Схватка за Родос - Старшов Евгений. Страница 15

— Георг Фрапан? — задумчиво переспросил магистр. — Это имя мне кажется знакомым… И не настолько давно я его слышал… Филельфус, ты должен знать!

Зевнув, секретарь бесстрастно выдал устную справку:

— Инженер, действительно талантливый, также и пушечный мастер не из последних. На султановой службе довольно давно, перебежчик из хиосского гарнизона, прежде принимал участие в возведении родосских укреплений, что и позволило ему, по данным нашего покойного разведчика в Константинополе Винченцо Алессандри, без каких-либо зазрений совести два года назад преподнести Мехмеду не только лучший чертеж нашей крепости, но и ее деревянную модель.

— Экий гусь! — вскричал брат магистра, непонятно только, каким тоном — то ли возмущенным, то ли восхищенным.

— Однако! — промолвил магистр. — Что же, он надеется не попасть на виселицу? Либо глупец, либо храбрец. Первое вряд ли, а? Как вы думаете?

— В любом случае, — флегматично заметил один из "столпов", — выслушать надо, а вздернуть на дыбу или виселицу никогда не поздно.

— Иногда бывает и поздно, — опасливо вставил приор де Глюи. — Если он вредоносен, даже его смерть не искупит того ущерба, который он сможет нанести.

— Какой же ущерб он может нанести, если не позволять ему сноситься с турками? — вопросил де Монтолон. — А если его раскаяние искренне, его советы как человека, понимающего в военном деле, могут быть нам полезны. Сумел нагадить — сумеет и исправить.

— Не по его ли милости гибнут наши братья в башне Святого Николая? — вопросил второй "столп", и тишина затянулась.

Наконец ее прервал великий магистр:

— Нет, полагаю, надо во всем разобраться самим и сейчас. Пусть приведут хитрого немца, побеседуем с ним. Брат Рикар, оставляю это на тебя!

— Слушаюсь, господин мой и брат! — ответствовал командор и вышел вместе с немецким рыцарем.

— А мы пока продолжим. Каурсэн, голубчик, прочитай-ка нам твой набросок, мы послушаем…

Пока вице-канцлер читал заготовленный им загодя черновик, братья-иоанниты дошли до ворот Святого Георгия; француз забрался повыше и глянул на Фрапана, понуро сидевшего у рва. Немецкий рыцарь тем временем спросил подчиненных, не показывались ли турки, на что получил отрицательный ответ.

Француз Рикар приказал:

— Опускайте мост, поднимайте решетку и отворите малую калитку в створках: пусть арбалетчики выйдут эскортом и заведут перебежчика. Прочие, держите мост под прицелом. Аркебузиры, палите фитили — мало ли, что… — и начал спускаться с верхушки ворот по одной из боковых каменных лестниц.

Зазвенели цепи, заскрипел ворот. Согласно приказу опустился мост и поднялась решетка, преграждавшая доступ к воротам.

Фрапан встал; отворилась калитка, и из нее вышли четверо немецких стрелков с малыми арбалетами. Жала "болтов" были нацелены на перебежчика. Лица немцев были словно каменные.

Фрапан невольно отметил, что защитное вооружение стрелков составляла лишь кираса с двумя короткими набедренниками и пара наколенников. Руки и оставшаяся часть ног не были защищены железом.

"Вот потому-то немцы и идут на султанскую службу, — подумал Фрапан. — Они беднее всех!" Но вряд ли это замечание было полностью искренним. Скорее всего, Георг Фрапан уже сейчас как-то непроизвольно начал оправдывать себя и свое предательство.

Один из стрелков молча повел арбалетом ко входу в калитку — проходи, мол! Перебежчик повиновался и вошел внутрь. При этом не утерпел и украдкой, одним лишь движением глаз, не поднимая и не поворачивая головы, оглядел укрепления ворот. Солидно, не так, как в его время, хотя, с другой стороны, ничего такого сверхъестественного, что могло бы уберечь их от хорошего приступа…

Выйдя из-под полукруглой арки, Фрапан увидел еще стрелков, держащих его под прицелом. Рядом с ними стоял рыцарь, с которым Георг говорил возле рва, и еще один рыцарь — с командорскими знаками отличия.

