Всемирная выставка в Петербурге (СИ) - Конфитюр Марципана. Страница 29

— Миша! Мишенька! Ты где же это был-то?! Неужто решил меня бросить?!

Миша вздрогнул так, как будто на него выскочил медведь, а не родная невеста. Это было плохим признаком.

— Ой, Варя! Ты откуда здесь?

— Как откуда? К Ольге Саввишне иду! Её ведь, кроме меня, и навестить-то некому! — Немедля перешла в атаку Варя.

— Нет, не «некому». Я вот пришёл.

— Ты пришёл! Две недели спустя! Она там все глаза себе проплакала, ждала пока! Я тоже!

— Прости меня, Варя...

— Не хочешь жениться? Другую нашёл, да? Получше?

— Никого я не нашёл. Хочу жениться. Только со мной тут такие дела происходят... Да ты, впрочем, знаешь. — Тут Миша в лице изменился. — Кстати, Варя, почему ты не рассказала мне?..

— Про что не рассказала?

Сердце Вари застучало, как вагон по рельсам. Неужто он всё узнал?! Но они же с Ольгой Саввишной решили... Теперь всё... Уже точно не женится...

— Про то, что рассказала тебе мать в тот день, когда её ранило, — сформулировал, тем временем, Коржов самое страшное.

— Да она мне ничего такого и не рассказывала... — пролепетала девушка, растерявшись.

— Ну, конечно, не рассказывала! Ясно. Опять та же песня... А впрочем, на нет и суда нет. Пусти, меня ждут, мне идти надо!

— Кто ждёт? Девушка другая?

— Нет, не девушка.

— А кто ж тогда?

— Друзья.

— И какие-такие друзья? Ванька, что ли? Так он тебе вовсе не друг!

— Варя, хватит! Я позже скажу всё. Идти надо. Будет! Пусти!

Но не тут-то было! Та вцепилась в его руку мёртвой хваткой. Было чувство: если дать сейчас уйти, то не воротишь.

— Не пущу никуда, так и знай! Где это видано, чтоб от своей семьи, от своей невесты пропадать на две недели, потом как ни в чём не бывало являться, а потом опять бежать к друзьям каким-то! Нет уж, здесь же всё выкладывай! Где был?!

— Варя, позже...

— Сейчас же!

— Пусти уже!

— Вот расскажешь, где ты был, и отпущу тогда!

— Говорю же, мне некогда! Там человек меня ждёт! Придёт время, всё расскажу!

— Да когда оно ещё придёт-то, время то?..

— Если не будешь мешаться, то скоро! — Сказал Михаил, начав злиться. — И вообще! В конце концов, ты мне ещё не жена, чтоб меня допрашивать! А если и была бы, не позволил бы!

— Ах, так!?

— Да, вот так вот! Тебе мать секрет доверила, чтоб мне его сказать, а ты что сделала?! Всё скрыла. Обманула. Для чего? Я ведь после того, как тот барин на автопеде ко мне стал вязаться, ещё специально спросил: не передавала ли мать чего-нибудь важного для меня! А ты что? Соврала!

— Да я думать не думала, что это она всерьёз! — Оправдывалась Варя.

Ей в голову пришло, что, если Миша в самом деле царь или царской крови, то она, простая девка, ухватившая его за рукав при всём честном народе, ведёт себя совершенно неподобающе. Не могла Варя скандалить с Государем! Значит, Миша им и не был! Так что девушка добавила:

— Не верю и теперь! В горячке, при смерти, чего только ни бредит человек! А ты уже решил, что в самом деле...

Миша посмотрел на Варю жёстко, и как ей показалось, в чём-то даже по-царски.

—... Нет, ну, если ты думаешь, что это правда, давай вместе попробуем разобраться в этом вопросе. Я ж не против... Я просто не знала...

— Ну, знаешь теперь, — сказал Миша.

— А ты мне и где был расскажи, чтоб я тоже всё знала! Чтоб больше так не было!

— После.

— Сейчас же! Не то закричу!

— Прекрати!

— Ей-богу закричу!

— Ты, Варька, дура! Хочешь, чтоб меня в полицию забрали? Или чтобы охранка схватила? Меня эти сатрапы и без того нигилистом считают — притом ни за что совершенно! И так с квартиры выгнали уже из-за клеветы! Так тут ты ещё туда же!

— Так значит, оклеветали тебя? Ты не нигилист? — Спросила Варя.

