Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 79

— Роберт, — говорю я, стоя в дверях, — я бы хотела присутствовать. Это нормально?

— Да, — отвечает он, — входи. Пожалуйста, присаживайся.

Я сажусь и смотрю на Ингу, которая с отвращением смотрит на нас обоих.

Глава 46

Роберт снова переводит взгляд на Ингу, и даже глазом не моргнув, позволяет ей оглядеть себя с ног до головы. Никакого дискомфорта, никакой неуверенности. Он садится и немного отъезжает на своем кресле назад. С одной стороны, чтобы смягчить барьер, который образует письменный стол, с другой — чтобы иметь возможность вытянуть свои длинные ноги, не касаясь ни одной из нас.

— Пожалуйста, — нарушает тишину Роберт и улыбается, — начинайте, фрау Вайзер. Мы слушаем.

— Вы хотели поговорить со мной, почему же сейчас должна начать я?

— Потому что у Вас есть проблемы с тем, что Вы узнали вчера. И мне хотелось бы устранить эту проблему, потому что ценю дружескую рабочую атмосферу в нашем коллективе. Вы это знаете. Но я смогу решить эту проблему, только если буду точно знать, в чем собственно дело.

— Это отвратительно.

— Что отвратительно?

— Как вы оба живете.

— И как мы живем? — спрашивает Роберт, чуть сильнее откидываясь в кресле.

— Извращенно.

— Разве Вы не сказали вчера, что это — мейнстрим?

— Я лояльный человек, но есть вещи, которые противоречат моим принципам. Мейнстрим или нет. Это… отвратительно.

Инга с отвращением кривится.

— Дело в том, фрау Вайзер, что здесь мы на работе. И то, что мы с Аллегрой делаем дома, не имеет здесь никакого значения, как и то, что делают Майкл и его жена или Сабина и ее муж. Или Клаус и его муж.

— Это имеет значение.

Роберт игнорирует эту упрямую настойчивость, которую мне он никогда не спустил бы с рук, и улыбается Инге. Что однозначно выводит ее из равновесия. Она не ожидала в этом разговоре ни дружелюбия, ни шарма, а Роберт ни секунды не звучал так, словно был зол или расстроен.

— Скажите мне, фрау Вайзер, Вы обращаетесь с Клаусом так же, как сейчас с Аллегрой?

— Нет.

— Клаус — открытый гей.

— Да, я это знаю. И?

— Почему это нормально, а наш образ жизни, по-Вашему, нет?

— Господин Каспари, есть разница, между тем, что мужчина любит мужчину, и тем, что мужчина любит пороть и унижать женщин.

— Хм-м, так я и думал. Две, нет, скорее три вещи необходимо прояснить. Во-первых, гомосексуализм — это предрасположенность, Вы согласны?

— Да.

— Тип сексуальности, который я предпочитаю, также является предрасположенностью. Правильно?

— Да, думаю, что так…

Инга звучит немного неуверенно и задумчиво прищуривает глаза.

— Это так и есть. Без сомнений. И то, и другое — предрасположенность. Я не выбирал это. Я такой. Так же, как Клаус не выбирал своих сексуальных предпочтений, так и я не имел выбора в своих. Или Вы в своих.

Инга молчит и зыркает на меня.

— Я тоже не выбирала своих. Я была такой всегда. И признать это, вероятно, так же сложно, как осознать собственный гомосексуализм, Инга. Потому что чувствуешь, что ты выбиваешься из нормы.

Она медленно кивает, а затем снова смотрит на Роберта, который проводит рукой по волосам и глубоко вдыхает, прежде чем продолжить.

— От Клауса никто не требует, чтобы он женился на женщине, верно? Почему Вы обвиняете меня в том, что я живу по своим предпочтениям? То, что я делаю, абсолютно законно по немецкому законодательству и делается при полном согласии Аллегры. Искренне не понимаю, почему одно предпочтение считается нормой, а другое нет. Понимаете, о чем я?

Инга неохотно кивает.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Но мне это претит.

— И это нормально. Вам это не обязано нравится. Никто не требует этого от Вас.

— Очень щедро.

Роберт насмешливо поднимает бровь и продолжает:

— Пункт второй. Вы сказали, что есть большая разница между тем, любит ли мужчина мужчину или мужчина порет и унижает женщин. Взгляните на это под другим углом, госпожа Вайзер. Любовь, в любом контексте, является решающим фактором любых отношений, все остальное — вторично. И у нас также. — Роберт улыбается мне, а затем продолжает. — Третий пункт: я против обобщающей формулировки, что я якобы бью и унижаю женщин.

