Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Соренсен Карла. Страница 38

Ее взгляд опустился на синяк на моем боку, но она не прикоснулась ко мне.

— Тебя это удивляет? — спросил я.

Наклонившись вперед, чтобы запечатлеть горячий быстрый поцелуй на моих губах, Элли улыбнулась мне в губы. Я поймал себя на том, что улыбаюсь в ответ.

— Нет, — ответила она.

Затем она встала с дивана и накинула на плечи свое испорченное платье, а я тихонько хихикнул. Было жутковато, как сегодня она читала мои мысли.

— Спасибо, — тихо сказала она.

— Не за что?

Элли рассмеялась, оглядывая меня сверху донизу, мое тело все еще было распростерто на диване. Я не был уверен, что смогу пошевелиться.

— Увидимся на следующей неделе?

Может быть, она станет моим падением. Может быть, это взорвется у нас на глазах. Может быть, настанет день, когда я пожалею, что мне вообще пришла в голову эта глупая идея.

Но это было не сегодня.

— На следующей неделе, — сказал я ей.

И она ушла.

Элли

Каким-то образом, без сознательных действий, мои дни превратились из неизвестных и ошеломляющих, в ожидаемые и рутинные.

Пейдж любила наугад задавать мне вопросы о том, чем команда занимается в тот или иной день. Даже если от меня этого не требовалось, я с удовольствием проводила будни, просто наблюдая за внутренней работой «Вашингтонских волков».

Это была хорошо отлаженная машина, в которой каждое колесико и каждый винтик были на своем месте.

Рэймонд, сторож, проработавший двадцать лет, рассказал мне об улучшениях на стадионе, которые помогли увеличить продажи билетов в начале двухтысячных. Мари, бухгалтер, которая начала работать пару лет назад, сказал, что одной из вещей, которыми она восхищалась в моем отце, была его способность запоминать имена каждого. Независимо от их должности и от того, как долго они проработали. Когда он шел по коридорам, то всегда улыбался сотрудникам. Приветствовал по имени и спрашивал его, если не знал.

Сотрудники, которые чувствовали уважение к себе, проявляли больше уважения к своей работе. Так сказал мне Игнасио, которому нравилось опрыскивать траву на поле в рамках своей работы по техническому обслуживанию, когда мы разговаривали в среду днем. Тренировочное поле было пустым, за исключением нас двоих, потому что команда была в кинозале и пересматривала план на выездную игру в Цинциннати.

Мой отец дал Игнасио направление к иммиграционному адвокату, когда его мама и сестра захотели приехать в Штаты. Этот факт ударил меня, как металлическая дубинка в сердце, потому что я все еще пыталась уравновесить человека, которого помнила отстраненным и постоянно занятым работой, как человека, который направил бы юриста к садовнику.

Вторники были моим любимым днем пребывания на стадионе, потому что, несмотря на то, что это был выходной день игроков, они были повсюду. Поднимали тяжести и слушали музыку, смеялись и ругались друг на друга. Они столпились в кинозале, просматривая один и тот же тридцатисекундный фрагмент фильма по резкой цикличности, взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед, видя в оборонительном построении нечто такое, что ускользнуло от меня навсегда.

Они были рядом, подталкивая друг друга к тому, чтобы быть лучше, когда они занимались чем-то другим.

Я узнала, что каждый вечер перед игрой игроки ночевали в гостиничных номерах, независимо от того, были ли мы дома или в отъезде.

Их тренировочные дни в течение игровой недели проходили гладко. Один день мы тренировались первым и вторым номером в соответствии с планом игры, разработанным тренерами. Вернее тренерами и капитанами. Часто я видела, как Логан, Дейвон, Люк и еще несколько человек сгрудившись вокруг планшетов, листали распечатанные страницы и обсуждали маршруты со своими координаторами.

Был ли мой взгляд прикован к Люку больше, чем к другим?

Я бы не стала ни подтверждать, ни опровергать. За исключением того, что он был единственной задницей, за которой я благоговейно наблюдала, как она изгибалась под его черными спортивными шортами.

