я ценю это, но не делай этого. Не здесь.

— Дома? — спрашиваю я, глядя вниз.

— Да. Дома.

Я киваю и жду, когда он скажет, что он хочет от меня. Находясь в глубине «Зоны» я иногда теряю дар речи — и, если что-то и говорю, то в основном заикаюсь.