Золушка и Мафиози (ЛП) - Беллучи Лола. Страница 13

Я несу коробку к кухонному острову в левом углу комнаты с открытой планировкой. В гостиной и кухне нет стен, они есть только в коридоре, разделяя десятки спален, кабинетов и других комнат, которые никогда не используются.

Я хмуро смотрю на коробку. Она легкая и в ней ничего не шевелится, значит, это не жуки или что-то в этом роде. Тараканы легкие, и я не думаю, что почувствовала бы их движение, но Тициано не дал бы мне коробку, полную тараканов.

Он ведь не даст мне такое, правда?

Я хмыкаю, шлепаю ладонями по бокам бедер, а затем развязываю бант, решив перестать сходить с ума. Я снимаю крышку с коробки, и морщинка между моими бровями становится еще глубже, когда я натыкаюсь на тонкую черную ткань. Я вынимаю ее из папиросной бумаги, в которую она была завернута, и ощущаю ее мягкость, когда передо мной разворачивается красивое платье длиной до колен.

Мне не нужно объяснений, это для поминок, потому что заместителю босса именно такие вещи кажутся смешными. Я качаю головой, чувствуя, как раздражение снова бурлит в моих мыслях, и на поверхность всплывает вопрос: как это возможно, что он так быстро разобрался с этим платьем?

Заголовок гласил, что несчастный случай произошел сегодня ночью. Об этом, конечно, писали в газете. Но если бы Тициано узнал о случившемся сегодня утром, читая новости, у него не было бы времени на злую шутку, которой стало платье в моих руках.

Конечно, он Дон, о чем не преминул мне напомнить, но даже если бы он узнал новости сразу после происшествия, сейчас восемь утра, где бы Тициано успел купить платье за последние шесть часов, я не знаю? Если только он уже не знал, ведь это был он... Я резко прервала зародившуюся мысль и, если бы не была так перегружена проблемами, нашла бы в себе силы посмеяться над собственной глупостью.

Этот ублюдок просто хочет затащить меня в постель. Ради этого он бы не пошел на такое. Конечно, не стал бы. Он не стал бы совершать подобное безумие, особенно когда все взоры устремлены на него, ожидая, что он совершит ошибку в отсутствие дона Витторио.

Людям нравится говорить, что быть вторым – значит быть первым из последних, но правда в том, что в Саграде нет человека, который не хотел бы занять место Тициано, ну, возможно, есть два или три человека, способных признать, что заместитель достоин этого поста, несмотря на зависть, которую они испытывают.

Нет. Он не стал бы этого делать. Определенно не стал бы.

ТИЦИАНО КАТАНЕО

Я тащусь вверх по лестнице, каждая ступенька напоминает о дне, который я предпочел бы забыть. Я бы предпочел все забыть. Бюрократия – это все более раздражающее испытание для моего терпения, и я не уверен, что прошел его. Но именно на последней ступеньке, когда расхождение в ковре бросается в глаза, тяжесть дня начинает рассеиваться, сменяясь любопытной настороженностью.

Я продолжаю идти, мои шаги становятся легкими, почти игривыми, по мере того как я оглядываю коридор. В коридоре обнаруживается еще одна слегка сдвинутая ваза, кривая картина на стене: это едва заметные признаки, но для меня они как крики в абсолютной тишине. Я не сдерживаю улыбку. Наконец-то.

Наконец-то хоть что-то интересное в этом чертовом дне.

Когда я подхожу к двери в свою комнату, моя рука скользит к пистолету, засунутому за пояс. Это знакомое удобное движение, холодный металл прижимается к коже. Коридор словно затаил дыхание, ожидание повисло в воздухе. Одним плавным движением я открываю дверь, пистолет в руке и огромная улыбка на лице.

— Это должен быть сюрприз? — Спрашиваю я, включая свет.

Чезаре сидит в кресле у камина. Он разглаживает свою густую бороду и вздергивает бровь, безмолвно говоря, что, если бы он хотел сделать мне сюрприз, он бы его сделал. Я щелкаю языком, хотя знаю, что это правда.

Мой брат не был бы нашим элитным палачом, если бы он был небрежен. Чезаре мог бы убить президента Соединенных Штатов и не попасться. Не попался бы и в России тоже. Поэтому все следы его, которые он оставил, разбросанные от площадки лестницы до этого места, были целенаправленным предупреждением о его присутствии. Что не объясняет, что он делает в моей комнате.

— Мама будет рада услышать, что ты пропустил ужин, хотя и был дома.

— Так же, как и о том, что ты тоже был дома, — говорю я, проходя мимо него к гардеробу и уже расстегиваю рубашку. Настала его очередь цокать языком.

— Я только что приехал. Можно подумать мне бы позволили. Мамина сторожевая собака не позволит никому из нас пропустить ужин, не предупредив своего хозяина.

— Мне же позволила. — Говорю я из ванной. Чезаре сухо смеется, и его ответ последнее, что я слышу прежде, чем ступить под душ:

— Это потому, что ты дергаешь Луиджию за ногу с тех пор, как мы были детьми.

Я не спеша принимаю душ. Мой брат здесь не для чего-то серьезного, иначе он бы уже сказал мне об этом. Когда я выхожу из ванной в шортах-боксерах, готовый броситься на кровать и отключиться до завтра, я нахожу то же самое развратное выражение лица, что и раньше, на Священном палаче Саграды, он театрально смотрит на часы на запястье, прежде чем заговорить:

— Рано заканчиваешь ночь? — Спрашивает он и щелкает языком.

Я подхожу к комоду, достаю сигарету из бумажника, хранящегося в нем, и прикуриваю.

— Но я думаю, что ты заслуживаешь поблажки после вчерашней ночи. И все же, автомобильная авария, Тициано? Я ожидал от тебя чего-то более захватывающего.

Я бросаюсь в кресло напротив Чезаре.

— Я вроде не попадал в аварию, — говорю я после долгой затяжки. — Я в порядке, но спасибо за беспокойство. А теперь не мог бы ты пойти и прогуляться в другом районе, я был бы тебе очень признателен.

— Люди говорят, что поминки будут в закрытом гробу. Что авария разорвала Марсело от задницы до рта, — сплетничая как черт. — Я бы хотел знать, когда ты успел все это затеять, если я все это время был рядом с тобой, разбираясь с ситуацией в подземных галереях.

— Быть красивым и смешным - не единственные мои таланты, маленький брат. У меня есть много других. Ты собираешься и дальше преследовать меня?

— Пока Витторио не приедет, да. Тогда я буду свободен.

Честный ответ заставил меня рассмеяться. Не то чтобы я не знал, что внезапная близость Чезаре – это приказ нашего старшего брата, я никогда в этом не сомневался. Витторио доверяет мне достаточно, чтобы передать командование Саградой, но не настолько, чтобы не заподозрить меня в готовности переступить границы. Он умный человек.

— О, так это ты будешь на свободе?

— Думаешь, я стал бы преследовать тебя, если бы у меня был выбор?

— Ты всегда можешь исчезнуть, тебе ведь больше нечем заняться. Я обещаю, что не скажу Витторио, — говорю я, улыбаясь в углу.

И Чезаре открывает рот, возмущенный, как я и думал.

Неужели я так же предсказуем для Витторио, как Чезаре для меня?

— Отвали!

— Ты слишком прямолинеен, — обвиняю я. — Ты пришел сюда только для того, чтобы увидеть меня, Чезаре?

— Вообще-то я пришел сказать тебе, что у нас есть выживший. Он в сознании, хотя и не контролирует свое тело. Завтра утром его будут допрашивать, ты хочешь присутствовать?

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

Я впервые вижу, как моя мама смущается от того, что на нее обращают внимание. Обычно она из тех, кто процветает, когда ее ставят в центр внимания, но не сегодня, и я не могу ее винить. То внимание, которое мы привлекаем к себе, когда переходим из холла в гостиную дома Марсело, где лежит его тело и тело Сарии которых оплакивают, это не то, что София Эспозито всю свою жизнь стремилась завоевать. Далеко не так.

Люди смотрят на нас, смотрят на меня, и гул нарастает волнами, пока всю комнату нельзя сравнить с взволнованным морем, единственная цель которого - атаковать меня кислотными словами, произносимыми громким шепотом. Прошептанными слишком громко, чтобы оставаться тайными.