— Нет, конечно! Какой нигилист?! Ты смеёшься?

— А отчего полицию «сатрапами» обзываешь? Это нигилисткое словечко!

Миша замешкался. Несколько секунд он, видимо, искал, что ответить, но не нашёл и сказал:

— Иди к чёрту!

— Ах, так? — Разозлилась невеста. — К чертям посылаешь?! Пожениться не успели, а уже к чертям, вот так да?! А-ну, рассказывай сию же секунду, где пропадал! Не то больше меня не увидишь!

— Уймись.

— Не уймусь! Ежели сейчас же не расскажешь, где ты был, пойду в казармы «Треугольника»! Да лягу там с первым попавшимся!.. А прежде... Эй, полиция!

Ещё несколько минут они пререкались. Варя угрожала, шантажировала, требовала, старалась жать на все рычаги Мишиной души, до каких только сумела дотянуться. Прохожие поглядывали на них всё с большим любопытством и подозрением, а под конец уже начали скапливаться вокруг. Наконец, Коржов не выдержал:

— Ладно. Но только пошли в переулок, подальше отсюда.

Они отошли от больницы, углубились в жилые кварталы и зашли в безлюдный двор-колодец какой-то мрачной семиэтажной громадины.

— Ну, рассказывай! — потребовала Варя.

Глава 24, В которой Миша достаёт крестик, но при этом все достают его самого.

— В общем, в тот день Скороходова не пустила меня домой, потому что кто-то наболтал ей, что я якобы кружковец, — начал Миша. — Эта чокнутая выбросила в окно мои вещи, даже вызывала полицию! Было ясно, что никто мне не поверит, надо прятаться! По счастью, рядом как раз оказался тот тип, который до этого лез ко мне с разговорами и зазывал к себе в Свято-Егорьевский переулок...

Дальше он рассказал всё, как было: и про кражу велодирижабля, и про пожар, и то, как спас дамочку, сразу же взявшую его в плен, про автомобиль, про дачу, про долгие разговоры со своими новыми знакомыми... Старался покороче, ведь Егор там его ждёт. Не получалось. Варя без конца выспрашивала подробности. Да и сам Коржов внезапно обнаружил, что соскучился по своим, что его душа желает поделиться с кем-то близким...

— Так значит, ты всё-таки нигилист! — Трагическим голосом заключила Варя, когда он договорил.

— Да вовсе нет!

— Он самый! Ты теперь в кружке. Ты с ними!

— Я не с ними, — сказал Миша. — Точнее, с ними в той же точно степени, как и с любыми добрыми людьми.

— Но они же не добрые люди!

— Они хотят отдать землю крестьянам, защитить рабочих от хозяев и облегчить положение инородцев. Разве это не доброе дело?

— Облегчить положение инородцев! — С ужасом повторила Варвара. — Да зачем доброму человеку в своём уме думать о каких-то инородцах!? Они Христа распяли и Россию-матушку распять хотят, понятно?! А что говорят про рабочих и про крестьян, так то для отвода глаз!

— А вот и нет. Во многих странах это уже сделано. А что до инородцев, так их обижать не надо оттого, что обижать вообще никого не следует. Потому что перед Богом все равны! «Нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного»...

— Они тебя испортили!

— Никто меня не портил.

— Нет, испортили! Насовали тебе в голову всякой околесицы, а ты и поверил! Всем давно известно, что энэмы существуют для того, чтобы помешать Государю ступить твёрдой ногой по Афганистану!

— Мне до Афганистана дела нет, — сказал Коржов, с удивлением отмечая, что невеста говорит почти что теми же словами, какие он сам совсем недавно адресовал своим похитителям. — И зачем энэмы существуют, тоже неинтересно. А важно лишь то, чтоб они помогли мне занять моё место! Законное!

— Ты что ж это? Веришь?..

— Да, верю. Мне кажется, в глубине души я давно уже догадывался о чём-то подобном.

— Царём хочешь быть? — прошептала Варвара.

В её голосе слышалось то ли презрение, то ли ужас, то ли жалость к сумасшедшему. Кажется, она испытывала всё это вместе. Мише стало очень больно, что будущая жена, для которой он ни много, ни мало уготовал роль царицы, так скверно относится к высокому долгу, который он на себя принял. Захотелось сказать колкость, разругаться, начать оправдываться, предъявить ей разом все доказательства своего происхождения, чтоб убедить и заставить раскаяться... Но Коржов сказал только: