Опытный кролик - Полковников Дмитрий. Страница 58

— Не секрет, господин капитан, в Киеве, — мама упорно не желала называть командира «товарищем», смотря несколько настороженно и вопросительно.

— Тогда, возможно, вы не обидитесь на содержимое мешка и поймете все правильно. Если вам некуда ехать, то скоро это может понадобиться, — спокойно разъяснил Максим, — У меня дело к вашей дочери, если вы позволите, пусть она любезно согласится меня выслушать и позволит несколько раз нажать на клавиши своего пианино.

Майя внимательно и несколько разочарованно посмотрела на столь деликатного парня. Давно не слышала спрашиваемое позволение обратиться к ней через мать. Последних подобных нерешительных ухажеров она отшила еще при живом папе.

— Только пусть панна не волнуется — я знаю, ксендз, женатый мужчина и «москаль» никогда не должны жить в сердце польской девушки, — иронично произнес Максим, а потом добавил, — Есть еще одна причина — скоро все вокруг все изменится. Как говорят, всех нас хранит Господь. Вот только срок хранения у каждого разный.

— Но вы-то, надеюсь, не женаты? — несколько оскорблено спросила Майя. Гость не произнес привычных комплиментов. Капитан упорно не желал производить на девушку благоприятное впечатление. Просто человек-загадка.

— Зато капитан почти «москаль», — рассмеялся Ненашев, вспоминая трехкомнатную квартиру в многоэтажке, за МКАДом рядом с Саввинским шоссе, напротив бассейна в подмосковном Реутове. Настоящий «замкадыш» — всего четыреста метров до области.

— Надеюсь, я выкрутился, теперь ваша очередь, — бывший полковник ободряюще улыбнулся.

Майя с достоинством препроводила русского в свою комнату, демонстративно оставив дверь открытой. Пусть мама послушает.

Ненашев подозрительно всмотрелся в спинку никелированной панцирной кровати и для пробы сыграл несколько аккордов популярного когда-то польского танго «Последнее воскресенье» [265], резко оборвав мелодию. Не хватало еще попросить девушку показать пару бугорков под платьем. Он и так утром рассмотрел все подробности. Капитан старательно воспроизвел мелодию, часто слышанную им в современной Польше, и увидел изумленные глаза девушки [266]...

— Я думаю, у вас профессиональное музыкальное образование.

— Так.

— А вы способны звучащую музыку превратить в ноты? Я не умею. Дар композитора навсегда прошел мимо меня, как-то больше к пушкам тянет. М-да… — Максим немного смущенно вынул из полевой сумки исписанную тетрадь, — здесь тексты пяти песен, почитайте, а я попробую наиграть мелодии.

— Так вы еще и поэт, — усмехнулась девушка. Ситуация стала ее забавлять.

— Отнеситесь серьезнее, авторов нет в живых, — судя по глазам, капитан не врал. Это заставило задуматься. Тяжело давались Ненашеву чужие тексты — многое вымарано, а некоторые строчки переписаны по нескольку раз. Он тремя пальцами на клавишах обозначил первую мелодию, действительно неплохо — вместе со словами, как будто специально для нее.

— Зачем вам это нужно? — осторожно спросила Майя. Такими вещами не разбрасываются.

— Мне не нужно, — Максим решительно прикрыл дверь, — это подарок вам. Впрочем, приятно будет услышать их на прощанье. Наш общий знакомый настойчиво попросил некого капитана Ненашева посетить ваше заведение. Надеюсь, после такого вечера я навсегда избавлю вас от своего присутствия, а так же доставшегося вам, по моей вине, немца. Черт, визитка гауптмана хоть у вас есть? Хочется знать, кого надо навсегда обидеть.

Она поморщилась, немец ей совсем надоел приторными комплиментами и ухаживаниями. Она полька, а не сластолюбивая француженка. А еще папа научил ее стрелять. Странный русский продолжил:

— Мне показалось, что одна очень хрупкая и талантливая девушка обоснованно желает себе лучшей судьбы. Скоро в Брест приедут артисты из Москвы. Выступить вместе с ними на концерте и уехать в столицу ваш шанс.

