Экстренный контакт (ЛП) - Лэйн Лорен. Страница 26

Я закрываю глаза и откидываю голову назад, пытаясь усмирить свои бешено скачущие мысли. Хотя они единственное, что мчится вдаль. Поезд все еще не тронулся, хотя никто так и не удосужился объяснить, почему.

Я пытаюсь сосредоточиться на предстоящем сочельнике, на своем предложении. Еще утром сценарий того, как я собираюсь задать вопрос, был совершенно ясен в моей голове, но теперь не могу вспомнить ни слова.

Снова открываю глаза и смотрю на Кэтрин.

— Можно мне еще одну мятную конфету?

На этот раз дама перед нами оборачивается, неодобрительно хмурится и подносит палец к губам, как библиотекарша.

— Ш-ш-ш!

Кэтрин ухмыляется, явно довольная тем, что хоть раз не стала объектом общественного гнева. Она протягивает мне всю коробку мятных конфет, и я пытаюсь вытряхнуть несколько штук на ладонь.

Они не выходят, и я трясу ее сильнее, рассыпая все мятные конфеты, и этот шум вызывает новые неодобрительные взгляды со стороны моих попутчиков.

Я отказываюсь от мятных конфет и вместо этого достаю сумку из-под сиденья перед собой. Лезу внутрь, нащупывая внутренний карман на молнии. Надеюсь, что прочная, но изящная коробочка с кольцом поможет мне успокоиться.

Пытаюсь сосредоточиться.

Но ничего не выходит.

Открываю крышку, стараясь, чтобы Кэтрин не увидела содержимого. Огромный бриллиант смотрит на меня. Это тоже не успокаивает мои нервы. Закрываю коробку с тихим щелчком, затем закрываю клапан своего портфеля.

Вставляю пряжку в застежку, и она защелкивается, как мне кажется, с самым крошечным щелчком.

По меньшей мере полдюжины голов поворачиваются в мою сторону, и раздается хор раздраженных: «Ш-ш-ш».

Кэтрин наблюдает за всем этим с ухмылкой на лице, восхищенная моей нетипичной непопулярностью.

— Вообще-то, — наклоняется она ко мне. — Теперь, когда я об этом думаю. От тебя действительно пахнет ветчиной. — Она говорит это своим обычным голосом, даже не пытаясь шептать. Но никто в этом чертовом поезде не произносит ни слова.

Такое ощущение, что я попал в эпизод «Сумеречной зоны», где все на меня косятся. Или в одном из тех шоу со скрытыми камерами и розыгрышами. На самом деле... Я наклоняюсь к проходу и на всякий случай ищу камеру сзади.

Я выбрал ужасное время. И вместо того чтобы найти скрытую камеру, я оказываюсь лицом в промежности женщины, которая движется по проходу как раз в тот момент, когда я поворачиваюсь.

Она издает испуганный звук, и я немедленно приношу свои извинения. Можете себе представить, как это понравилось окружающим?

Я оборачиваюсь к Кэтрин, ожидая увидеть ее злорадство. Она спит.

Не-а. Этого не может быть. Не дать ей уснуть — это половина причины, по которой я вообще ввязался в это дело. Подталкиваю ее в плечо. Ничего. Положив ладонь на ее руку, я слегка встряхиваю ее, и она отмахивается от меня.

— Кэтрин, — шепчу я. — Проснись.

— Отстань, — бормочет она своим обычным голосом, но опять же никто даже не смотрит на нее, а тем более не ругает. Очевидно, этот поезд работает в альтернативной Вселенной, в которой все происходит наоборот.

Я — милый.

А она... Кэтрин.

Мне не нравится эта смена ролей.

Я легонько шлепаю ее по щеке, достаточно нежно, чтобы не было больно, но достаточно резко, чтобы она возмущенно распахнула глаза.

— Я знаю, что ты устала, — говорю я, потому что и сам чувствую себя измотанным. — Но у нас есть еще несколько часов, прежде чем ты сможешь лечь спать.

— Точно, — устало говорит она, поднимая руку к голове и вздрагивая, когда касается пальцами места, которое явно все еще болит.

— Скоро ты сможешь уснуть, — шепчу я, чувствуя неизбежный прилив сочувствия. — Обещаю.

Кэтрин издает тихий ворчливый звук, но кивает.

Я на секунду закрываю глаза, а затем одариваю ее смущенной улыбкой.

— Полагаю, будет нечестно, если я посплю?

Она бросает на меня лишь короткий, испепеляющий взгляд, но мгновение спустя я слышу странное пыхтение и оглядываюсь, чтобы увидеть Кэтрин, надувающую ту дурацкую надувную подушку из самолета.

Протягивает ее мне с улыбкой.

— Вот. Я разбужу тебя, когда доберемся до нашей остановки.

— Спасибо, — говорю я с искренним удивлением, и все в поезде оборачиваются, чтобы посмотреть на меня.

Я озадаченно качаю головой и поправляю подушку на шее. В какой Вселенной все предпочитают колкую Кэтрин милому Тому?

За этим быстро следует еще более неприятное осознание.

Мне нравятся шипы Кэтрин.

Очень.

И всегда нравились.

ГЛАВА 20

КЭТРИН

23 декабря, 21:39

— Эй, Фло-Джо. Может, притормозишь немного? — обращаюсь я к Тому, который мчится через железнодорожный вокзал Буффало с бешеной скоростью.

Он бросает на меня недоверчивый взгляд через плечо.

— Фло-Джо? Ты серьезно только что сравнила меня со звездой женской легкой атлетики восьмидесятых? А я ведь просил тебя хоть раз не надевать свои дурацкие туфли на высоких каблуках.

— Ладно, ты же знаешь, что шпильки — неотъемлемая часть моего личного бренда. И угнаться за тобой мешает не столько обувь от Джимми Чу, сколько сотрясение мозга.

Том тут же замедляет шаг.

— Спасибо, — говорю я, отгоняя от себя чувство вины за свою крошечную ложь. Головная боль сейчас не так уж и сильна. А вот волдырь на пятке...

Мужчина ворчит в ответ на мою благодарность.

Я смотрю на него снизу-вверх, стараясь не отставать от его более спокойного темпа.

— Не понимаю, почему ты такой раздражительный. Те люди в поезде были очень милыми.

— Не понимаешь, почему я такой раздражительный? — спрашивает он, пока мы спускаемся на эскалаторе к платформе, где сядем на наш поезд. — Серьезно?

— Представляешь, тот мужчина в поезде узнал меня по новостям? — говорю я, улыбаясь воспоминаниям. — Я же говорила тебе, что дело Якобсена сделает меня известной. Помнишь, я тебе это говорила?

— Да, Кэтрин, — говорит Том резким голосом, пока мы сходим с эскалатора. — Конечно, помню. Помню, как мы ужинали в ресторане. Я пытался сказать тебе, что мы не виделись дольше пяти минут в течение двух недель, потому что ты всегда была на работе, но не смог вписать это в твою историю о том, как ты столкнулась со славой. Когда я, наконец, смог рассказать тебе о своих чувствах, ты попросила официантку принести упаковку салфеток. Для меня.

Улыбка сползает с моего лица. У меня было на удивление хорошее настроение, учитывая прошедший день, но оно явно пошатнулось, когда я услышала версию Тома о том давнем вечере.

Я не помню все именно так, но и не могу утверждать, что он не прав.

Уверена, что должна перед ним извиниться. Не только за тот вечер. За миллион вечеров, и в этом вся суть проблемы. Не какая-то одна ошибка, а их огромное количество. Если я открою эту банку с червями, если загляну в колодец обид с обеих наших сторон, то не уверена, что кто-нибудь из нас когда-нибудь выберется оттуда.

Вместо этого я заставляю улыбку вернуться на лицо.

— До сих пор не могу поверить, что тот парень попросил у меня автограф. Думаю, это впервые.

Том прищурился.

— Так вот что случилось? Потому что, насколько я помню, ты вытащила из сумочки свернутую салфетку из «Старбакса», нацарапала на ней свое имя и сунула ему. Он выглядел явно удивленным и немного раздраженным.

Обычно остроумные реплики Тома вызывают у меня странное сочетание раздражения и восторга. Однако на этот раз его упоминание о моей сумочке вызывает приступ душераздирающей паники.

Ледяная волна, не имеющая ничего общего с метелью, проносится по моим венам, и я замираю на месте.

— Боже мой. Боже мой! — Я тщетно провожу руками по своему телу, как будто это волшебным образом поможет найти сумочку, которой, как я уже знаю, там нет.

Как такое могло случиться? Я, как и большинство женщин, считаю свою сумочку продолжением своего тела. Её не забывают, как не забывают и свою руку.