Там, где цветет ликорис (СИ) - Райн Эльна. Страница 8

Алексис хватается за голову, желая проснуться, но не просыпается. Шуршание, ветер, дым поволокой, и настойчивый шепот:

«Кто ты кто ты кто ты кто ты кто ты кто ты».

Прикосновение к плечу — он резко поворачивается. Чужая рука выволакивает его из бреда. Прямо перед ним стоит Марк и пристально смотрит. Позади рассеивается дым, а глаза альфы светятся чистым янтарным.

«Его глаза были цвета янтаря», — слова Амори эхом.

«Глаза монстра».

Марк ухмыляется не своей ухмылкой и протягивает к нему руку. Когтистую руку. Губами шевелит, во рту его заметны длинные клыки. Слов не слышно, вместо них — музыка. Трень-трень, трень-трень…

…Трень-трень. Алексис подрывается, чуть не падая с дивана. Оседает на пол. Он загнанно дышит и не сразу осознает, что уже не спит. Смотрит на трясущиеся ладони и видит линии. Но музыка из сна продолжает играть — о, это всего-то стационарный телефон. Ха-а…

Алексису стоит усилий успокоиться. Запах ликориса его преследует, но самих цветов нигде нет.

Он поднимается и идет к телефону, вспоминая, как им пользоваться. Нажимает не с первого раза — пальцы непослушны, а тело ослабевшее, как после сильного испуга.

— Прости, пташка, наш первый месяц в новом доме перерос в разлуку, — из трубки звучит монотонный голос Варкаана. — Обещаю, как только я освоюсь на работе, буду уделять тебе больше внимания.

Алексис понимает, что этот человек любит его. Ему искренне жаль Варкаана, но он, вместо того, чтобы посочувствовать, спрашивает:

— Почему именно этот дом?

— Малыш, но ты сам выбрал его в каталоге, забыл, что ли? Ты же тащился от него, как только увидел. Или уже передумал?

— А… — ему становится неудобно за необдуманные слова и он быстро исправляется, говоря, что ему тут неспокойно.

— Хорошо тогда, поговорим вечером. Я звоню сказать, что буду позднее, чем обещал.

Алексис соглашается и кладет прибор так, как он лежал до этого. Без прощаний. Возможно, Алек и любил Варкаана, но Алексис к нему равнодушен. Как возможно полюбить человека, едва его зная? Как опровержение мысли, в голове возникает образ Марка.

Марк… странный сон. Алексиса ощутимо передергивает. Находиться в доме больше нет сил, и он выходит на порог, упорно заставляя себя думать о грозовых облаках у горизонта. Однако образ альфы не исчезает. Его профиль угадывается в облаках — четко.

У Марка точь-в-точь такие же янтарные глаза, как были во сне.

Если бы светились в темноте… а может и светятся, разве он присматривался? Но Марку не больше двадцати пяти, и он сын его друга. «Тому самому» сейчас должно быть уже до восьмидесяти-девяноста лет.

Однако Марк слишком молод для того, чтобы быть сыном Амори. Друг смог родить ребенка в пятьдесят? Странно. Но в то же время, даже если и мозг выдал Алексису правдивую подсказку, то Марк никак не мог остаться молодым в течение полувека.

Нужно будет попросить у Амори его детскую фотографию.

Облака становятся тяжелее, наливаются насыщенно-синим. Алексис успокаивается, но зайти назад не решается. Рассматривает ладони в поисках когтей — ногтевые пластины кажутся обычными, людскими. Возможно ли, Алек страдает психологическим расстройством и у него галлюцинации?

Алексис еще раз прокручивает в голове первые кадры, которые видел по пробуждению. Склонившийся над ним рыжий омега, на его худом лице испуганность, а на руке обручальное кольцо.

Эм… кольцо?

Алексис хмурится, рассматривая пальцы. Кольца нет. Разве он мог его потерять? Он не помнит самого момента переселения, и может быть содрал «инородный предмет» с руки сам. А кровь… скорее всего, он поцарапал острыми ногтями себя же, а после раны зажили, как тогда у дома папы. Нет, бред. Но откуда тогда кровь? Была ли это его кровь?

Кто он?

