Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР… - Молчанов Андрей Алексеевич. Страница 11

— Только телефон, — вздохнул я.

— Считаем осужденных. Всех — на выход, — отрывисто обронил «кум» хмуро кивнувшему ему в ответ замполиту. — В машине рация есть? Вызывайте Волгодонск, лейтенант, пусть выезжает следственная группа. — и он двинулся в рабочую зону.

— Слушай, сержант, — обратился ко мне замполит, и в голосе его внезапно прорезалась просительная интонация. — А не могли их… зэки… как-то?

— Оружие на месте, — сказал я. — Не могли.

— А вдруг они хотели…

Я понял: его наиболее устраивала версия побега, сопряженного с насилием над караулом. И абсолютно не устраивали факты пьянки, картежной игры, пальбы в воздух уворованными патронами.

— Зэки бы взяли оружие, — сказал я. — Потом. Двери тамбура закрыты. Побега не было.

— Значит, ты считаешь, они друг друга…

— Они ругались, по крайней мере.

— Слушай, ты пока — никому, ладно? Я про подробности — как там, чего…

— Хорошо.

— И давай забудем обиды, понял?..

— Но тогда забудем и рапорт.

— Само собой. Строй свой забор, э-э…

Вернулся «кум», доложил облегченно:

— Все зэка на месте.

Взгляд у него был веселый, даже шальной. Его ответственность за происшедшее была исчерпана, а вот ответственность замполита только вырисовывалась во всей своей неприглядной красе.

Из сырого степного простора, застланного серой пеленой дождя, я вернулся в роту поздним вечером. Под утро, намаявшись со следственной бригадой, в казарму явился и замполит — вымокший, невыспавшийся, с налитыми кровью глазами и лицом, окаменевшим от хронической злобы. Скинул у входа сапоги с налипшими на подошвы комьями грязи и прошел в столовую, где, в несколько глотков опорожнив стакан чаю, выслушал со стылой усмешкой жизнерадостный доклад дежурного о полнейшем порядке и благолепии в стенах вверенного ему подразделения.

На мой вопрос, могу ли я могу ли пойти проведать свое подзаборное хозяйство, угрюмо кивнул.

Полоса ливней, похоже, закончилась, вновь начинался зной, глина раскисших дорог черствела на глазах, желтели травы, внешняя «запретка» заросла ломким сухим сорняком едва не метровой высоты, а над ним высилась шеренга арматурных шестов с косо приваренными к их верхушкам планками, вдоль которых должна была протянуться колючая проволока. Проволоку, правда, несмотря на клятвенные заверения строительного начальника, завозить не спешили.

Парило. В безмятежной голубизне звенели жаворонки. Толстые пушистые шмели деловито перебирали своими мохнатыми лапами лиловые соцветия клевера. Ало краснели сады спелой, налитой солнцем вишней.

Раздевшись до плавок, я навел порядок в своей каптерке, вымыв пол и разобрав инструмент, после чего, надев солнцезащитные очки и шлепанцы, двинулся принять душ в жилую зону.

— Гражданин начальник! — донесся до меня зов из барака лагерной больнички. — Можно вас на минутку?

В окне барака мелькнул изможденный — вероятно, после отсидки в «шизо», — лик Отца Святого.

Я двинулся на зов и вскоре оказался в душном, пропитанном запахами карболки и йода лазарете.

В больничных покоях, судя по татуировкам и вообще чертам физиономий, находился на данный момент исключительно «блатной» контингент, к которому благодаря многочисленным судимостям, по праву принадлежал и Отец Святой.

Естественно, посыпались вопросы, касающиеся нашей бригады: будет ли таковая расформирована, или нет?

— Не до нас сейчас, — кратко отвечал я. Затем взял с одной из кроватей лежавшую на ней гитару, провел по струнам. Сказал:

— Расстроена.

— А сбацать могешь? — оживились зэки. — А то у нас балалаечник со вчерашнего дня на выписке…

— Ну, так… — я пожал плечами. — Пару десятков аккордов знаю.

— Подыграй, я спою, — попросил один из блатных.

