Опытный кролик - Полковников Дмитрий. Страница 41
— Я тебе Ненашева так просто не отдам. Он мой человек и добровольно — сам! — особист поднял вверх указательный палец — согласился сотрудничать с особым отделом, вскрыв факты вредительства в укрепрайоне. Так что речь, теперь не об услуге. Надо договариваться.
— Я должен подумать, — Михаил понял, что от него хотят. В случае успеха, упомянуть неоценимую помощь старшего лейтенанта в предстоящей операции. Когда реорганизовали органы, особисты неожиданно оказались в подчинении армии. Выявлять шпионские организации сразу стало сложнее, а отчетность надо сдавать ежемесячно. И попробуй, покажи в бланке одни нули!
Однако то, что «наш пострел везде поспел» Елизарова насторожило. Засветиться за несколько дней и в ресторане, и в погранкомендатуре и в особом отделе — это надо уметь!
— Хорошо. Но при одном условии: расскажи, что нарыл твой капитан.
Настал момент приема-передачи дел.
Последний кошмарный и тревожный день, покидающего часть или сдающего объект командира. Вечные вопросы: все ли умело промотанное им и личным составом вычислено? Насколько хорошо закрашены результаты неконструктивной, но хозяйственной деятельности? Все ли нужное временно возвращено на места или обоснованно списано?
Короче, нашлась ли волна, способная разбить иллюминатор и унести в стихию персидский ковер из кают-компании? Подписывая подробный рапорт флотского офицера о сеем прискорбном случае, начальник мудро дописал: «и рояль тоже».
Майор Угрюмов, передавая доты капитану Ненашеву, не беспокоился. То, что достроено, не укомплектовано. Где укомплектовано, устраняют мелкие недостатки.
А так, везде в углах казематов навалены кучи строительного мусора и копошатся инженерные команды, аврально монтируя вооружение, оборудование и бронированные двери.
Типовая передача перманентного строительного бардака новому комбату, что не ухом, ни рылом не владеет здесь обстановкой. А боеприпасы второй роты майора, в полном составе убывающей на север в военный городок «Красные казармы» по определению не могли никуда пропасть. Лежат на ротном складе, тщательно упакованные в ящики и цинки.
Улыбающийся Максим ситуацию понимал и не придирался. Из мемуаров Панов знал, где здесь засада.
Вот и склад боеприпасов, где стоят в пирамидах винтовки и ручные пулеметы, а на деревянных поддонах высятся штабеля цинков и ящиков.
Как раз к ним двинулся Ненашев и, внимательно рассмотрев маркировку, распаковал один из них. После достал и протер ветошью артиллерийский патрон, снимая густой слой солидола. Все по инструкции, технологию хранения соблюдали. Затем, осмотрел собранный выстрел и решительно направился к близстоящему доту с пушкой.
Угрюмов подумал, что «сменщик» сбрендил, когда комбат начал заряжать орудие. Выстрел почти на границе — чрезвычайное происшествие не районного масштаба, а международного! Он бросился отбирать снаряд, но нарвался на неприятный тычок. Восстановив дыхание и разогнувшись, майор изумленно посмотрел на результат действий Ненашева.
Патрон не влез в казенник орудия! Нет, в отверстие то он вошел, но клиновый затвор закрыть не удалось — снаряд чем-то уперся в ствол, и гильза выступала наружу на четыре-пять миллиметров. Майор, пыхтя, попытался воткнуть снаряд глубже, но ничего не получилось [185].
Вынув патрон, Ненашев показал все еще злому Угрюмову причину.
Давно известно, что все хорошее в армию приходит со флота. Даже пехота лучше воюет, если морская. Но руководство оборонного завода, куда попал боеприпас на обработку, явно гнало план, плюя на качество. Снаряд к 47-мм морской пушке Гочкиса им и остался.
После Первой мировой войны подобного невостребованного боеприпаса осталось прилично. Кто-то мудро решил срезать с обтирающего медного пояска около двух миллиметров, сразу получая бронебойный снаряд для «сорокапятки».
М-да, Панову для полного счастья не хватает еще выстрелов выпуска тридцать восьмого года, где перекаленный снаряд разлетается на кусочки при ударе в лобовую броню немецких троек и четверок.
