Мой Террорист (СИ) - "Осенний день". Страница 17

Дней за десять до Нового Года маму выписывают. Чувствует она себя неплохо. Мне даже кажется, что она как-то живее на все реагирует. Недавно ее осматривал психиатр. Ничего определенного пока не сказал, но посоветовал подождать еще немного. Возможно, со временем мама сама выйдет из этого состояния. Лечащий врач рекомендует покой, свежий воздух, прогулки, положительные эмоции. Юрий Петрович настаивает на том, чтобы забрать маму к себе. Уволившись из компании, он продал квартиру в Москве и сейчас все время живет в коттеджном поселке. Там у мамы будет и свежий воздух, и тишина, и покой. К тому же постоянная забота и нормальное здоровое питание. Соглашаюсь почти сразу. Тем более что я ничего этого не могу ей обеспечить. Дядя Юра так этому радуется, что я впервые всерьез задумываюсь о том, почему он так и не обзавелся семьей. Ну и пускай. В этой жизни не так уж много людей, которые нас действительно любят, просто грех ими разбрасываться. Каким я стал мудрым, с ума сойти.

***

Джек на Рождество уехал с Филом в Париж. Счастливые, крутят свою романтическую любовь в самом романтическом городе Земли. А у нас на работе корпоратив. Двадцать девятого, за два дня до Нового Года. Не знаю, что я там буду делать, наверное, просто сидеть в уголке. Я так ни с кем особенно и не сдружился. Но мне все равно хочется пойти. Мне так надоела моя серая жизнь, это унылое «дом-работа-дом». Все-таки хочется праздника, хочется музыки, нарядной толпы. Сам Новый Год я буду встречать у дяди Юры, с ним и мамой. Там же проведу все выходные, пять дней. Официально праздники заканчиваются десятого, но нашему Тору закон не писан. Да так практически во всех частных фирмах. Частник не может позволить себе терять столько времени.

Двадцать девятого рабочий день, последний в этом году. Корпоратив будет прямо в издательстве, в конференц-зале. Конечно, учитывая московские расстояния и пробки, как всегда перед Новым Годом просто чудовищные, смотаться домой, чтобы переодеться абсолютно нереально. Поэтому почти все дамы являются на работу с пакетами и чехлами, чтобы вечером, сбросив с себя лягушечьи шкурки офисных одежек, предстать перед нами прекрасными царевнами. Мужчины просто одеты чуть более нарядно и вольно, чем обычно.

На мне черные джинсы пятилетней давности. Они мне очень нравились, поэтому и задержались в моем гардеробе так долго, несмотря на то, что последние три года были мне маловаты, и я их не носил. Сейчас же влетаю в них со свистом. Они стрейч, поэтому все же неплохо сидят. Сверху навыпуск – та самая «парижская» рубашка цвета шампанского. Тонкий шелк свободно струится, придавая моему облику воздушную легкость. Почти прежний Тони. Я даже недавно подстригся, по придуманному мной рецепту – «укоротить то, что есть». В общем, вышло неплохо. Конечно, нет той небрежности, стильности, как после дорогого салона, все как-то скучнее и проще, но я думал, будет хуже. В целом я сейчас своим видом доволен. Сверху темно-коричневый кардиган, для придания наряду деловой строгости во время рабочего дня.

После обеда уже никто не работает. Технический персонал издательства выносит из конференц-зала лишние стулья, расставляет в дальнем конце, вплотную к стенке, столы. Конечно, предполагается фуршет – если всех усадить, не останется места для танцев. Какие-то парни, похоже, из IT-отдела, притаскивают компьютер, еще какую-то аппаратуру. Кейтеринговая компания привозит заказанную еду. Дамы выставляют нас с Андрюхой из родной бухгалтерии. Там сейчас шуршат потрясающие наряды, призванные поразить нас, мужчин, в самое сердце, греются «утюжки», одуряюще пахнет косметикой и парфюмерией. В коридорах полно мужиков, которых тоже повыгнали из отделов. Ощущение такое, что вся женская часть компании готовится не к обычной корпоративной гулянке, а к чему-то невероятному, не меньше, чем к Весеннему Балу Сатаны, так блестяще описанному скромным врачом Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Подозреваю, что в этих, явно завышенных, ожиданиях повинна личность нашего генерального.