То, на что была способна задница этого мужчины, было не чем иным, как чертовски чудесным. У меня были подтверждающие синяки на внутренней стороне бедер.

Если Люк и замечал, что я наблюдаю за тренировками издалека, бродя по залам с тем или иным сотрудником, он даже не взглянул. Ни разу.

Дурацкая дисциплина.

Я покачала головой и повернулась чтобы покинуть поле, где они отрабатывали свои двухминутные упражнения. Уходя, я почувствовала быстрый прилив осознания, что-то горячее пробежало по моему позвоночнику, но я не обернулась, чтобы посмотреть. Если он мог демонстрировать дисциплину на публике, то, черт возьми, и я могла.

Но я позаботилась о том, чтобы слегка покачать бедрами, просто на всякий случай. В воскресенье вечером мы остановимся в одном отеле в Цинциннати, так что он, черт возьми, мог спокойно наблюдать за тем, что его там ждет.

* * *

Что-то еще, что я узнала о футболе на волне этих медленно развивающихся отношений с Люком Пирсоном, так это то, насколько сильно один потный мужчина в странной форме мог меня возбудить, даже если между нами было полстадиона. Зная о камерах, направленных в мою сторону, я постаралась не таращить глаза на Люка и не пускать слюни, облизывая губы.

Но в моей голове, когда этот мужчина перепрыгнул защитника и пробежал десять ярдов в концевую зону, я ничего так не хотела, как сорвать с себя футболку и закричать, как будто я была в первом ряду на концерте Джастина Тимберлейка, и он только что указал прямо на меня.

Его руки, поднятые над головой, пятна травы на белых брюках, выпуклость бицепсов и пот, покрывающий лицо, вызвали у меня ужасный чудовищный голод.

Когда-нибудь я захочу, чтобы он был именно таким. Итак, пока я подбадривала и давала пять людям рядом со мной, счастливо улыбаясь, как будто мои инвестиции приносили именно то, что мне было нужно, я представляла все способы, которыми мы используем кровать королевского размера, ожидающую в моем номере.

Или в ванну.

Она была большая. И у нее были струи.

Я шла в раздевалку на настоящем облаке, таком облаке, которое может предшествовать только по-настоящему хорошему оргазму, и выполнила свой служебный обход до того, как они начали снимать одежду.

Люк стоял у своего шкафчика, окруженный танцующими товарищами по команде, которые заставляли его смеяться, и я могла видеть только часть его сильного профиля.

Действительно, это было несправедливо. Его улыбка — с яркими белыми зубами и маленькой ямочкой слева от рта — делала его таким красивым, что на него было больно смотреть. Его волосы были мокрыми и растрепанными, белая майка промокла от пота. Когда он поднял руку, чтобы ударить кого-то кулаком, я увидела, что белая лента, обмотанная вокруг его запястья, была в зеленых пятнах от травы.

И мне пришлось прижать бедра друг к другу.

Почему это было так чертовски горячо? Простая лента в пятнах от травы! Я сходила с ума.

Но за этим виднелась жилистая мышца его предплечья, отмеченная черными чернилами. У меня было яркое обжигающее воспоминание о том, как его рука легла мне на живот, когда он опустился на колени между моих ног, его бедра двигались с безошибочной точностью, достаточно быстро, чтобы заставить мою кожу задрожать, и достаточно медленно, чтобы заставить меня сгореть от слепого удовольствия.

Мое горло сжалось в предвкушении, и мне показалось, что я усилием воли проглатываю кусок бетона, но потребность в кислороде была так велика из-за того, как сильно кружилась голова.

Хочу.

Это была моя личная победная песнь, и я повторяла ее до того момента, пока он не постучал в мою дверь. Потом все изменилось.

Мой.

— Девочка, у тебя такой взгляд, — сказал Дейвон, подходя ко мне и обнимая за плечи тяжелой рукой, что становилось традицией после игры.

— К-какой взгляд? — Я поперхнулась, отрывая взгляд от потного Люка Пирсона и его феромонов черной магии.