— Несите ящик!
Обескураженные люди смотрели, как что-то влезало в казенник, но большей частью нет. Черт! Как же ими воевать?
Угрюмов смотрел, как спокоен Ненашев. Видимо, капитан с подобным уже сталкивался, если смог определить брак по маркировке ящика.
Но одно обстоятельство заставило майора, чуть ли не схватился за сердце: его закорючка есть в проклятых накладных. Вина не его, но раскручивать дело начнут именно с батальона Угрюмова.
Хлопот не оберешься. Третий отдел давно тоскует по работе, и если вцепятся, то долго не отстанут [186].
Максим зло поскреб затылок и выгнал лишний народ из каземата. Возникла идея. Пусть одна инструкция борется с другой. Так часто рубят на корню любые проекты. Он не спешил звать особиста, а начал мысль издалека.
— Николай Петрович, вижу, весь боезапас сдали на ротный склад.
— Да, есть такой приказ командующего округом.
— Точнее указание Генштаба, для предотвращения несчастных случаев — поправил его Ненашев, — И как вам это нравится?
— Не вижу смысла обсуждать его с вами, товарищ капитан, — подчеркнул интонацией последние слова Угрюмов.
Комбат досадливо поморщился, но дружелюбно покачал головой.
— Понимаю. Увидели, что у меня на одну шпалу меньше и закусили удила. Но вот какая засада, подпись под актом я не поставлю, пока каждый выстрел не будет проверен на месте!
Угрюмов помрачнел. Сориться с капитаном теперь не стоило.
Ненашев положил голову на ладонь, упер локоть в стол и многозначительно хмыкнул:
— А сотня цинков с кривыми патронами на складе найдется? Чтобы тоже в доты принести для контроля?
Майор хотел было вспыхнуть, но глядя в ехидные глаза капитана, весело барабанившего пальцами по столу, улыбнулся. Капитан не дурак. Намек на лазейку очевиден. Нет, не по душе Угрюмову приказ, фактически сделавший доты у границы безоружными. Надо бить в колокола про брак вместе и на берегу Буга давно пахло грозой.
Почти весь апрель они неотлучно сидели в ДОТах. Но в начале мая поступил другой приказ и бойцов поселили в казармах, продовольствие и боеприпасы вернули на ротный склад, а тут остался лишь караульный взвод [187]...
Предложение капитана позволяло хоть что-то вернуть обратно. Ну, а как надолго затянуть неизбежную проверку боеприпасов майор знал. Он не мальчик. И другие должны воспользоваться лазейкой, если не слепые они рядом с границей.
Видя, что Угрюмов немного повеселел, Ненашев вызвал оперуполномоченного 3-го отдела, и немедленно, вместе с майором, принялся писать объяснения. Панов умел писать документы и по десять страниц, язвительно называя их «краткими».
«Особист», изучив ситуацию, обрадовался, намечалось нешуточное и серьезное дельце. Запахло целой вредительской организацией. Недавно прибывший из Москвы комбат его мысль всячески поддержал.
На всякий случай, работник особого отдела взял у двоих подписку об неразглашении, с удивлением обнаружив у капитана фразу о добровольном сотрудничестве. Далее завел оперативное дело, но выносить информацию наверх не стал, боясь обмишуриться. Следовало дождаться результатов полной проверки складов боеприпасов.
Одно дело, обычный заводской брак, и совсем другое — сознательная порча боеприпасов врагами народа. А Ненашеву все равно придется завозить на склад снаряды и из расчета на стоящиеся доты. Комбат обещался лично проследить за каждой получаемой партией и поведением кладовщиков.
Вот как исправляется товарищ бывший майор. Знали бы, насколько хорошо.
Выполняя обещание, Ненашев просмотрел расходные накладные Манина, сверил учетные книги. Последовательно посетил кухню, продуктовый и вещевой склад, почему-то оказавшийся в одной палатке.
Потом попросил Колю выйти и минут сорок поработал с его старшиной, используя методику местных пограничников и, заодно, объясняя всю порочность его метода хищений [188].