Мой Террорист (СИ) - "Осенний день". Страница 7

- Ну перестань, еще ничего не понятно. Может быть, она какая-то родственница. Тетка, кузина, да мало ли кто. Знакомая родителей. Он, наверное, просто не захотел светить ваши отношения. Ну сам подумай, как бы ты поступил на его месте?

Но Джеки не слушает, ему больно, очень, его боль отзывается во мне как своя. Убираю с его лица волосы, нежно целую в губы. Он, не раздумывая, отвечает. Он мокрый, горячий, соленый от слез. И такой нежный. Как давно у нас с ним ничего не было. Джеки, какой ты нежный… Джеки, какой ты сладкий… Фил, какой ты дурак…

Чувствую, что возбуждаюсь. Я два дня хотел этого хама, и теперь желание накатывает резко, в момент. Глажу дрожащую спину, провожу рукой у него между ног. Он тут же сжимает колени.

- Тони, не надо… Я не хочу…

Поглаживаю стиснутые коленки, дышу ему в шею. Чувствую между губами и его кожей свое дыхание. Такое горячее…

- Хороший мой, не упрямься, это же я, Тони, - бормочу прямо в ушко, - Я тебя поласкаю… Тебе будет приятно… Ты кончишь, расслабишься и спокойно уснешь…

Слабо отталкивает меня:

- Нет, Тони, нет… Не хочу, не надо, пожалуйста…

В этом «не надо» нет никакой уверенности. Его колени дрожат под моей ладонью… Ты захочешь, Джеки… Ты уже почти хочешь… Посасываю, покусываю ушко, вылизываю языком шею. Джеки, ты сдашься. Твое тело я знаю почти как свое, оно уже льнет ко мне, пусть ты этого даже не сознаешь. Когда-то мы с тобой заканчивали этим каждый наш день… И часто с этого же начинали… Ты сдашься, Джеки, еще немного и ты будешь мой. Еще немного…

Нас прерывает стук в дверь. Стараюсь не реагировать, идите все нах, мне не до вас. Но колотят очень настойчиво, все громче и громче. Shit, да что за пожар такой?! Ругнувшись, встаю, выхожу в общую комнату. Все, ничего не будет. Этот стук привел Женьку в чувство, он снова зажался. Мое возбуждение тоже быстро спадает, почти так же стремительно, как и возникло. Включаю свет, иду открывать. На пороге Филип, он просто в отчаянье. Бледное лицо, загар на нем кажется каким-то серым, тоскливый взгляд, дрожащие губы. Действительно, тетка, младшая сестра матери. Проездом, всего на два дня. Отловила его в ресторане, целый час вплотную общалась, потом два часа таскала по Острову, просила все показать. Насилу от нее отделался и тут же примчался сюда на коленях просить прощения.

- Тони, где Джеки? Он здесь?

Машу рукой в сторону Женькиной комнаты:

- Там…

Фил бросается туда почти бегом, захлопывает за собой дверь. Оттуда доносятся их голоса: тихий, обиженный – Джеки, умоляющий – Фила. Потом они замолкают. Минут через двадцать Джеки выходит, встрепанный, щеки пылают, прячет ресницами сияющие глаза.

- Тони… Тони, ты не будешь против… - смущенно отводит взгляд.

Я все понимаю.

- Если Фил останется у тебя?

- Ну… да…

- С чего мне быть против? Конечно, пусть остается.

Ухожу в свою комнату, закрываю плотнее дверь, ложусь. Перед глазами невольно встает картинка: белые смятые простыни, два загорелых, сплетенных тела. Темные волосы Джеки на белой подушке… Простыни постепенно становятся черными, два тела на них – не Джеки и Фил, это уже я и он. Не хочу ничего вспоминать, но и поделать с собой тоже ничего не могу. В моих жилах сейчас не кровь, в них желание пополам с моей ненавистью, это такая гремучая смесь… Дело заканчивается предсказуемо: сеансом самоудовлетворения. Нереально длинный сегодняшний день, только что пережитое мной одинокое наслаждение – все это наваливается на меня целой тонной. Плестись в душ просто нет сил. Вытираюсь трусами, бросаю их на пол. Кажется, они еще не успевают упасть, а я уже засыпаю.