Последний сухо велел ему сдать оружие. Фрапан повиновался: неторопливо извлек из-за широкого матерчатого пояса длинный прямой кинжал, снял висевшую на толстом витом шнуре гнутую обоюдоострую саблю и молча протянул их командору. Тот отрицательно покачал головой и кивнул в сторону немецкого рыцаря. Перебежчик передал оружие, кому велели, но этого оказалось недостаточно: командор приказал воинам обыскать Фрапана.

Перебежчик был сообразителен и отдал действительно все, что имел при себе, однако обыск был тщательным и затянулся. Немца заставили размотать чалму, пояс и снять верхнюю одежду. По окончании процедуры обыскиваемый бросил чалму на землю в сторону, показывая этим, что символически расстается со своим проклятым темным прошлым, однако никакого эффекта ни на немцев, ни на колосского командора это не произвело.

Фрапан понуро поплелся за Гийомом Рикаром под конвоем двух немецких арбалетчиков ко дворцу великого магистра. Шествуя туда, перебежчик все так же незаметно стрелял глазами по окрестностям, примечая новое и старое в оборонных свойствах крепости…

Когда его привели на заседание, подходило к концу обсуждение черновика Каурсэна. Все практически единогласно его одобрили — вице-канцлер отменно знал свое чернильное дело и, как всегда, оказался на высоте своего призвания. Великий магистр лишь отметил:

— Обязательно прибавь, что при любых условиях родосская гавань будет открыта, чтобы принять воинов и провиант. Безопасность и проводку по фарватеру мы гарантируем! После этого размножь в скриптории и приготовь к отправке в Европу — брат великий адмирал пусть снарядит быстроходную галеру… Но об этом позже, — осекся д’Обюссон, завидя приведенного перебежчика.

…Георг Фрапан почтительно оглядел высокое собрание. Магистр восседал на своем троне с высокой спинкой, по бокам от него — два "столпа" и прочие иоанниты, у ног — верные псы, а на окне примостился большой зеленый попугай, который искоса, с хитрецой поглядывал на незнакомца, словно пытался проникнуть в ход его мыслей. А может, уже проник и теперь проверял, насколько искусным лжецом окажется незнакомец. "Что за наваждение! — подумал Фрапан. — Перед людьми не дрогнул, а попугая испугался!"

Георг преклонил колена и представился:

— Георг Фрапан, немец, инженер. Приношу свою жизнь и талант к стопам твоей милости!

Д’Обюссон пристально посмотрел на перебежчика. Кажется человеком волевым, целеустремленным и вроде как даже искренним — хотя, разумеется, это всего лишь первое впечатление. Высок, хорошо сложен. Средний возраст проредил залысины по сторонам высокого лба, длинные белые волосы растекаются по плечам.

— Скажи нам, — спокойно вопросил магистр, — что заставило тебя оставить службу у столь могущественного владыки, как Мехмед. Ты ведь отлично понимаешь, что тебя ждет как дезертира и как мусульманина в случае падения крепости. Ничего иного, кроме пыток и жестокой казни…

Д’Обюссон продолжал изучать немца; даже в лице не изменился, сказал искренне:

— Я от Господа моего не отрекался и по-прежнему исповедую святую веру Христову. Если в чем и грешен, так в том, что христианским властителям не был нужен мой талант… или за него слишком мало платили, потому я и продал его великому падишаху, как, впрочем, и многие иные христиане. Я много лет служил под победоносным знаменем Мехмеда, однако теперь, когда я оказался под стенами Родоса, которые сам же когда-то и укреплял, я не мог более терпеть укоры совести. Готов пожертвовать своей жизнью на его защите от нехристей.

Немец умолк. Магистр, в задумчивости огладив бороду, тоже помолчал, и тогда слово взял один из "столпов":

— С позволения господина моего и брата я задам мастеру Георгу вопрос. Ты, господин инженер, хорошо и с чувством рассказал об укорах совести, и тебе, в принципе, можно было бы и поверить. Однако что ты скажешь о чертеже и деревянной модели крепости, поднесенной тобой султану?

Не сморгнув и глядя прямо в лицо вопрошавшему, ренегат ответствовал с завидным мужеством: