Там, где цветет ликорис (СИ) - Райн Эльна. Страница 9

— Вы неправильно поняли, я не родной им сын, — оспаривает Марк, замедляясь и разминая шею рукой. — У них есть двое детей, и внуки есть, но они живут в соседнем городе. Я пришел к Амори и Дерелу года три назад, сначала как рабочий, но потом они приняли меня в семью. Я рос в приюте, — с заметной неохотой рассказывает альфа, продолжая хмуриться и чесать шею. — А потом странствовал, зарабатывая на жизнь помощью пожилым семьям. Э-э… Как-то так.

Алексис выдавливает невнятный звук, заметно сглатывая. Теперь деталь со сном устрашает. Если Марк пришел к Амори уже взрослым, то… Но возникает тот же вопрос: как возможно на протяжении стольких лет сохранить молодой вид?

«Я не должен ему доверять», — Алексис корит себя же, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ни намека на опасность — внутренний голос спит.

Он переключает внимание на Марка и ощущает исходящее от него тепло. Не физически, а… он и сам не может объяснить, как. Такое же тепло витает вокруг других людей, которые встречались по пути. У каждого оно разное: зависит ли от душевного состояния, эмоций? Это и есть то, что называют аурой?

Он уже ничему не удивляется. После вчерашней ночи его навряд ли можно чем-то удивить.

Кроме волн тепла, от Марка исходит притягательная сила. Его феромон привлекателен настолько, что Алексис не скрывает вожделения. Ему нравится этот запах. Но еще больше нравится его обладатель, чьи глаза в свете дня и правда желтые.

О, эти глаза… от одного взгляда томление. Алексис впервые ощущает такое сильное желание подчинить и подчиниться самому. Странно. Альфа изначально заманил его непонятно чем. И держит. А сам создает внешний вид безразличия, но сердцебиение его выдает.

Это влечение взаимно.

Алексис думает первым сделать шаг, первым прикоснуться, проявить инициативу. Однако красный цвет переключает внимание и сбивает с толку. Стоит выйти на последний холм перед лесом и долиной с речкой, как впереди разливается красное, как будто река вышла из берегов, но вместо воды в ней кровь.

Алексис присматривается и понимает, что это цветы. Вся долина перед самым лесом поросла ликорисом.

Дыхание сбивается. Алексис помнит, он ярко помнит, как сажал с папой луковицы паучьих лилий вдоль тонкой речки. Он представлял тогда, как в старости будет ходить, опираясь на палку, через целые заросли ликориса и наслаждаться их сильным ароматом. Алексис думал, что «цветы смерти» идеально подойдут для компаньонов на пути к могиле папы.

А теперь он идет на собственную могилу.

Судьба бывает непредсказуемой.

Вниз к долине ведет дорожка из двух полос, протоптанная современным транспортом среди трав. Алексис идет по ней, и чем ближе подходит к буйно разросшимся паучьим лилиям, тем больше стучит в груди тревога.

«Опасно», — шепчет голос. — «Уходи».

«Но что опасного в цветах?» — возражает себе же Алексис. — «В моих любимых цветах!».

Дорога утопает в красном, извивается, ведет дальше. Речки нет — давно пересохла. Алексис не в силах избавиться от напряжения. Он неотрывно следит за лилиями, колышущимися от ветра. Их аромат заполняет легкие, но от чего-то ему хочется поскорее покинуть «кровавое» место. Воздух убийственный для него.

Чтобы рассеять необъяснимую тревожность, Алексис прикасается рукой к цветам на ходу. И тут же одергивает ладонь: печет! Он помнит холодность лепестков, не сбросивших еще утреннюю росу, но сейчас… сейчас они, подобно кислоте, обжигают кожу.

Напротив, Марк срывает один из цветков и спокойно вертит в руках. И даже подносит к лицу, нюхая.

— Я пробовал посадить их луковицы у себя в саду, но они не принимаются, — говорит Марк. — Странные цветы.

— Это ликорисы. По легендах они растут только там, где было пролито много крови, — произносит Алексис, пододвигаясь ближе к Марку и подальше от растущих вокруг дороги цветов. — Во время войны в долине погибло много людей. Их расстреливали тысячами. Я был тогда маленький… — он запинается и быстро исправляется: — Был маленький, когда услышал об этой жуткой истории. Мы сейчас буквально идем по костях.