— Ну, давай… — я подтянул ослабшую струну.

Зэк тут же затянул нечто тюремно-лирическое, что нуждалось в аккомпанементе несколькими незатейливыми созвучиями, к его вою тут же пристроился надтреснутый тенорок Отца Святого и чей-то утробный бас. Увлекшись, трио заголосило, как стая мартовских котов, и мне пришлось увеличить степень сотрясения струн.

Неожиданно наше культурное мероприятие прервалось запоздалым выкриком: «Шухер!», а вслед за ним раскрылась входная дверь, и лазарет начали заполнять представители лагерной администрации, незнакомые мне офицеры в легких рубашках с погонами в крупных звездах, а затем различились и известные лица: командира дивизии, полка, начальника штаба…

Процессию замыкал жалкий, скукоженный замполит.

— А это у вас кто? — кивнув в мою сторону, недоуменно вопросил командир дивизии начальника колонии.

Отложив гитару, я приподнялся с койки. Снял свои пижонские очки.

Позу я выбрал расслабленную, ибо вытягиваться перед начальством, будучи в шлепанцах и плавках, посчитал делом глупым.

— Э-э-э… — произнес начальник колонии, бегая глазами по сторонам.

— Что за массовик-затейник? — настаивал командир дивизии. — И почему вы в этаком курортном виде, осужденный?

— Из воров, видно, — подал реплику неизвестный мне подполковник. — Совершенно распустились!

— У них тут клуб интересных встреч, — заметил начальник штаба.

— Это, товарищ генерал, инструктор роты, — торжественно доложил «кум».

Комдив непонимающе уставился на него.

— Да-да. Тот самый, который… — «Кум» запнулся многозначительно.

Я мельком взглянул на замполита.

Тот стоял с закрытыми глазами, и в тишине отчетливо слышался скрип его зубов.

— Разрешите идти, товарищ генерал? — осведомился я.

Послышался чей-то нервный смешок.

— Идите… — растерянно на смешок обернувшись, произнес комдив с какой-то механической интонацией.

И я решительно и слепо двинулся сквозь офицерскую массу, услышав за спиной:

— С этой ротой мне все понятно! Мерзавцы! И мы еще удивляемся… Перед ним целый генерал стоит, а он в таком виде!

У «вахты» я столкнулся с командиром батальона, получив выволочку как за свое курортное облачение, так и за внешний вид наружной «запретки», буйно заросшей травой.

— Принять меры немедленно! — бушевал комбат, изрядно, видимо, вздрюченный приехавшей из-за чрезвычайного происшествия комиссией. — Бегом!

— Но тут газонокосилка нужна! — позволил я робкое возражение.

— Молчать! Исполнять приказ! И впредь одевайтесь, согласно уставу! Его, между прочим, писали умные люди, а не какие-то там Пушкин и Лермонтов!

Я отправился в каптерку, облачился в свое хэбэ, размышляя о гарантированных мне неприятностях, и вдруг взор мой упал на коробок со спичками, лежавший на столе. Пришла идея: а может, попытаться как-то выжечь эту пакостную растительность?

Я вышел к караульной тропе и присел на корточки перед желтой травяной полосой.

Неподалеку, у входа в караульное помещение, толпились высокие чины внутренней службы и войск МВД обсуждая свои впечатления от проведенной ими инспекции.

Думаю, наиболее сильное впечатление на комиссию произвел сержант-инструктор.

Я чиркнул спичкой и сунул ее в гущу травы. То, что произошло несколькими секундами позже, я не мог даже и вообразить, полагая, что процесс горения будет протекать неспешно и управляемо, тем более, после прошедших ливней…

Трава полыхнула ясным, стремительным пламенем, с жутким треском взвившимся в небо, а затем, подхваченное ветерком, пламя широко покатилось по всей полосе «запретки», замыкая вокруг жилой зоны кольцо.

Огонь поднимался ввысь на высоту в несколько метров, облизывая дощатое основное ограждение и опоры постовых вышек, с одной из которых, перепугавшись, сиганул, держа на весу автомат, прямо на территорию жилой зоны, часовой.