Золотой воскресник - Москвина Марина Львовна. Страница 13
Гендирекция международных книжных выставок и ярмарок России”.
Я позвонила, а мне отвечают:
– Вам надо перезвонить Лаврушкиной Раисе Васильевне… Она будет вас трудоустраивать и приглашать к определенному времени.
– Надо постоянно менять сферу деятельности, – учил меня Резо Габриадзе. – То одним заниматься, то другим, в один прекрасный день вообще исчезнуть, а в другой – появиться. А то можно стать зубром и драконом. …Не стать драконом очень трудно…
Резо приехал в Москву, а мы в Коктебеле.
Я Люсе говорю:
– Зови его к нам домой, дай ключи.
– А ему можно поручить собаку? – она спрашивает.
– Ни в коем случае, – отвечает Лёня. – Резо нельзя поручать ничего реального. Ему можно поручить поймать бабочку и быть абсолютно спокойным за эту бабочку, поскольку он ее не поймает.
Пьеса “Кутаиси” была поставлена в Париже как драматический спектакль. В нем играли знаменитые актеры Театра Питера Брука. Когда отмечали премьеру, Питер Брук сказал:
– Резо Габриадзе – не режиссер!
– А кто? – удивились все.
– Он – Создатель.
– Вот увидите, – сказал Лёня Тишков. – Тайсон скоро возьмется за ум и станет священником. Он уже встретился с детьми из своего района. Они спросили, зачем он откусил ухо своему партнеру. Он ответил: “Разнервничался, расстроился, и так получилось”. – “А вы с детства хотели стать боксером?” – “Нет, мне больше нравилось обчищать карманы…”
Сергей Бархин, художник, сценограф, драматург, иллюстратор, лауреат пяти премий “Золотая маска”, четыре у него “Хрустальных Турандот”, Международная премия Станиславского, премия “Триумф” – список его премий и наград занял бы не одну страницу, – любил говорить самому себе:
– Серёжа, если ты не можешь сделать очень хорошо, – сделай просто хорошо.
На приеме в американском посольстве по случаю Дня благодарения собрались известные российские художники. Хозяева торжественно водрузили на стол запеченную индейку.
– А в нашей стране, – сказал Сергей Бархин, – поскольку нам некого и не за что благодарить, этот праздник получил название День НЕудовлетворения или, точнее, День полового неудовлетворения…
Куда-то мы ехали на поезде и остановились ночью в Гусе-Хрустальном. Нижнюю часть окна закрывали шторы, а сверху за окном поплыли по воздуху сияющие хрустальные чудеса.
Я:
– Лёня! Что это???
А это работники хрустального завода пришли на станцию торговать своими изделиями в три часа ночи.
– Ну, как ты жила без нас – все это время? – спрашиваем мать мою Люсю, вернувшись из дальних странствий.
– Прекрасно, – она отвечает. – Мне вас отлично заменял зефир в шоколаде!
Десант московских писателей отправился в гастрольное плаванье по Днепру. Во всех городах от Киева до Одессы нас еще встречали хлебом-солью. Каховка, Днепропетровск, Запорожье, Херсон, Николаев, Очаков… Библиотеки, школы, дома культуры… Я чувствовала себя суперзвездой. Пока на корабле не воссиял Иртеньев: сразу пошли престижные площадки, дорогие билеты, афиши… Пока не доплыли до Одессы, где к нам собирался присоединиться Жванецкий. И всё. Жванецкий в Одессе – это всё.
Хотя дирижер оркестра, грянувшего “семь сорок”, когда мы ступили на берег Одессы, поинтересовался:
– …А где Шендерович?..
“Семь сорок” на пристани Одессы отплясывали прославленный лингвист Максим Кронгауз, заслуженный деятель культуры Дмитрий Ицкович, супержурналист Игорь Свинаренко и блистательная Алла Боссарт.
Но Иртеньев отметил именно меня.
– Маринка – сущий дьявол! – сказал он.
К шапочному разбору подбежал и щелкнул затвором старенький одесский фотограф.