— А если я не хочу в Россию? Советы ненавидят все польское.

— Потерпите до августа, начнутся перемены [267]. Еще скажите маме, я только что неуклюже пытался сделать вам предложение, а вы… Короче, мы займемся музыкой или мне стоит сразу уйти? — он поднялся и открыл дверь.

— Да, займемся — ответила девушка, едва сдерживая невольные слезы. И этот мужчина хочет использовать ее в своих непонятных целях. Красота, ее вечное проклятье.

Две руки капитана осторожно подняли ее пылающее лицо вверх.

— Вы умница, — произнес Максим, покраснел и смутился.

Постепенно плохие мысли исчезли из головы Майи, ее увлекли новые мелодии. Русский был самоучкой и играл по памяти, не твердо и глядя на нее часто сбиваясь. Или он привык к другому инструменту? Как интересно, с иронией подумала она, неужели кроме рояля, пианино и аккордеона большевики придумали что-то еще?

— Дети, — подумал пана Чесновицкая, смотря, как хрупкая кисть ее дочери поправляет сильную руку гостя. Как и наоборот. Нет, она определенно не ошиблась в оценке этого офицера.

Спустя час, вспотевший Ненашев присел за стол и вежливо выцедил бокал белого вина. Мама, неожиданно для Майи, оказалась очень любезной с большевицким офицером. Открыла старый альбом и показала фотографии вместе с мужем. Когда, раскланявшись, капитан ушел, девушка вспомнила о загадочном мешке, принесенный странным гостем. Старая пани уже успела его спрятать. Что же там было?

— Соль [268], — коротко ответила Александра Чесновицкая.

— Что, полный мешок соли? — удивилась дочь.

— Да, и он обещал привести еще, — внимательно посмотрев на Майю, сказала мама, — в магазинах ее давно нет, а если появится — то сразу разбирают. Твой ухажер знает, что скоро война. А мешок соли в такие времена, как два мешка золота.

Старая пана продолжила рассуждать, сколько будет стоить щепотка в грозное время, и по какому курсу ее меняли в те времена. А она по-новому осознала смысл слов Ненашева «скоро все изменится», «срок хранения у всех людей разный», «приедут артисты из Москвы».

Как будто человек, мрачный, как грозовое облако, с редкой улыбкой, напоминающий солнечный луч, знает их судьбы наперед.

А песни очень разные.

Не просто, так менять голос. Музыка и слова из тетради выжимали из нее все, заставляя выкладываться полностью. Неожиданно, но такой подарок Майе понравился — действительно, настоящая работа, по которой она давно соскучилась. Только разрешат ли ей это петь, репертуар утверждал лично директор ресторана.

Глава четырнадцатая или «шлялся призрак по Европе» (10 июня 1941 года, вторник, вечер)

Миновав деревню Аркадия, Ненашев увидел вспышку в поле и тут же грохнул выстрел, за ним еще один. Он тут же заглушил аппарат, извлек «разгрузку» из коляски и мигом скатился в придорожную канаву.

Стреляли не в него, а рядом. Метрах в трехстах впереди.

Черт! С собой кроме «ТТ», ракетницы и пары гранат ничего нет. Не оружие это, средство подорваться или застрелиться прямо в поле.

Урок тебе, Максим, но не с пулеметом же в коляске въезжать в дружественное местечко. Не стоило обставлять свидание с девушкой как контртеррористическую операцию.

Неужели рукастого мужика, взятого им к Чесновицким, убивают? Вот и отпустил человека пивка попить, хорошо хоть всучил еще в лагере наган. Судя по времени — он посмотрел на часы — так оно и есть.

Еще два револьверных выстрела показали, что плотник еще жив. Максим вытащил пистолет и, низко пригнувшись, принялся обходить позицию стрелка, стремясь зайти неизвестным врагам в спину. Похоже, нарвался солдат на местных ребят, желающих с «большевиками» поквитаться или перебраться через границу.

Внезапно Максима сбили с ног, пытаясь вырвать оружие. Он, упав, пихнул ногами нападавшего противника и матернулся, узнавая бойца.

— Силен ты лягаться, капитан, — в ответ на вечный пароль послышался знакомый голос.