Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 80

— Да, Вы правы. Это правда, — соглашается Инга через несколько секунд, вскидывая руки вверх в приступе отчаяния.

— Хорошо. Спасибо за вашу честность. Забудьте все, что когда-либо читали или слышали об этом. Реальность совсем другая.

— Инга, не можем ли мы просто поставить точку и начать с нуля. Это возможно? Мы так живем. Это факт, и никто не изменит этого. Мы не делаем ничего противозаконного и не мешаем этим посторонним лицам. В отличие от Марека. И мне очень жаль, что ты была во все это втянута.

— Я подумаю об этом.

Все еще звучит холодно и пренебрежительно, от веселой, беззаботной Инги в этой комнате не осталось и следа.

— Фрау Вайзер, Вы хоть понимаете, что делаете с Аллегрой, когда относитесь к ней так, как все утро?

— Что Вы имеете в виду, господин Каспари?

Инга звучит агрессивно.

— Вы унижаете Аллегру. Совершенно неприемлемым способом. Пожалуйста, подумайте и об этом. Почему это должно считаться нормой, если Вы делаете это публично — хотя Аллегра попросила Вас прекратить. И почему для Вас неприемлемо, когда я делаю это в частной атмосфере, хотя у меня есть неоспоримое разрешение Аллегры делать это?

Я вижу, что это попало в самую точку. Инга выглядит так, будто он дал ей пощечину. И ей становится стыдно за свое поведение.

— Спасибо за Ваше понимание. И спасибо, что подумаете об этом, — говорит Роберт, давая этим понять, что мы обе свободны.

— Кофе? — спрашиваю я, когда мы оказываемся перед кабинетом Роберта в коридоре.

— Непременно.

***

Кухня пуста, и мы садимся. Инга задумчиво смотрит на меня, и я стараюсь ответить как можно более открытым и дружелюбным взглядом.

— Почему он так сильно тебя ненавидит? — спрашивает она через некоторое время, помешивая кофе.

— Кто? Марек?

— Да.

— Ох, это длинная история. Главным образом, думаю потому, что он обломался на мне, ведь никогда не мог безгранично царить в моей голове. Этого он мне простить не может. Возможно, чувствует, что потратил впустую свою жизнь со мной. Я точно не знаю. Мареку не хватает некоторых очень положительных черт, которые есть у Роберта.

— Роберт имеет доступ к твоей голове?

— Да, к моей голове, моему сердцу, моей душе. Роберт знает, что я чувствую, еще прежде, чем я сама ощущаю, что со мной будет, понимаешь?

— Звучит как родственная душа.

— Это так. В каком-то роде.

Инга молчит, попивая кофе маленькими глотками.

— Много ли людей знают, как ты живешь?

— Нет. Моя мама и моя лучшая подруга знают, пара, с которой мы дружим и которая также… ну ты понимаешь… живут также. Мои бывшие парни и бывшие подруги Роберта. Несколько человек еще знают об этом, и некоторые, вероятно, подозревают. Мы не посещаем «Сцену», поэтому количество тех, кто об этом знает, очень ограничено.

— Семья Роберта не знает?

— Нет, не думаю. Это не то, что вот так просто можно мимоходом упомянуть за воскресным обедом, не так ли?

Я улыбаюсь Инге, и она улыбается в ответ.

— Я все еще считаю это отвратительным.

— Это нормально. Я тоже многое считаю отвратительным, но это существует.

Инга встает и идет к двери.

— Прости, — говорит она, кладя руку на дверную ручку. — Я просто… в шоке и…

— Не переживай, Инга. Просто выбрось из головы. Мы должны ладить здесь на работе. Дома ты живешь своей жизнью, я — своей.

— Ты собираешься рассказать об этом Арне? — спрашивает она, прикусывая губу.

— Нет.

— Спасибо, — говорит она и уходит.

Я остаюсь сидеть и смотрю на стену. Возможно, работать здесь оказалось не очень хорошей идеей, хотя ни Роберт, ни я, ни в чем не виноваты. То, что я чувствую, что все уходит из-под контроля — это вина Марека и только его. Мне приходит в голову, что нужно позвонить тому комиссару, и лучше сделать это сейчас. Чем быстрее сделаю, тем лучше. Когда у меня назначена встреча — к счастью, только в понедельник через две недели — я чувствую облегчение. Комиссар был очень любезен по телефону, и его голос звучал открыто и дружелюбно.