– Немножко опоздал, но что-то все-таки успел, – заметил Максим Кронгауз.
– И снимок будет самый лучший! – добавил Лёня.
Вошли в Днепровский лиман, а там тишина. Только зеркальная гладь с опрокинутыми небесами.
– Пусто, – сказал Игорь Свинаренко, – как в Москве в инаугурацию…
С тех пор как во мне проснулся талант парикмахера, все рвутся ко мне постричься. Даже лысые мужчины. Лёне надоело, он закатил скандал, мол, я под видом парикмахерской устроила притон.
– Почему меня никто об этом не просит? – риторически спрашивал Лёня.
И сам себе отвечал:
– Потому что я так сумел себя поставить!
Вызвала на даче слесаря, тот приехал на тракторе с мотором от “Ламборджини”…
– У меня была приятельница, – рассказывает сестра Наташка, – она работала в морге, замораживала покойников. Веселая, добрая, модница. Бабушки во дворе говорили ей:
“Лена – только ты!” Она отвечала: “Бабулечки, не волнуйтесь, все будете красавицы!”
На вопрос:
– Зачем вы пишете?
Гарсиа Лорка отвечал:
– Чтобы меня любили.
В Доме творчества “Малеевка” режиссер Михаил Левитин жил по соседству с поэтом Яковом Акимом, и они подолгу беседовали. Однажды в комнату Левитина вбежал человек: “Дайте бумаги, я дописываю книгу!” Это был Юрий Коваль.
– Финальные главы “Суера-Выера” он писал на моей бумаге, – рассказывал Левитин. – А потом подарил мне книгу и подписал: “Вашей бумаге – от нашей бумаги…”
Волны любви покачивали театр Эрмитаж, как старый фрегат “Лавр Георгиевич” в океане, на вечере памяти Юрия Коваля. Фотограф-художник Виктор Усков рассказал такую историю:
– Однажды мы с Юрой отправились в путешествие и, как ни удивительно, Юра для этого странствия выбрал покровителями святых Косму и Дамиана. Обычно – Николая Угодника, а тут вот эти двое. И всякий раз, как привал и костерок, – первый тост за Косму и Дамиана. Почему? С какой стати? А чудо заключалось в том, что вскоре после Юриного ухода напротив моего дома через дорогу вдруг появился храм Космы и Дамиана. Я, как проснусь, выйду на улицу – и передо мной Косма и Дамиан. Я туда зайду, свечечку поставлю за Юру…
– А мы, по правде говоря, смотрели не очень на род его занятий, – рассказывала Юля, дочка Коваля. – Ну что-то пишет, какие-то стишки у него напечатали в “Пионере” или в “Мурзилке”, что с того? И удивлялись на бабушку, та подбирала каждый его листочек, – мол, она с приветом немного. Я и сейчас не совсем понимаю, что тут такого…
В Москве у Дины Рубиной собрались поэт Игорь Губерман, писательница Лидия Либединская, режиссер Михаил Левитин и другие достойнейшие люди. Когда я ушла, Левитин спросил: “А это кто?”
– Как? Вы не знаете? Это Марина Москвина, – сказала Дина.
– Понял! – воскликнул он. – Это женщина, которая стрижет Яшу Акима!
– Я вечно поворачиваю руль не в ту сторону, в какую мне нужно, – сказал нам археолог Пётр Грязневич, – зато я всегда вижу что-то неожиданное…
– Не понимаю, – удивляется Тишков, – как может быть взрослый солидный человек, а звать его – Лёня? Или Петя?
Художник Лепин Анатолий Васильевич, живописец трав:
– Слушай, у меня идея насчет тебя, если выгорит – будешь вся в шоколаде. Ты похожа на Цветаеву, тебе ее только в кино играть. У тебя как с дикцией? Ничё? Это облегчает дело. А чё? Бабки заработаешь!..
В моем рассказе “Метеорит” мужик уральский квасил капусту и в качестве гнета капустного, сам того не подозревая, использовал метеорит.