Ермак. Война: Война. Интервенция. Революция - Валериев Игорь. Страница 54

Очередной столб воды встал рядом с «Асамой», и Цутия сильно сжал рукоять катаны, которую надел сегодня вместо положенной сабли кю-гун-то.

По семейным преданиям, во время битвы при Нагасино в одна тысяча пятьсот семьдесят пятом году, когда войска могущественного клана Такэда сошлись в бою с войском Оды Нобунаги и Токугавы Иэясу, победа улыбнулась союзным войскам, а войска Такэда были обращены в бегство. Находившийся долгое время в опале у двадцатого главы рода Такэда самурай Цутия Содзо, видя бегство войска своего господина, со словами «Где же теперь те, кто ежедневно произносили храбрые речи?!» один бросился навстречу врагу и погиб в сражении, исход которого был очевиден.

Великий Ода Нобунага, на глазах которого все это произошло, пораженный такой самоотверженностью и верностью, приказал похоронить Цутия с почестями, а его меч передать родственникам. С тех пор катана Цутия Содзо передавалась от отца к старшему сыну в семье вот уже больше трех веков, сменив тринадцать поколений.

«Сегодня, видимо, эта традиция прервется. Тем более и сына у меня пока нет. Все свои силы все это время я отдавал сначала учебе, а потом службе», – подумал командир пятого отряда истребителей, напряженно смотря на то, как «Акаси» сместился еще на несколько метров.

Опытный командир крейсера капитан второго ранга Миядзи Садатоки понимал, что если «Акаси» затонет на этом месте, то морской проход в Чемульпо будет закрыт. Поэтому Миядзи делал все возможное для того, чтобы освободить фарватер.

Еще несколько метров движения крейсера, и Цутия скомандовал в переговорную трубу: «Самый малый ход». А затем, отстранив от штурвала рулевого, самостоятельно повел свой истребитель к тонущему крейсеру в надежде проскочить мимо него и не сесть на мель.

Осадка его эскадренного миноносца «Муракумо» после полной бункеровки углем составляла почти два метра, и с шириной в шесть метров надо было очень аккуратно проскользнуть мимо «Акаси», до того как крейсер пойдет на дно.

За «Муракумо» осторожно двинулись три истребителя его отряда и торпедный крейсер «Исудзу». Если они сейчас смогут проскочить мимо тонущего крейсера, то у них появится возможность атаковать противника, а не бесславно погибнуть под его огнем.

«Плевать, что уже рассветает, что атаковать придется, когда на тебя обрушатся снаряды чуть ли не со всей эскадры русских. Я все равно поведу отряд в атаку! Хорошо, что они ведут огонь по „Асаме“ и транспортам, есть шанс успеть набрать скорость, пока русские комендоры не переведут огонь на мои небольшие корабли. Только бы добраться!» – Такие мысли проносились в голове кап-два Цутия, когда он, по миллиметру поворачивая штурвал, вел свой корабль мимо крейсера, который уже начал заваливаться на бок, а с его бортов прыгали вниз матросы.

Некоторые из них поплыли к миноносцу в надежде, что тот пришел их выручать, но капитан второго ранга Объединенного флота Японии, убедившись, что уже можно пройти по фарватеру, скомандовал в переговорную трубу: «Полный вперед».

За кормой «Муракумо» взмыл бурун, и миноносец буквально прыгнул вперед, подминая под себя нескольких находящихся в воде моряков. Лицо Цутия Масши закаменело, а раскосые глаза неотрывно смотрели вперед на колонну вражеских кораблей. Русские броненосцы уже прошли, и напротив миноносца оказался старый крейсер «Владимир Мономах», на котором развевался адмиральский штандарт.

– Я отомщу за вас, Дэва-сама, – тихо прошептал Масши.

Миноносец с каждым мгновением набирал ход, за ним тонущий крейсер уже миновал «Югири», также увеличивавший скорость буквально на глазах. В этот момент опомнившиеся русские начали обстрел вырвавшихся вперед двух истребителей, а также тонущего крейсера «Акаси» и пытающихся пройти мимо него еще двух эсминцев и торпедного крейсера.

Цутия вел корабль, всем телом ощущая каждый его механизм, каждую заклепку, он достиг внезапного большого сатори. Его чувства, сознание обострились настолько, что Масши казалось, что он полностью понял окружающий мир и даже может предсказывать, что в нем произойдет через мгновение.

Резкий поворот штурвала, миноносец буквально ложится на бок, и через мгновение там, где он должен был бы быть, не отверни Цутия, вспух огромной столб воды.

«Двенадцатидюймовка! Привет с кормы от прошедших броненосцев, – подумал Масши, перекладывая штурвал в обратную сторону. – Давай! Давай, „Муракумо“! Ты сейчас, как легендарный муракумо-но-цуруги [11], поразишь врага!»

Командир пятого отряда истребителей капитан второго ранга Цутия Масши оскалился, а потом весело рассмеялся. Он теперь точно знал, что его цель не уйдет от него. Великая Аматэрасу этого не допустит и уже наблюдает за ходом его битвы.

– Цутия-сан, «Кагеро» удалось пройти по фарватеру. Какой корабль русских ему атаковать? – обратился к командиру корабля его помощник.

– Пусть атакует крейсер, который идет третьим в этой колонне. Это, кажется, «Дмитрий Донской». Язык сломаешь, пока произнесешь название этих русских кораблей. «Югири» пусть атакует второй по счету крейсер. Черт! – Цутия резко повернул штурвал, вновь чуть ли не кладя его на бок.

Его помощник смог устоять на ногах, схватившись за переговорную трубу.

– Готовьте аппараты к атаке. Нам еще чуть-чуть осталось, – не отрывая взгляда от «Владимира Мономаха», произнес командир корабля, перекладывая штурвал в обратную сторону и оставляя за кормой истребителя большой водяной столб разрыва. – Выполнять, Накамура-сан!

Лейтенант Накамура выскочил с мостика, предварительно отдав приказ сигнальщику передать цели для двух других японских эсминцев. По команде Накамуры минеры начали готовить к пуску два поворотных 457-миллиметровых минных аппарата.

Выскочивший из рубки сигнальщик махнул рукой, командуя осуществлять пуск самоходных мин. В этот момент эсминец выровнялся и пошел четко прямо, разрезая волны, сквозь возникающие то там, то тут водяные столбы разрывов русских снарядов.

С хлопком самоходные мины вышли из аппаратов и направились к своей цели – крейсеру «Владимир Мономах». На русском корабле заметили атаку, и его левый борт буквально взорвался огнем всех имеющихся орудий. При этом корабль начал отворачивать в сторону, пытаясь пропустить мины впереди себя.

Цутия буквально всем телом ощутил первое попадание русского снаряда в его корабль, который вздрогнул, но хода не потерял. Потом по палубе прошлись три разрыва, вернее всего, снарядов из 47-миллиметровых пушек Гочкиса. Причем один из них буквально разорвал пополам одного из японских матросов, стоявшего рядом с минным аппаратом.

Но командир корабля этого не увидел, передав штурвал рулевому, он, не отрываясь, смотрел через бинокль на ход выпущенных мин. И чем больше смотрел, тем мрачнее становилось его лицо: судя по всему, русскому кораблю удастся уклониться от вестников смерти. В этот момент морская поверхность вспучилась большим султаном воды, а командир японского истребителя заскрежетал зубами. Бэндзайтен – богиня удачи – отвернулась от них, и русский снаряд, попав в мину, подорвал ее.

Будто бы подтверждая мысль о том, что не только богиня удачи, но и остальные шесть богов счастья больше не смотрят за «Муракумо», еще один снаряд крупного калибра пронзил борт и взорвался в угольной куче, повредив осколками один из трех котлов Торникрофта. В результате этого японский истребитель начал терять ход.

«Простите меня, что я от вас ухожу, когда вы приближаетесь к старости. Я мог бы вознаградить вас за все то, что вы для меня сделали, но я должен уйти – такова воля неба», – подумал Цутия о своих родителях, вновь отодвигая от штурвала рулевого.

Дав команду «самый полный вперед» и телеграфом, и голосом в переговорную трубу, командир истребителя чуть довернул штурвал, направляя корабль на крейсер русских.

Адмирал Скрыдлов устало облокотился на поручень мостика. Бой закончился, и можно было спокойно постоять, не находясь в боевой рубке, а вдыхая влажный воздух Желтого моря и подводя про себя итоги этого скорее пиратского налета, чем морской битвы.