Империи норманнов: Создатели Европы, завоеватели Азии - Роуч Леви. Страница 6

Мы уже отмечали, что Дудо – заведомо ненадежный источник, когда дело касается первых лет существования Нормандии. Однако как раз то, что делает его плохим информатором в отношении событий начала X века, становится плюсом при рассмотрении конца X – начала XI века. Дело в том, что Дудо проецирует в прошлое ситуацию своего времени, описывая происхождение герцогства с точки зрения его более позднего устройства {24}. Это видно уже по выбору названия. Он пишет историю нормандцев (лат. Historia Normannorum) [5], но в 911 году нормандцев не существовало. Были викинги, поселившиеся в низовьях Сены, которые ничем не отличались от многих других групп скандинавских грабителей, оказавшихся на территории Франции (не в последнюю очередь в долине Луары), которых все современники называли Nor(d)manni, то есть «людьми Севера». Однако ко времени Дудо это латинское слово (и его французский эквивалент) стало означать совсем другое. В Нормандии так начали называть жителей герцогства; норманны-язычники превратились в нормандцев-христиан. Эта связь сохраняется в современных французском и немецком языках, в которых «норманны» и «нормандцы» – одно и то же слово (французский: Normands; немецкий: Normannen).

Сам факт, что Дудо воспринимал историю таким образом, показывает, насколько далеко ушли потомки Роллона. Из разрозненных групп викингов, впервые поселившихся в регионе, образовался единый христианский франкоязычный народ – нормандцы. Это не единственный случай, когда Дудо ставит телегу впереди лошади. Точно так же, как в его истории существуют нормандцы, которых в реальности еще не было, у него существует и их государство. Согласно тексту хрониста, Нормандия не собиралась медленно в течение 80 лет, а появилась разом благодаря Роллону. То же самое можно сказать и о титулах, которые Дудо присваивает Роллону и Вильгельму. Для удобства я до сих пор говорил о первых нормандских правителях как о герцогах. Однако первые правители-норманны обычно называли себя князьями или чаще графами. Насколько мы можем судить, впервые герцогом себя назвал Ричард I, а постоянно носить этот титул стал Ричард II – такие подробности Дудо, составлявший указы, должен был знать из первых рук {25}. И тем не менее, согласно Дудо, герцогами были все нормандские правители, начиная с Роллона.

Таким образом, «История» Дудо отражает развитие нормандской идентичности, что говорит об обретении уверенности в коридорах власти в Руане, и вполне вероятно, предназначался этот труд для публичного чтения при дворе герцога {26}. Однако он не единственное подтверждение произошедших перемен. Герцогские указы также свидетельствуют об укреплении коллективной нормандской идентичности: в них Ричард I и Ричард II постоянно именовались «герцог/граф нормандцев» (dux/comes Normannorum). Еще более поразительны свидетельства того, что герцогство начали признавать территориальной единицей. Латинское название Нормандии Normanni(c)a впервые встречается в герцогских указах 1014 и 1015 годов – как раз тогда, когда Дудо заканчивал свою «Историю». Один из этих документов сохранился в первоначальном виде: он написан (возможно, не случайно) самим Дудо {27}!

Эти перемены проявились также в отношениях между Нормандией и ее соседями. Во время правления Вильгельма герцогская семья вошла в верхушку аристократического общества Северной Франции, а его сын и внуки стали игроками на европейской сцене. Если бы Эмма, первая жена Ричарда I, прожила дольше, она увидела бы, как ее брат становится французским королем. Позже дочь герцога Матильду обручили с графом Эдом II де Блуа – еще одной важной фигурой во французской политике. Однако самым крупным успехом стала женитьба английского короля Этельреда на другой дочери Ричарда, Эмме, в 1002 году. Этому предшествовала напряженность в отношениях между двумя государствами – сначала из-за обращения с политическими изгнанниками, а затем из-за того, что Ричард II укрывал викингов-грабителей {28}. В 1000 году прибежище в «королевстве Ричарда» (то есть в Нормандии) нашла одна особенно большая группа викингов, и хронист Гийом Жюмьежский сообщает о нападении англичан на Котантен, что, возможно, явилось ответным ударом {29}. Вскоре, однако, конфликт завершился примирением. Этельреду нужны были все возможные друзья, особенно такие, как Ричард II, – располагавшие портами и кораблями. В результате стороны пришли к брачному союзу. Мы не знаем точно, кто предложил брак, но есть основания считать, что это был английский король. Какое-то время семья Ричарда была на короткой ноге с королями, теперь же нормандцы вступали в их ряды.

До какой степени нормандское герцогство оставалось в этот период скандинавским, не вполне ясно. Масштабное заселение викингов произошло в первые десятилетия X века, а 940-е годы ознаменовались прибытием новых волн пришельцев. Однако теперь носители норманнского языка, должно быть, почти везде составляли меньшинство. Дудо сообщает, что Ричарда I в юности отправили в Байё, чтобы он мог овладеть датским языком. Это не означает, что в других местах этот язык исчез, но заставляет предположить, что при герцогском дворе говорили на французском {30}. Вероятно, западные части герцогства оставались более норманнскими, на что указывает женитьба Ричарда на Гунноре, дочери местного аристократа, – этот брак должен был обеспечить лояльность региона. Как следует из имени, Гуннора имела скандинавское происхождение, и ее родным языком, по всей вероятности, был древнескандинавский. О том, что этот язык использовался и в XI веке, свидетельствуют многочисленные топонимы на полуострове Котантен.

О том, что нормандцы не утратили связей со скандинавской прародиной, говорит то, что в 960-х годах Ричард I использовал скандинавских наемников при восстановлении своего государства, а в 1013–1014 годах Ричард II призвал союзников-викингов во время конфликтов с соседями (впрочем, это был последний раз, когда нормандский герцог прибегнул к такой помощи). Таким образом, хотя во многих отношениях нормандцы ассимилировались, они все равно отличались от французов. Об этом свидетельствует и труд Дудо. Он писал на латыни, характерной для французской культуры, но подчеркивал скандинавское происхождение своих героев. Возможно, нормандцы стали французами в культурном отношении, но продолжали прославлять свои скандинавские корни. Это чувство исключительности не ограничивалось придворными кругами. Французский историк Рихер Реймсский, работавший в середине 990-х годов, называет Ричарда I «герцогом пиратов» (dux piratae), искусно обыгрывая его настоящий титул «герцог нормандцев (то есть норманнов)» (dux Normannorum). В глазах Рихера – и, возможно, многих других при герцогском дворе – нормандцы и норманны по-прежнему были одним и тем же {31}. Таким образом, нормандцы стали австралийцами средневекового мира, гордившимися своим разбойничьим происхождением.

Дудо был важной составляющей этого переходного процесса. Его история дала нормандцам возможность прославлять свое прошлое язычество, но при этом декларировать христианские убеждения. В повествовании хрониста расселение и обращение норманнов представлено как часть божественного плана. Настоящим героем истории оказывается не Роллон, а Ричард I, покровитель Дудо, и все указывает на то, что Ричард II и его двор продолжили развивать христианскую нормандскую идентичность {32}. Таким образом, нормандское герцогство XI века производит двойственное впечатление. Своим существованием оно было обязано расселению скандинавов и очень этим гордилось. Однако его развитие и жизнь можно понять только в контексте политической культуры Северной Франции того времени. Чем больше Дудо настаивает на самобытности нормандцев, тем больше это кажется односторонним взглядом. Нормандцы отличались от своих соседей, но незначительно, не по сути.