Свет твоих глаз (СИ) - Лактысева Лека. Страница 68

К полуночи моя голова распухла от прочитанного, разболелась от попыток сообразить, как применить на практике озвученные теоретиками от психологии советы, и потяжелела от усталости. Увидев, что часы показывают начало первого, я собралась идти спать. Снова заглянула в кабинет, где по-прежнему отсиживался ставший вдруг нелюдимым Скворцов.

― Эд, поздно уже. Пошли спать, а? ― позвала его ласково.

― Иди, ложись. Я еще посижу. ― Голос мужа звучал холодно и отстраненно.

― Я не хочу без тебя…

― Ника, иди спать! Я не маленький, лягу, когда захочу! ― холодность мгновенно переросла в злобу.

И я снова отступила. Никакие советы не могли мне помочь переступить въевшийся в кости и мышцы рефлекс бежать и прятаться от агрессивного мужчины. На эмоциях взлетела по лестнице. Схватила полотенце. Закрылась в душевой и заревела ― от ужаса, от отчаяния, от того, какое мрачное будущее рисовало мне мое воображение.

Бросить Эда я не смогу. Не сумею предать. Даже если он будет так же, как сегодня, кричать на меня, и даже если попытается ударить… Но что это будет за мрачная и безрадостная жизнь! Неужели бывшая свекровь права, и это со мной что-то не так, если мои мужчины за какие-то пару-тройку месяцев превращаются в злобных домашних тиранов?!

Прорыдавшись, я закончила мыться и впервые за почти месяц своей новой семейной жизни пошла спать не в спальню Эда, а в ту, которую занимала, когда числилась его наемной служащей. Как ни ждала, как ни прислушивалась, надеясь, что Эд поднимется на второй этаж и начнет искать меня ― так ничего и не дождалась. Ближе к трем часам ночи тихо, на цыпочках, спустилась вниз и заглянула в кабинет.

Скворцов лежал на диване, пристроив затылок на подголовник, и спал. Без одеяла, без постельного белья. Во сне его лицо выглядело мягким и беззащитным. Родным...

***

Утро не принесло изменений. Следующие три дня ― тоже. Эд покорно ездил на лечение ― и на этом все. Заботу о Найджеле он полностью переложил на мои плечи. Компьютер почти не включал, хотя все время проводил в кабинете, возле рабочего стола. Практически не ел и упорно молчал.

Я понимала, что так нельзя. Пыталась растормошить мужа, придумывала поводы, чтобы заговорить с ним, искала что-то, способное его заинтересовать, увлечь, заставить шевелиться. Эд на все мои попытки отвечал безмолвно сжатыми губами или рычанием.

Я не стала скрывать происходящее от Тимофея. Тимофей поделился со Скворцовыми-старшими. За три дня они побывали у нас все и не по разу. В конце концов Эд, пытавшийся скрывать от родственников свое настроение, не выдержал и потребовал, чтобы его оставили в покое, а когда мы остались наедине ― устроил мне выволочку за то, что я «наябедничала» на него.

Поскольку сам Эдуард обращаться за помощью к психологу отказывался, я решилась и позвонила Тамаре. Томка выслушала, посочувствовала, поддержала, отчего на душе стало чуть легче. И выдала пачку советов, половину из которых я уже успела опробовать и могла четко сказать: они не работают! То ли советы такие, то ли я их применить не сумела как следует, то ли в мужья мне достался слишком непростой пациент…

На шестой день такой жизни я дошла до ручки и разозлилась настолько, что меня уже даже раздраженное рычание Скворцова перестало пугать. Доведу так доведу. Пусть толкнет меня, пусть ударит ― все лучше, чем будет и дальше сидеть в своем кресле с каменным лицом и гонять по кругу какие-то нехорошие мысли.

Отчаяние толкнуло меня на решительные действия. Один из психологов писал, что из состояния апатии человека могут вывести непривычные, странные и вызывающие поступки близких. Что ж, я устрою Скворцову встряску!

Вечером он снова отказался выходить из своего кабинета к ужину. Тогда я сгрузила тарелки на поднос, притащила его в кабинет и водрузила на рабочий стол перед мужем.

― Это что? ― он нащупал край подноса.

― Твой ужин.

― Не хочу.

Я не ответила. Просто села молча на диван и стала смотреть на Эда. Пусть меня он видеть не мог, но мой взгляд обязан был почувствовать! И почувствовал.

― Ты решила меня загипнотизировать? ― спросил со сдерживаемым раздражением.

― Хотелось бы. Жаль, не умею, ― ровно, не показывая эмоций, ответила я.

― И что ― так и будешь сидеть?

― Так и буду. ― Я вложила в голос максимум твердости.

Скворцов растерялся, передернул плечами, зашевелился, будто пытаясь поглубже втиснуться в свое эргономичное компьютерное кресло. Попытался сделать вид, что его не напрягает мое присутствие.

Тишина длилась минуты три, потом он все же не выдержал:

― Черт бы вас побрал, женщин! Умеете же душу вынуть! ― прошипел вроде бы с недовольством, но взялся за поднос, отыскал ложку, тарелку и принялся ужинать.

Доел все, что было на тарелке. Отодвинул от себя осторожно.

Я сидела, улыбалась, торжествуя маленькую победу, но мысль, что увидеть эту улыбку муж не может, омрачала мое торжество.

― Довольна? ― фыркнул Скворцов.

― Вполне, ― подтвердила я, забрала поднос и ушла в кухню.

Поела, прибрала, начала делать заготовки на следующий день. Спокойно, без спешки, поглядывая одним глазом в телевизор, который включила на самую низкую слышимость. Закончив возню, улеглась на диван с планшетом в руках.

На часах было почти девять. Найджел, который привык гулять в восемь, нервничал уже почти час, а тут его нетерпение начало подбираться к критической точке. Бедный пес бегал туда-сюда. То подходил ко мне, то мчался в кабинет к Эду, скулил, тыкался мокрым носом, коротко и стеснительно гавкал…

― Ника, почти девять часов, ― Эдуард возник на пороге. Как я и надеялась, остаться безразличным к метаниям своего любимца он не сумел.

― Да, и что? ― я даже не пошевелилась.

― Парню, вообще-то, на выгул пора. ― Эд выглядел озадаченным.

― Твоя собака ― ты и гуляй, ― все так же ровно и твердо заявила я.

Эд рвано выдохнул. Открыл рот, будто собираясь зарычать на меня, но вместо этого неверяще потряс головой и только спросил:

― Так, значит?

― Да, так. ― Я понимала, что провоцирую мужа, и делала это сознательно и преднамеренно. На войне все способы хороши.

Он растерялся, как мальчишка. Не привык Скворцов-начальник, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне.

― Ты это нарочно, да? ― переспросил недоверчиво.

Я ответила молчанием. Оно, как известно ― знак согласия. Но Эду этого показалось недостаточно.

― Чего молчишь? ― он приблизился, встал возле дивана, нависая надо мной всем своим немалым ростом.

― Отрицать и подтверждать очевидное ― одинаково глупо, ― нашлась я с ответом.

Эдуард постоял, подумал.

― И что ― мне одному идти? ― выдавил, наконец.

Это означало, что я снова победила, и муж сдается.

― Можешь попробовать пригласить меня, ― разрешила снисходительно.

― Ладно, твоя взяла. Так ты пойдешь со мной?

Ну, зачтем как приглашение.

― Пойду. ― Вредничать дальше я не видела смысла.

Главного я уже добилась: Эд не просто уступил один раз. Мы оба понимали, что отказываться от еды и от прогулок с Найджелом я ему больше не позволю.

Стоило вывести Найджела во двор ― пес, забыв о воспитании, рванул к ближайшему кустику, да так энергично, что вырвал у Скворцова из рук поводок-трость и поволок его за собой с противным скрежетом и стуком пластика по асфальту.

― Замучился терпеть, бедняга, ― посочувствовала я парню, стоя возле мужа, но не рискуя взять его под руку.

Эдуард медленно обернулся на мой голос. Пожевал губами.

― О том, чтобы ты взяла меня под руку, я теперь тоже должен просить отдельно? ― спросил с непонятной интонацией.

― Мне показалось, что в последнее время тебя раздражают мои прикосновения, ― я не сумела скрыть обиду. ― Похоже, я стала тебе неприятна.

― Неприятна? Раздражают?! ― неожиданно взвился Эд, сделал короткий шаг, столкнулся со мной грудью, схватил меня в охапку. ― Сейчас я покажу тебе, как они меня раздражают!