— Ах, а Вы не делаете этого?

В голосе Инги отчетлива слышна насмешка, но Роберт не ведется. Он остается дружелюбным и объективным.

— Я воплощаю свои предпочтения только с одной женщиной, с Аллегрой. Чьи предпочтения идеально дополняют мои. Вероятно, для Вас это является загвоздкой, потому что в этом месте заканчивается Ваше понимание.

Инга кивает. С этого момента все тормозят. Как всегда.

— Разве это не странно, — говорю я, — что большинство людей могут легко представить себе, как мужчина порет и унижает женщину, но в то же время то, что есть женщины, которые этого хотят, вызывает полное непонимание?

— Потому что это невозможно понять.

— Так и есть. Для большинства людей. Вот почему мы и большинство других людей, которые так живут, делают это в своих домах, в условиях, гарантирующих, что никому из посторонних не будет доставлено беспокойство или что кто-то почувствует дискомфорт.

— Нет. Вы постоянно живете этим. Клаус здесь такой же гомосексуалист, как и дома. Это его предрасположенность. Точно так же, как предрасположенность, которая, как Вы утверждаете, есть у Вас и которой подвержена, как она предполагает, Аллегра.

— Я не предполагаю, она у меня есть. Я уверена.

Затем до меня доходит смысл первой части предложения Инги, и я смотрю на Роберта, который задумчиво склонил голову.

— Угу. Аргумент, с которым тяжело поспорить. Но! Клаус не проявляет здесь свою сексуальность. Мы тоже нет.

«Наглая ложь», — думаю я, отчетливо представляя себя на коленях перед этим самым креслом.

— Да, вы проявляете.

Я испуганно вздрагиваю. Кто-то услышал наш кабинетный перепих?

— Аллегра ведет себя по отношению к Вам… иначе. Я не могу это описать, но это очень отчетливо.

— Ну, — улыбается Роберт, — Аллегра относится ко мне уважительно, вежливо и очень любезно. Разве не так положено в так называемых нормальных отношениях? Или обычно необходимо постоянно выцарапывать друг другу глаза? Я не в курсе, у меня никогда не было таких отношений.

— Любая нормальная женщина засунула бы Ваши пресловутые прихоти Вам куда подальше. Аллегра принимает это, и все поражены этим. Все.

— Мои «пресловутые прихоти»? — Роберт усмехается, а затем серьезно продолжает. — Один ноль в Вашу пользу. Да, она исполняет мои «прихоти» без комментариев. Потому что воспринимает меня и, к моему великому счастью, любит меня таким, какой я есть. Не вижу в этом ничего плохого. Это что-то, что других людей раздражает, беспокоит, вызывает отвращение? Что мы с моей женщиной относимся друг к другу уважительно на публике? И, пожалуйста, не обвиняйте меня в том, что я отношусь к Аллегре как монстр, за которого Вы меня держите. Это было бы большой ложью.

Я не могу сдержать улыбку. В животе начинают порхать бабочки. «Моя женщина». Ничего себе! Это звучит великолепно.

— Аллегра не Ваша женщина.

— Для меня она именно такова. Она женщина, она принадлежит мне. Моя женщина. Фрау Вайзер, Вы хотите попридираться к мелочам? Это не Ваша проблема. Ваша проблема в другом. А именно, неправильное представление о том, как живет Аллегра, и смутные домыслы о том, что происходит у нас дома.

— Это неправда.

— Неужели?

Взгляд Инги мечется туда-сюда между мной и Робертом. Она размышляет, и Роберт дает ей время на раздумья. Он аккуратно, но неумолимо, подталкивает ее в нужном ему направлении. Я восхищаюсь им за это его умение, потому что он мог бы просто использовать свой авторитет, свою позицию, чтобы четко и ясно заявить, что не потерпит подобного. Уважительный подход, дружелюбие, профессионализм. Любой, кто хочет «детский сад», должен работать в детском саду. Но он этого не делает. Пытается апеллировать к пониманию, толерантности, расширить ее горизонты. Хочет, чтобы после этого разговора она вышла с поднятой головой, но при этом продолжала делать то, что ему нужно.