***

Вечером я сижу на диване, разговариваю с Мелиндой, рассказываю ей о Мареке, его попытках получить мои показания и об Инге. Мои ноги покоятся у Роберта на коленях, и он наблюдает за мной.

— Включи громкую связь, пожалуйста, — говорит он, и я нажимаю соответствующую кнопку.

— Следи за своим языком, Роберт слушает сейчас, — говорю я, и Мелинда смеется.

— Как будто я боюсь Роберта, ты, хлопушка!

Он закатывает глаза и улыбается.

— Я могу ее понять, — снова серьезно говорит Мелинда, — эту Ингу. Это полный шок. Об этом знают только из телевизора, а вы сами знаете, как это обычно изображают. Неудивительно, что она полностью выпала в осадок. Я чувствовала то же самое. А потом, если начать узнавать из третьих рук, например, от Google — ради всего святого!

— О чем ты подумала, когда узнала, что Аллегра сабмиссивна? — спрашивает Роберт, его глаза впиваются в мои, в то время как руки покоятся на моих ногах.

— О типичной пыточной камере. О черных шмотках, кнутах и собачьих поводках.

— Это всеобщее представление, да. Но, в свою очередь, многие люди так живут.

— Невозможно себе это представить, Аллегра. Если никогда не имел с этим ничего общего. Не знала, что существует так много разных способов жить этим. На слуху только… хм-м-м… скандальные истории. Я ужасно переживала за тебя, потому что думала, что ты позволяешь каким-то левым мужикам куда-то тебя утаскивать, отдаешься полностью в руки каких-то пускающих слюни мудаков.

— Значит, нужно проводить больше разъяснительной работы, — говорит Роберт и хмурится.

— Люди не заинтересованы в разъяснениях, Роберт. Они интересуются историями типа «о, боже, ты только представь себе…», чем извращеннее, тем лучше. Им не интересна зачастую довольно неприглядная реальность, они хотят крови, пота и слез.

— Тоже верно… — бормочет Роберт, и его большой палец с давлением двигается по моей ступне, что вызывает у меня довольный звук.

— И посмотри, как… Эй, что вы там делаете?

— А что?

— Что это был за звук?

— Пардон. Роберт массажирует мне ноги и…

Мелинда громко смеется:

— То, о чем я только что говорила. Супер злой Дом массирует ноги бессловесной курице. Обычная реальность. Скучно, как и…

— Сама ты бессловесная курица. Я считаю, что это здорово.

— Вы могли бы пригласить ее на обед, — предлагает Мелинда, — чтобы она увидела, что нет никакого погреба для пыток, никаких черных стен и Андреевских крестов. Совершенно нормальная квартира, абсолютно нормальная пара.

— Спасибо, но мои потребность гармонии и потребность просвещать непросвещенных не на столько велики. Я не хочу приглашать в свою квартиру кого-либо, кто, как Инга, гребет меня под общую гребенку, — отвечает Роберт, слегка царапая ступню ногтями. Я вздрагиваю — это щекотно.

— Но она же совершенно не в теме.

— Тогда она должна спросить. Воспитанно и вежливо. Я просвещу ее, нет проблем. Но не здесь.

— Это было просто предложение, большой злой Дом, — стонет Мелинда, и Роберт ухмыляется. — Мне нужно идти, тупая жаба. Мой Ромео ждет.

— Повеселись, Джульетта. Держись подальше от яда и кинжалов.

— О, заткнись, обломщица.

— Я тоже тебя люблю.

Я вешаю трубку и тихо вздыхаю, потому что Роберт делает это так замечательно. Я откидываюсь назад, еложу взад и вперед, пока не чувствую себя совершенно комфортно, и смотрю на него. Мужчина моей мечты массирует мои ноги и улыбается мне с такой любовью, что мое сердце тает. Я любуюсь его профилем, когда он снова возвращается к моим ногам. Прямой нос морщится, он большим пальцем скользит по внешнему краю моей стопы. Размышляет.

— Мне нужен тайм-аут от всего этого безумия.

Я подскакиваю из своего удобного положения.

— Что?

Роберт смеется и притягивает меня ближе к себе.

— Я говорю о длинных выходных. Отпуск.

Он притягивает меня еще ближе, целует в висок и шепчет на ухо: