Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР… - Молчанов Андрей Алексеевич. Страница 50

Далее в дело вступила «Советская культура»:

“В повести три героя. Повествование ведется от первого лица. Мы имеем дело с тройной исповедью. Автор, несмотря на свою молодость, в литературе не новичок и, несомненно, знает, что повествование от лица отрицательного героя всегда опасно, на исповеди человек невольно стремится обосновать свои поступки, доказать неизбежность их, самооправдаться. Опытные литераторы часто в таких случаях используют прием “ненадежного” рассказчика, показывая свое скептическое отношение к герою, создавая атмосферу недоверия к нему. Однако в данном случае автор не пользуется этим приемом, предпочитая раствориться в своих персонажах, давая им полную волю на страницах повести, “балдея” вместе с ними”.

После критической пены, раздутой в периодике второстепенной, «Литгазета» продолжила:

“Двух мнений быть не может: повесть А.Молчанова — возмутительная клевета на советскую интеллигенцию. Вряд ли существует в нашей литературе последних лет другое произведение, в котором поголовно все действующие лица изображались бы преступниками либо подонками, в котором не нашлось места ни одному положительному персонажу. Вполне закономерно, что популярные газеты встали на защиту чести работников литературы и искусства”.

Статейки в «Литгазете» подписывались неким Половниковым, что являло собой псевдоним, прямо ассоциирующийся с народной присказкой «по жопе мешалкой», как предположил Сиренко через нервный смешок. Он тоже предчувствовал грядущие неприятности, не замедлившие тяжелым артиллерийским градом пасть на наши головы.

Состоялось совещание всех главных редакторов в секретариате ЦК КПСС. Вел совещание Зимянин — секретарь ЦК, главный идеолог страны Советов. Как мне поведал Андрей Дементьев, на совещании «трещали кости». Вопрос стоял об отстранении Сиренко от должности, разнос получили все за наметившийся недопустимый либерализм в отношении аполитичных публикаций, а персонально по Андрею Молчанову было принято постановление ЦК «Об усилении идеологической работы в писательской среде».

— Поздравляю, — сказал мне Дементьев. — По Солженицыну такого не принимали, ты — первый.

Сиренко, между тем, осуществлял отчаянные попытки спасти должность и обойтись без партийного выговора, чья перспектива вырисовывалась более, чем отчетливо на грозовом горизонте ближайшего будущего. Были нажаты все педали, олицетворявшие влиятельных лиц, кстати, подписавших «Перекресток» к печати. Но в их причастность к идеологической диверсии партийные верхи не вникали, понимая: уважаемые люди не приспособлены к чтению даже ведомственных документов, принесенных им на подпись, а уж что толковать про какие-то романы и повести… Как выразился при мне один из больших начальников:

— Все необходимые книги я прочел в детстве. Основная — букварь!

После срочно созванного совещания редколлегии, в стенах «Человека и закона» родился следующий документ:

СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС тов. ЗИМЯНИНУ М.В.

Уважаемый Михаил Васильевич!

Мы, члены редакционной коллегии редакции журнала “Человек и закон”, серьезно обеспокоены в связи с критикой, прозвучавшей в адрес повести А.Молчанова “Перекресток для троих”, опубликованной на страницах этого издания, и сознаем свою писательскую, гражданскую ответственность за допущенный промах в работе. Сейчас совместно с руководством журнала, его партийной организацией мы направляем усилия на то, чтобы исключить подобные случаи впредь.

С этой целью 17 июля 1984 года в редакции журнала состоялось заседание расширенной редколлегии, на которое были приглашены ведущие писатели приключенческого жанра, ответственные работники Минюста СССР и Минюста РСФСР, руководители редакции, члены ее редколлегии и партийного бюро.

В ходе делового, заинтересованного разговора было высказано немало пожеланий и предложений по улучшению работы с литературными произведениями, намечены конкретные меры по расширению авторского актива, тщательному отбору произведений для печати, их многостороннему и авторитетному рецензированию. Члены Союза писателей СССР от себя и от имени своих товарищей по перу, (которые по тем или иным причинам не смогли прибыть в редакцию),* заверили собравшихся в том, что лучшие произведения приключенческого жанра, пропагандирующие гражданственность, уважение к закону, будут рекомендованы, прежде всего, на страницах журнала “Человек и закон”.

Совещания, подобные тому, что было проведено в редакции 17 июля с.г., редакционная коллегия планирует проводить регулярно, приглашая на них ведущих юристов, журналистов, работников аппарата МВД СССР, Прокуратуры СССР и других заинтересованных ведомств и организаций. Так, в ближайшее время намечено провести заседание расширенной редколлегии по вопросам контрпропаганды, в котором примут участие ученые, работающие в этой области, в частности, профессор Н. Яковлев, автор книги “ЦРУ против СССР”, и журналисты-международники.

Уверены, что все эти меры принесут ощутимые положительные результаты.

Надо отдать должное Сиренко: удар он держал мужественно, по отношению ко мне не допустил ни упрека, ни косого взгляда, единственное, посетовал, что, помимо партийного начальства, ему намылили холку в пятом, идеологическом управлении КГБ, причем ссылки на их же разрешение публикации были тупо проигнорированы, зато намеки на грядущие неприятности прозвучали. В том числе и в отношении автора, то есть, меня.

Грянул звонок из МВД. На сей раз не от Чурбанова, а из управления кадров. Дескать, срочно зайдите. Зашел, понимая, в чем дело: непременно отберут волшебную милицейскую ксиву. Ксиву, естественно, отобрали. Процесс осуществлял человек с каменным кирпично-коричневым лицом, явный особист, смотревший на меня ненавидящими расстрельными глазами.

Соваться к Чурбанову я не стал: ходили разговоры о его скором и неизбежном падении с пьедестала, помочь он мне ни в чем бы не смог, да и вообще его никак не могли занимать чужие проблемы, хватало своих. Хотя бы с тяжело пьющей супругой Галей и ее коллекцией бриллиантов, о чьем криминальном происхождении гудела Москва.

В коридоре встретил знакомого капитана Сашу. Саша, собственно, всеми ксивами и ведал, выписывая и изымая их в соответствии с поступающими ему приказами. Саше я пару раз помог через «Человек и закон» с грамотными юридическими консультациями, отношения наши были вполне дружескими, поэтому, увидев меня, он сразу проронил:

— В курсе. Документик крест-накрест порезан бритвой с надписью: «Впредь не выдавать».

— Жаль, — сказал я. — Надо открывать новую статью расходов. Статья будет называться: ГАИ.

— Пойдем ко мне, — шепнул он. — Я тебе штатную соображу. Снимешься в форме. Звание: ну, скажем, капитан. Для гаишников это лучше, чем полковник, ближе по статусу, проверено. Должность: опер. Только не спались по пьянке, а спалишься, спали и ксиву. До того, как сюда на тебя протокол пришлют. И учти: я в случае чего ссылаюсь на устный приказ Чурбанова…

— Он, вроде, кандидатура на вылет… — осторожно предположил я.

— Дело решенное, — сказал Саша. — И это — к лучшему. С него за эту ксиву уже не спросят.