Верни мне себя - Брук Лин. Страница 13
В голове крутятся десятки подобных вопросов, что сводят меня с ума.
– Если ты про него, то думаю, ответ очевиден… – тяжело вздыхаю. – Ему нет никакого дела до меня, и он счастлив, что всё сложилось так идеально.
– Яночка, для начала нужно поговорить с человеком, а не решать всё за него. Просто…– мама замолкает и как будто пытается найти утешительные слова, но не может.
И это ещё сильнее сдавливает нервы.
Ощущение, будто невидимый железный обруч безжалостно обхватывает мою шею и сжимает её. Катастрофически не хватает воздуха. Сердце ускоряет свой ритм до опасного. В зоне груди нарастает жжение. И я начинаю тереть грудную клетку в надежде успокоить тревогу, но каждое движение только усиливает жгучую агонию, разливающуюся по всему телу.
Атака снова началась.
– Мне необходимо на свежий воздух, – сообщаю сбивчиво и встаю на ноги.
Первый такой приступ случился со мной еще в Лондоне. Тогда психиатр научил меня дыхательной технике и посоветовал прогулки на свежем воздухе. Это действительно всегда помогает. Поэтому, пока не стало критически плохо, я направляюсь в сторону коридора.
– Давай, я пойду с тобой, – мама встаёт вслед за мной.
– Нет. Я хочу побыть одна. Вернусь, и мы договорим.
Она с пониманием отступает и обеспокоенно наблюдает за мной, пока я спешно накидываю зимнее пальто на пижаму, обуваю угги, прячу в них длинные штанины и выхожу из дома. Плевать на внешний вид. Моему организму срочно нужен кислород.
Оказавшись на улице, я делаю глубокий вдох. Холодный, но свежий воздух заполняет мои лёгкие, и я медленно выдыхаю его, стараясь избавиться вместе с ним от накопившегося внутри страха и тревоги.
«Ты не умираешь. Это просто страх. Смотри по сторонам и дыши. Много дыши…» – говорит со мной голос разума.
Вдох-выдох.
Я начинаю шагать вперёд по сугробам, которые хрустят под моими ногами. Несмотря на пронизывающий холод, погода сегодня на удивление приятная. Улица уже наполнена утренним светом, снег медленно падает хлопьями, создавая иллюзию замедленного времени. Всё действует на меня успокаивающе.
Вдох-выдох.
«Скоро станет ещё легче. Думай о хорошем. Вспомни хорошее», – продолжаю собственную терапию.
Вокруг всё сверкает новогодними украшениями: мерцающие гирлянды, искусственные снежинки на витринах магазинов и многоцветные огни на деревьях создают атмосферу приближающегося праздника. И вся эта рождественская красота как раз навеивает тёплые воспоминания.
Я никогда не любила холод и зиму, но новогодние праздники всегда занимали особое место в моём сердце. С рождения и до поступления в университет мы с мамой жили вместе с бабушкой и дедушкой в Ярославле. Мама работала не покладая рук с утра до ночи, поэтому многие годы меня воспитывали бабушка и дедушка. И хотя я росла в окружении безграничной любви и была счастливым ребёнком, мне часто не хватало маминого присутствия. Поэтому я всегда с нетерпением ждала последние дни декабря. В этот период мама проводила много времени со мной. Я просыпалась по утрам от её нежного поцелуя и аромата бабушкиного яблочного пирога с корицей, который она тайком приносила мне в комнату вместе с горячим шоколадом. Бабушка не любила, когда кто-то ел в кровати или на диване, и мне нравилось нарушать это правило вместе с мамой.
Мама включала телевизор, мы укрывались тёплым одеялом и проводили полдня за просмотром наших любимых диснеевских мультфильмов. Затем приезжал дедушка, и мы выходили на улицу лепить снежные замки и снеговиков-охранников. Вечерами мы с мамой гуляли по центру города или по паркам, а иногда даже отправлялись на несколько дней в Москву или Санкт-Петербург. Мама водила меня по музеям, театрам, ресторанам и самым уютным кофейням. Она покупала мне красивые наряды, украшения, сумочки, и сама всегда выглядела превосходно. Помню, с каким восхищением я наблюдала за ней: она была для меня примером настоящей женственности и силы. И до сих пор остаётся таковой.
