Золушка и Мафиози (ЛП) - Беллучи Лола. Страница 61
Жена поворачивается ко мне, пораженная.
— Как ты достаешь все эти вещи?
— С помощью большого терпения и находчивости, — отвечаю я с улыбкой. — Не хочешь подержать? — Спрашиваю я, предлагая его ей. Рафаэла медленно кивает. — Посмотри на ручку. У нее есть срезы. — Говорю я.
Рафаэла поднимает предмет и подносит его к глазам, замечая замысловатую работу на рукояти и лезвии.
— Красиво... Я почти понимаю твою одержимость.
— Одержимость? — Спрашиваю я, приподняв бровь, и Рафаэла отводит взгляд от ножа, чтобы посмотреть на меня.
— У тебя шесть комнат с ножами, Тициано. Наверное, это можно назвать одержимостью.
— Я предпочитаю коллекцию.
— Коллекция одержимого, — с улыбкой заявляет она. — Расскажи мне больше.
— Слишком требовательно для человека, который меня осуждает.
— Ты меня пригласил, — напоминает она. — Будь хорошим хозяином.
— Окей, я буду идеальным хозяином, — говорю я, принимая вызов в ее глазах.
Осторожно беру нож из ее рук и кладу его на место, прежде чем мы перейдем к следующему предмету, который привлек ее внимание. Это более прочный нож с боевыми отметинами вдоль лезвия.
— Этот имеет героическую историю. Им пользовался капитан тамплиеров во время крестовых походов. Говорят, что он спас жизнь своему владельцу более чем в дюжине стычек.
Рафаэла наклоняется, чтобы рассмотреть его поближе, в ее глазах читается восхищение.
— А что насчет этих? — Спросила она, указывая на ряд небольших ножей, выставленных на другой полке.
— Это метательные ножи, используемые как для защиты, так и для нападения с расстояния. Они смертоносны, но требуют абсолютной точности.
Она слегка прикасается к стеклу, следя взглядом за линиями ножей.
— Ты и ими умеешь пользоваться?
— Да, — подтверждаю я с самодовольной улыбкой на губах.
Наша экскурсия продолжается, Рафаэла внимательно слушает, задавая острые вопросы, когда тот или иной предмет привлекает ее внимание.
— А это комната развлечений, — объявляю я, когда мы доходим до последней. — Это ножи для использования, а не для коллекционирования.
Здесь стены, которые раньше были заполнены витринами, уступают место большому пространству со столами и магнитными держателями, на которых выставлены разнообразные ножи. Помимо ножей, в комнате есть манекены для тренировок и другое оборудование, необходимое для практики.
Рафаэла обводит комнату глазами, в ее взгляде смесь восхищения и легкой нерешительности. Она подходит к столу и рассматривает лежащие на нем ножи.
— Как ты решаешь, какой из них использовать?
— Это зависит от того, что мне нужно сделать, — отвечаю я, выбирая со стеллажа нож среднего размера. — Каждый из них имеет определенное назначение. — Я останавливаюсь позади нее и поднимаю ее руку, вкладывая нож в ее руку, но не отпускаю. — Держи рукоятку крепче, — шепчу я ей в лицо.
Я смыкаю пальцы на ее пальцах, и Рафаэла поправляет хватку, полностью сосредоточившись на лезвии в своей руке.
— Вот так?
— Да. Баланс очень важен, — продолжаю я, подводя ее к одному из тренировочных манекенов. — И хотя техника и место удара имеют решающее значение, осознание окружающей обстановки не менее важно.
Перемещая ее руку, я демонстрирую движение в воздухе, не касаясь манекена, просто чтобы проиллюстрировать важность осанки и плавности движений. Рафаэла внимательно наблюдает, а затем осторожно пытается имитировать жест.
— Я чувствую себя ученицей ниндзя, — говорит она со смехом.
— Все мы с чего-то начинаем, — поддразниваю я, — но я надеюсь, что в какой-то момент ты начнешь чувствовать себя ученицей мафиози.
Она громко смеется.
— Упс... Кажется, я случайно обидела своего учителя.
— Не волнуйся, ты сможешь искупить свою вину позже, — говорю я ей на ухо, — голая.
54
РАФАЭЛА КАТАНЕО
— Занятия с ножом были определенно веселее. — Жалуюсь я, ворча. Каждая мышца в моем теле протестует против усилий, затраченных на предыдущие упражнения, когда их заставляют перейти к следующему. Тициано вытащил меня из постели в шесть утра и заставил пойти с ним в спортзал. По словам моего мужа, если мы собираемся проводить занятия по самообороне, важно, чтобы я была хорошо подготовлена физически. Поэтому, не давая мне спать всю ночь, он вытащил меня из постели с двумя часами сна, заставил бегать на беговой дорожке двадцать минут и теперь мучает меня приседаниями.
Сейчас я ненавижу этого человека.
— Принято к сведению, принцесса, — говорит он, вставая со скамьи, на которой делает упражнение с очень тяжелой железной штангой. — Обещаю, что в следующий раз я постараюсь изменить твое мнение.
— Почему ты такой отвратительный?
Тициано смеется.
— Не могу поверить, что мне понадобилось почти три месяца брака, чтобы понять, что ты ворчлива по утрам.
— Это потому, что ты был хорошим мужем и позволял мне высыпаться.
Он подходит ко мне и останавливается передо мной. Пока я приседаю, удерживая пятикилограммовую гирю, от которой у меня руки словно отваливаются, Тициано тоже приседает.
— Значит, ты признаешь, что я хороший муж? — Поддразнивает он.
Я встаю, и он делает то же самое.
— Единственное, что я готова признать сейчас, — это то, что ты худший человек на свете.
— Ты ведь знаешь, что можешь лечь спать после того, как я уйду на работу, не так ли?
— Нет, не могу, потому что мне нужно встретиться с архитектором, который будет переделывать ванную в комнате для гостей.
— Почему мы переделываем ванную в гостевой комнате?
— Потому что там была протечка, которая разрушила обшивку. Ее отремонтировали, но она все равно уродлива.
Тициано сужает глаза, как бы подозревая меня в заботе о доме, но ничего не говорит.
— Молодец, нытик. Ты можешь перестать сидеть на корточках.
— Слава Богу! — Стону я, бросаясь на пол. Но как раз в тот момент, когда я собираюсь лечь и умереть там, муж хватает меня за руки и щелкает языком.
— Нет, нет, нет. Теперь, да, мы можем начать.
— Что значит начать?
Мой голос звучит пискляво. Нехотя, с широко раскрытыми глазами я поднимаюсь на ноги. Тициано смеется, находя это очень забавным. Уверена, что это не он спит с клоуном, потому что единственным человек в нашей кровати, кроме него, – я.
— Ты просто разогревалась, куколка.
— Я умираю! Ты убиваешь меня!
Мои протесты только заставляют его смеяться еще больше. Если я убью его сейчас здесь, смогу ли я доказать, что с ним произошел несчастный случай? Поверит ли мне кто-нибудь, если я скажу, что он уронил грузы себе на голову?
— Нет, это не так. По-моему, ты выглядишь очень живой.
Тициано останавливается у меня за спиной, двигая каждой конечностью моего тела по своему усмотрению, ставя меня лицом к зеркалу на самой длинной стене спортзала в нашем крыле. По моей шее стекает струйка пота, и следующее, что я чувствую, это язык Тициано, облизывающий ее. Я вся дрожу, за долю секунды превращаясь из измученной и раздраженной в горячую и горящую.
Он явно замечает изменения в моей позе, тем более что соски видны сквозь спортивный топ.
— Теперь убедилась, какая ты живая? — Насмехается он.
— Засранец!
— Я просто пытаюсь убедиться, что у тебя хватит выносливости и ловкости, чтобы защитить себя в любой ситуации.
— Это ложь. Это просто предлог, чтобы посмотреть, как я буду страдать.
— Я сделаю тебе массаж позже, — обещает он, и я на несколько секунд задумываюсь.
— Что за массаж?
— В котором ты будешь голая. — Я фыркаю, но перестаю жаловаться. Тициано снова смеется надо мной. Засранец! — Давай начнем с самого простого. Я собираюсь показать тебе, как освободиться от человека, схватившего тебя сзади, — объясняет он, его голос, звучащий совсем близко от моего уха, вызывает мурашки по коже и заставляет меня сосредоточиться, несмотря на усталость. Медленными движениями он имитирует нападение, давая мне возможность прочувствовать каждый шаг в процессе защиты. Каждая точка соприкосновения наших тел заставляет меня быть более настороженной, чем предыдущая. — Теперь оттолкнись бедрами вот так. И в то же время нанеси удар локтем.