Наконец, все приготовления закончены, аппаратура установлена, столы накрыты, дамы во всеоружии. Освещение в конференц-зале притушено до минимума, из множества утопленных в потолок лампочек горит, наверное, каждая десятая. По стенам, по потолку скользят маленькие световые пятнышки, как будто в зале вдруг пошел снег. Он кажется таким настоящим, мне даже хочется подставить ладонь, чтобы поймать снежинку. Молодцы айтишники, постарались. Музыка. Нестареющая АББА, «Happy New Year», самая новогодняя песня из всех, какие я только знаю. В парадном углу елка, украшенная золотистыми шарами разных размеров. К каждому шарику сверху прикреплен белый атласный бант. В таинственных темных глубинах новогодней красавицы переливаются крохотные звездочки гирлянды, золотые отблески дрожат на гладкой ткани. Безумно стильное дерево. Втягиваю носом свежий праздничный аромат хвои. Какой хороший ароматизатор, просто не отличить. Подхожу поближе и в первый момент даже не верю. Настоящая… Настоящая, живая елка, такая огромная. Бедный техперсонал, сколько иголок им придется вымести после праздника. Я так удивлен. И так рад. Я привык к тому, что в учреждениях ставят искусственные деревья. А в старой добропорядочной Европе даже в домах – берегут экологию, ненормальные гринписовцы. Дома у родителей всегда ставили живую, но я лет с семнадцати не встречал с ними Новый Год… Касаюсь рукой зеленой мохнатой лапы, как будто здороваюсь. Маленькие острые иголочки смешно тычутся мне в ладонь, от этого меня вдруг охватывает такое ощущение счастья, что даже щекочет в груди. Благодарно сжимаю колючее доброе чудо и отхожу в середину зала.

По стенкам расставлены маленькие удобные диванчики, но пока никто не садится. Дается сигнал к началу шабаша. На небольшой сцене с микрофоном в руке – сам Сатана, то есть простите, конечно, Гуров. Роль Маргариты играет… Никто не играет. Хотя многие бы, наверное, хотели. Музыку приглушают. Генеральный призывает нас наполнить бокалы, стаканы, рюмки – кто что желает. У столов в какой-то момент образуется легкая давка, но все еще трезвые, поэтому стараются вести себя прилично. Гуров произносит короткую речь, в которой благодарит коллектив за работу в прошедшем году, призывает всех как следует потрудиться на благо компании в новом, поднимает тост за будущие успехи, после чего передает микрофон какому-то мужику, кажется, кому-то из своих замов, и спускается в зал. У меня в бокале какое-то красное вино, чуть-чуть пригубливаю. Буду пить понемногу, совсем не планирую надираться среди этих малознакомых людей.

Первое время все увлеченно жуют, тоже накладываю на тарелку разных вкусностей и пристраиваюсь с ней на диванчике. Зам произносит какой-то тост, после чего микрофон переходит к одному из айтишников, видимо сегодня он и будет нашим диджеем и тамадой. Через пару тостов вино в моем бокале заканчивается, наливаю еще. Вскоре начинаются танцы. Я не танцую, наблюдаю из своего угла. Коллектив уже неслабо нарезался, поэтому под музыку дергаются все – и молодежь, и солидные дяди и тети. Ко мне ненадолго подсаживается Андрей, несколько минут с ним о чем-то болтаем, потом он уходит танцевать, а я остаюсь. Против ожидания, мне совсем не одиноко и не скучно, даже как-то уютно среди этих нарядных веселящихся людей.

Гуров и остальная верхушка вначале держатся немного отдельно. По-моему, они ничего для этого не делают, но народ инстинктивно чуть сторонится, образуя вокруг руководства почтительную полосу отчуждения. Постепенно под действием спиртного все как-то расслабляются, и топы все-таки смешиваются с остальными. Разглядываю Гурова. Тор-громовержец сегодня принарядился. Он без пиджака, как, впрочем, большинство мужчин. Мой кардиганчик тоже остался на стуле в бухгалтерии. Черные, идеально сидящие брюки. Оу, а у него, оказывается, красивая задница. А я и забыл. Темно-синяя мягко поблескивающая рубашка, несколько верхних пуговиц расстегнуты. Эта глубокая, почти черная синева ему очень к лицу. На ум вдруг приходят черные простыни, во рту моментально становится сухо. Махом выпиваю свой бокал.