Ответы таятся на чердаке. Но идти туда одному — равно подвергать себя опасности. Неизвестность пугает. Вопреки вопящему чувству самосохранения, Алексис заходит в дом. Он собирается с духом и долго смотрит на место, где лестница переходит в закрытый проход на чердак. Паутина, много паутины. Кажется, будто вчерашняя тварь живет именно там. Маленькие паучки не могли наплести столько за пару суток.

Нет, одному туда точно нельзя. Нужно дождаться Варкаана или позвать Марка. Он не хочет умереть еще и в новом теле, если вытесненная душа настоящего Алека захочет вернуться на место. Это настолько бредово звучит, что голова раскалывается. Алексис давит порыв смеяться, истерично хохотать, как умалишенный.

Где логика в происходящем? Мистика — больше объяснений нет.

«Я скоро уже сам буду по стенам лазать и царапать обои вместе с огромным пауком», — Алексис зажимает рот рукой, не позволяя себе смеяться. — «Тихо, тихо. Сохраняй рассудок. Мы с тобой должны решить, что делать дальше».

И решение приходит само собой. В первую очередь он должен убедиться, что действительно тогда умер. Значит, нужно идти на кладбище. Но, конечно же, не одному.

Мало ли, что покажется его поплывшему разуму. Вменяемый человек рядом сможет подтвердить или опровергнуть увиденное.

Отныне Алексис не верит себе. А Марку, вопреки всем здравым смыслам, доверяет.

Альфа притягивает его странным магнетизмом. Для Алексиса необъяснима природа этих чувств: истинность ощущается по другому, да и любовь тоже. Тогда что за связь, возникшая при первом взгляде? Что за одержимость?

Что, если Марк и есть его «бывший муж», который мистическим образом остался молод, и теперь вернул умершего Алексиса в тело похожего омеги и возобновил их привязанность?

Но тогда не подходит то, что Марк холоден по отношению к нему, несмотря на искру интереса в глазах. И все же, Амори видел его маленьким.

Алексис не выдерживает напора собственных мыслей, выбегая из дома и направляясь на соседний двор. Собака, увидев его, прячется в будку с характерным звоном цепи. Марк оборачивается. В его руках лейка, альфа поливает розы.

— Помните, Амори рассказывал об одной мистической смерти юноши? — Алексис сразу переходит к делу. — Я увлекаюсь мистикой и мне интересно узнать больше. Хочу увидеть его могилу, но не знаю, где у вас тут кладбище, — врет он, ни разу не стесняясь. — Могли бы вы показать мне дорогу?

— Покажу, — кратко отвечает Марк с твердым кивком. Снимает садовый фартук, ставит лейку на место и только после этого подходит. — Кладбище далеко. Возьму еды в путь и выдвигаемся.

Алексис ждет его и вспоминает, что так и не отдал соломенную шляпу, одолженную при их знакомстве. Сердце стучит учащенно от одного взгляда на Марка, а внутренний голос навязчиво шепчет: «Мой».

Это походит на паранойю. Зацикленность на одном человеке, и ее природа неизвестна.

…Конечно же, Алексис помнит путь до кладбища. Он часто там бывал — проведывал обоих дедушек по папиной линии, так рано ушедших из жизни. Сажал на их могилах цветы, часто блуждал между рядами, читая имена на надгробиях. Ему нравилась энергетика мрачности, и он надеялся хотя бы раз увидеть духа или что-либо паранормальное. Но сейчас он готов все отдать, лишь бы «паранормальное» оставило его в покое.

Он идет с Марком, наблюдая за ним боковым зрением. Почему-то именно с этим альфой ему спокойно. Алексис чувствует себя в безопасности только с ним. Любое другое место, особенно каменный дом, навевает тревогу.

«Не хочу туда возвращаться. По приходу уговорю Варкаана на переезд, на этой улице есть много пустующих домов, один из которых можно купить», — решает он.

Они идут через центр поселка, а после в сторону леса через поля. Именно там, за зелеными насаждениями и речкой, располагается кладбище. Благо, солнце прячется за плотными облаками. Где-то у горизонта гремит — будет лить. Марк молчалив.

— А, — подает голос Алексис, привлекая внимание альфы. — Сколько вам лет?

— Двадцать четыре, — в ответ.

— Амори посчастливилось так поздно забеременеть, — он старается вести непринужденный диалог, будто бы интересуясь. На самом деле Алексис все думает о сне и о возможной причастности Марка к тому, что с ним происходит.