— Слышал, — кратко кивает Марк и выбрасывает сорванный ликорис в сторону. — Но я не верю, что они питаются кровью и потому настолько красные. Скорее всего, тут дело в плодородной почве. Когда-то вместо долины была река, — альфа говорит так, будто сам ее видел.

— Вы так хорошо разбираетесь… Тогда скажите, на ликорис бывает аллергия? — он смотрит на покрасневшую кожу ладони. Место соприкосновения с лепестками до сих пор жжет и пульсирует, как после ожога.

— Не слышал, — пожимает плечами Марк. — Их луковицы ядовиты для животных, но для человека не несут вреда.

«Странно», — Алексис трет ладони между собой, надеясь унять неприятное ощущение. От растений по прежнему исходит опасность. Он раньше выращивал ликорисы разных видов — не только красные, и ни разу на своей памяти не «обжигался» о них.

Долина переходит в лес, цветы становятся все реже, но не заканчиваются. Одинокие кустики сопровождают их до самого кладбища. Алексис издалека улавливает незнакомую и слегка давящую энергетику. Но она усиливается за входными вратами. От каждой могилы исходит свой поток. Невидимый, но ощутимый. От более свежих — сильнее, от старых — немногим слабее. И все они отличаются друг от друга.

Алексис теряется в новых ощущениях. Оказывается, и мертвые могут оставлять за собой след на долгие годы.

На выходе из кладбища Алексис окончательно привыкает к «способностям».

— Нам вот туда, — кивает в сторону Марк. — Мальчишку похоронили отдельно, Амори говорил, что они посчитали его опасным, «помеченным нечистью».

Алексис сворачивает на почти незаметную тропу, вытоптанную немногими посетителями. Ветки по сторонам обломаны: кто-то навещает его. Папа, Амори… Для них он умер, но живет в их памяти.

По-настоящему человек умирает тогда, когда о нем забывают.

Он выходит на небольшую поляну следом за Марком, но когда выглядывает из-за его широкой спины, пугается.

Прямо над могильным камнем на ухоженной могиле склоняется незнакомый.

Алексис всматривается и видит сгорбленного старика — сивого, в лохмотьях. Старец гладит тощей рукой надгробие и внезапно поворачивается в его сторону.

Алексиса прошибает в холодный пот от одного взгляда. Старик кажется ему знакомым, но откуда — не вспомнить. Он пытается пробить барьер, разделивший его с утерянными воспоминаниями, но — никак. Неужели это…

Он?

Но Алексис не успевает заговорить. Старик, мгновение помедлив, быстро уходит, прихрамывая при этом.

А его трясет в страшной догадке. Скорее всего, незнакомый посетитель и есть его «бывший муж».

========== Глава 5. Вопрос без ответа ==========

— Я видел его тут пару раз, когда приходил с Амори, — Марк задумчиво чешет затылок.

— Знаешь, кто это? — Алексис не сводит взгляда с тех зарослей, в которых несколько минут назад скрылся старик. Стоило ли его догнать?

Марк отрицательно качает головой, первым сдвигаясь с места.

Алексису же не по себе стоять перед собственной могилой. Он хмурится и рассматривает надгробие из серого камня и твердую насыпь, обсаженную вечнозелеными растениями. На камне высечено: «Алексис Кайд, 1938–1956 гг.» — и каждый символ, как хлыст, попадает точно по сердцу.

Он подходит, замечая у надгробия букетик свежесорванных полевых цветов, а около него еще много засохших. Значит, кто-то регулярно их сюда приносит. Может ли быть, что старик — его раскаявшийся убийца?

Но вскоре Алексис забывает обо всем прочем, прислушиваясь к ощущениям. Почему-то схожей на кладбищенскую энергетики отсюда не исходит. Обычная поляна с обычной горкой земли.

«Тут никого нет», — осознает Алексис и ему становится дурно от собственных мыслей.

Он ничего не говорит Марку. Обходит могилу, ощупывает нагретый за утро камень, но по прежнему не чувствует колыханий.

Алексис хочет поделиться с Марком всем-всем-всем, но знает, что альфа ему не поверит. Ведь кто поверил бы в подобное? Однако отталкивать его не стоит: Алексис не справится в одиночку. Он думает раскопать могилу, но уверен на сто процентов, что она пуста. Никакой связи.