Застываю на месте. Торнадо внутри меня завершается, и я чувствую, как на лице появляется улыбка. Касаюсь живота.
А что, если и у меня будет так же?
Я впервые за эти дни начинаю представлять себя в роли мамы. В моём воображении оживают сцены: я беру на руки своего малыша, ощущая его крохотное тельце и чувствуя, как он доверчиво прижимается ко мне, пока я убаюкиваю его и тихо пою колыбельные, как делала это с братом, когда он только родился. Я представляю, как мой ребёнок делает свои первые неуверенные шаги, слышу его радостный смех и сияющие глаза. Как буду приходить к нему в комнату с ароматным пирогом и чашкой горячего шоколада, а после мы будем вместе смотреть наши любимые мультфильмы, удобно устроившись на его кровати и обнимаясь так крепко, будто весь мир сосредоточен только на нас двоих. Я представляю, как мы много гуляем на свежем воздухе, катаемся на велосипедах, смеёмся над забавными мелочами и… как сильно любим друг друга.
У меня спирает дыхание от восторга. Эти мысли шёлковой нитью обволакивают сердце. Я хочу продолжить думать о приятном, как вдруг меня охватывают другие воспоминания: грустные и тягучие.
Я никогда не нуждалась в любви, но мне всегда не хватало папы. Я мечтала, чтобы он просто был рядом, как у всех моих подруг – сильный, заботливый, который бы катал меня на шее и называл своей принцессой. Я видела это в других семьях и часто грустила. Мама пыталась заменить мне отца, дедушка и бабушка тоже старались. Все говорили: «Папа любил бы тебя самой необыкновенной любовью. Просто его не стало слишком рано». Лгали!
Однажды, когда мне было около десяти лет, я проснулась ночью от криков, доносившихся со двора. Я выглянула в окно и увидела маму с незнакомым мужчиной, который кричал на неё. Бабушки и дедушки не было: они уехали в гости к родственникам в другой город. Я находилась дома одна, и мне было страшно от того, что я не знала, как защитить маму. И уже собиралась выбежать на улицу, надеясь своим присутствием успокоить незнакомца, как вдруг услышала слова, которые заставили меня застыть на месте.
Мужчина кричал на маму, обвиняя её в том, что она ослушалась его и не сделала аборт, родив меня – ребёнка, которого он не хотел. Его голос был полон ненависти и презрения. Мама, стоя на коленях, умоляла его познакомиться со мной, рассказывала о том, какая я хорошая. Никогда до и после этого я не видела, чтобы она так унижалась перед кем-то. Унижалась, чтобы у меня появился «папа». Но он отказывался слушать. Назвал её шлюхой, а меня – нагулянным ребёнком. Его слова были как удары ножом. Он пригрозил маме, что если она ещё раз свяжется с ним и потревожит покой его настоящей семьи, то он уничтожит её.
Я стояла у окна, не в силах пошевелиться. Слёзы жгли глаза, но я не могла даже всхлипнуть. Всё внутри сжалось от боли и обиды. Я медленно отошла от окна, спряталась под одеяло и всю ночь притворялась спящей, слушая, как мама плачет в подушку в соседней комнате.
С тех пор женатые мужчины для меня табу. Никогда не позволю себе стать соучастницей в предательстве, которое разъедает душу. Не хочу быть частью той боли, которую недомужчины причиняют женщинам, находящимся по обе стороны.
Нагулянная – вот как меня окрестил родной отец.
И теперь я ударяюсь о болючую реальность. Вероятнее всего, мой ребёнок такой же нежеланный, как и я. И если о нём узнает его отец, то либо потребуют аборт, либо назовёт «нагулянным».
Стираю скатившуюся слезу из уголка глаз, кусаю засохшую от мороза губу и задаюсь вопросом: смогу ли я быть для малыша и мамой и папой? Не подвергну ли я его огромному стрессу и боли?
– Вот бы какой-нибудь знак свыше получить, – шепчу себе под нос.
Боже, я точно спятила. Ещё чуть-чуть и к гадалкам начну ходить…
«Жить, гореть, не угасать» – бросается в глаза неоновая вывеска на витрине одной из кофеен. Я останавливаюсь и несколько раз перечитываю эти слова.
Хорошая мотивация для сегодняшнего дня.