Рано утром меня будит мой мобильный. Звонит дядя Юра, Юрий Петрович, компаньон моих родителей. Он их старинный друг, кажется, еще со студенческих лет. Я его помню с детства, с тех самых пор, когда он и родители только начинали свой бизнес, мы жили в обычной двушке, которая самое первое время по совместительству служила им офисом. Поэтому я до сих пор зову его так «по-семейному», можно сказать, по-детски. Дядя Юра чем-то очень сильно взволнован.

- Антон, немедленно вылетай в Москву. Да, очень срочно. Нет, все расскажу на месте. Билет тебе заказан, самолет через три часа. Пересадка в Париже. Я встречу.

Еще какое-то время лежу, пытаюсь что-то сообразить. Кажется, и правда, что-то серьезное. У дяди Юры был такой голос… Пробую дозвониться маме, потом отцу. Они оба недоступны. Тревога охватывает меня все сильней. Самолет через три часа. Нет, уже через два часа сорок две минуты. Встаю, собираю вещи. Беру лишь самое необходимое: документы, деньги, джинсы, легкую куртку – сейчас октябрь, в Москве прохладно, в Париже надо будет переодеться. Весь мой багаж умещается в небольшую сумку. Бужу Джеки. Да, улетаю. Срочно вызвали, зачем, понятия не имею. Думаю, скоро вернусь. Конечно же, позвоню. Вещи? Я же вернусь. Если вдруг не получится, скажи персоналу отеля, чтобы переслали домой. Нет, я абсолютно не буду против, если Фил поживет у нас. Все, целую, пока…

Выхожу из бунгало, оглядываюсь назад, и сердце вдруг почему-то сжимается от тоски. Я вдруг понимаю, что больше сюда не вернусь. Я не вернусь ни сюда, ни в свою спокойную, счастливую жизнь. Я не знаю, что ждет меня дома, но чувствую – что-то очень плохое.

Глава 2

Дядя Юра встречает меня в аэропорту, как обещал. По-прежнему не отвечает на вопросы, настойчиво подталкивает меня к машине.

- Дома, Антон, все дома.

Судя по всему, едем домой к родителям, в их городскую квартиру. Дядя Юра лавирует в потоке машин не хуже опытного таксиста, умело избегает больших пробок, но совсем уж без задержек, конечно, не получается. Я даже рад этому, хочу, чтобы мое неведение продлилось еще хоть немного, неизвестность мучительна, но то, что я должен узнать, тоже пугает. В Москве золотисто-красная осень. День сегодня прозрачный и яркий, но от этого только тревожней.

У дяди Юры почему-то ключи, он открывает квартиру, молча проходит. Я уже ни о чем не спрашиваю, просто иду следом за ним в кабинет отца. Не знаю, работает тут отец или нет. Вряд ли, для этого есть офис. Скорее всего, что-то вроде холостяцкого логова, островок мужской независимости в семейном доме. Хотя, точно сказать не могу, все может быть. Удивительно, как мало, оказывается, я знаю о его привычках. А об этой квартире – еще меньше. Она для меня почти чужая, родители купили ее уже после того, как отправили меня в Англию. Потом вскоре появился загородный дом, где они в основном жили. В нем я обычно проводил свои «русские» каникулы. Последний год, после своего возвращения, я вообще живу отдельно от них.

Я ничего не знаю об этой комнате, не знаю, значат ли что-то для отца эти книги на полках, коллекция трубок, картина на стене напротив окна, фотографии в тонких рамках. Но так странно и страшно быть сейчас здесь без него, с его другом, который хочет, нет, должен мне что-то сказать, но явно оттягивает момент, никак не может заставить себя начать разговор. Он достает из бара бутылку виски, два низких широких стакана, наливает каждый до половины. Один стакан сует мне в руки.