В.В. Тетрадь с рисунками на полях - АНОНИМYС. Страница 10

– Я поеду, – не возражал инженер, – но не с вами. В поезде мы будем ехать отдельно, как будто не знаем друг друга…

– Это разумно, – кивнул Верещагин.

– Сейчас я откланиваюсь, но найду вас завтра – обсудим некоторые детали, – начал было Тимоти, но тут же осекся и заговорил громче.

– Прекрасные картины, просто прекрасные, – говорил инженер, косясь на средних лет джентльмена с моржовыми усами, который отирался возле них. – Я, вы знаете, очень люблю живопись, но тут что-то необыкновенное: это Рубенс, Рафаэль и Веласкес в одном лице.

И, поклонившись слегка ошеломленному Верещагину, растворился в толпе посетителей выставки…

– Вот откуда я знаю этого молодого человека, и вот почему смерть его так меня взволновала, – закончил свой рассказ художник.

С полминуты, наверное, Загорский молчал.

– Вот, значит, как, – сказал он наконец. – Тогда понятен интерес к вашей персоне со стороны сероглазого бородача, и понятно, почему он не является убийцей. Вероятно, тут действовали как минимум два человека. Один осуществлял внешнее наблюдение, другой устранил инженера. Если все так, как я думаю, скорее всего, оба уже покинули поезд, унеся с собой чертежи нового двигателя. А это, увы, означает, что они оказались в руках американской секретной службы, и не видать их нам теперь, как своих ушей. Они убили Тимоти, обыскали его, забрали его документы и чертежи и были таковы. Что ж, очень жаль, но государственные интересы такое дело – жизнь людей здесь ценится крайне невысоко.

Но тут Верещагин неожиданно покачал головой.

– Да, они убили и обыскали инженера, – сказал он. – Но вряд ли они нашли чертежи…

Нестор Васильевич посмотрел на него с некоторым удивлением: что Василий Васильевич имеет в виду?

– Видите ли, несчастный Эндрю всерьез опасался неведомых преследователей, он даже меня этим заразил, – объяснил художник. – Он боялся, что, пока он едет, чертежи у него могут выкрасть или даже попросту отнять.

– Судя по тому, что произошло, его опасения имели некоторые основания, – заметил коллежский советник.

– Имели, – грустно согласился художник. – Но тут главное не это. Главное, что из-за своих опасений он решил не везти чертежи с собой, а придумал отправить их в Вашингтон почтой на собственное имя – до востребования.

Коллежский советник поднял брови: почтой? Но это риск, чертежи ведь могут затеряться.

– Даже если бы вдруг они затерялись, мистер Тимоти всегда мог их восстановить, – отвечал Верещагин. – Как видите, он предусмотрел и это.

Нестор Васильевич кивнул: действительно, предусмотрел все, кроме одного – его могут просто убить по дороге, чтобы вытащить чертежи. Как оно и случилось в действительности. С другой стороны, если дело обстоит так, как говорит Верещагин, это дает им некоторую надежду. Чертежи не утрачены, и они дойдут до Вашингтона.

– Но как же мы их выручим с почты?

Коллежский советник ненадолго задумался. Вопрос резонный. Документы мистера Тимоти украдены. Организовать подложные документы на имя покойного достаточно быстро им едва ли удастся, да и слишком это опасно. Так рисковать не может ни Верещагин, ни, подавно, сам Загорский. Если их возьмут на подлоге, им сильно не поздоровится, и никакое консульство им уже не поможет.

– Но если мы не вытащим чертежи, до них доберутся те, кто убил инженера, – заметил художник.

– Это вряд ли, – отвечал Загорский. – Убийцы ведь не знают того, что знаем мы, а именно – все чертежи отправлены в Вашингтон почтой и будут ждать там, пока их не востребует владелец. Для нас это и хорошо, и плохо.

– Почему хорошо – понятно, но почему плохо?

Загорский нахмурился. Кажется, он ошибся. Для них это не просто плохо, для них это очень плохо. Судя по тому, что за Верещагиным наблюдали, преступники знали, что он связан с мистером Тимоти. Не найдя чертежей при убитом, они решат, что тот уже успел их передать русскому художнику.

– И что это значит для нас? – озабоченно поинтересовался Верещагин.

Коллежский советник поглядел ему прямо в глаза.

– Для нас это значит только одно: вы – следующий в очереди на тот свет.

Глава четвертая. Пророчество Грозы Бледнолицых

Трансамериканский экспресс, неожиданно ставший пристанищем не только для живых пассажиров, но и для одного покойника, наконец добрался до ближайшего города, которым оказалась столица штата Юта Солт-Лейк-сити.

– Господа, мы – на территории мормонов, – объявил Загорский, выглянув в окно и прочитав название станции.

– Какие еще мормоны? – оживился Ганцзалин, который незадолго до этого вернулся в купе, был представлен Верещагину и отрапортовал о тщетных попытках найти загадочного чернобородого господина. – Какие-такие мормоны?

– Святые последних дней, – коротко отвечал коллежский советник, не отводя взгляда от окна. – Во всяком случае, сами себя они именуют именно так.

Помощник перевел озадаченный взгляд на Верещагина. Тот в двух словах объяснил китайцу, что Солт-Лейк-сити считается штаб-квартирой так называемой Церкви Иисуса Христа святых последних дней.

– От скромности не умрут, – хмыкнул Ганцзалин.

– Скорее уж от разврата, – кивнул Нестор Васильевич. – Слишком много внимания местные жители уделяют интимным связям…

Помощник отвечал, что все нормальные люди, если они не монахи, уделяют внимание интимным связям. Загорский возразил, что далеко не все становятся многоженцами, а у мормонов это норма – при том, что сами они зовут себя христианами.

– В Америке почти все зовут себя христианами, но более странного христианства я в жизни своей не видел, – заявил китаец.

Верещагин, однако, заметил, что, кажется, еще лет десять назад мормоны официально отказались от многоженства. Загорский улыбнулся – неплохо бы тайком заглянуть в какой-нибудь мормонский дом и посмотреть, как они придерживаются этого правила. Это ведь все равно, как если бы русские волки официально отказались от мяса и стали питаться одной только капустой.

Все это он говорил, не отводя глаз от окна. Ганцзалину стало любопытно, что это так заинтересовало господина, и он тоже выглянул в окно.

– Что вы там высматриваете?

– Шерифа, – коротко отвечал Нестор Васильевич. – Пока не придет шериф, нас отсюда не выпустят.

И действительно, пассажиров из поезда не выпускали, покуда не явился шериф с двумя помощниками. Шериф был рыжеватый, важный, над ремнем выступало брюшко, звезда сияла на груди, как орден, выданный за несостоявшиеся еще сражения. Помощники его оказались белобрысыми, ражими, но расторопными детинами, похожими, как близнецы.

– Двое из ларца, одинаковых с лица, – заметил Ганцзалин, бесцеремонно разглядывая помощников через окно. – Братья, что ли?

Загорский лаконично отвечал, что и такое может быть. В глубинке, хоть русской, хоть американской, родовые связи гораздо сильнее, чем в столицах, и уж если один брат куда-то пробился, то вскорости там же будет и второй, в этом нет никаких сомнений. Тем более это касается Солт-Лейк-сити: мормоны считают, что даже загробную жизнь члены семьи проводят вместе.

Помощник удивился: как это – вместе? А если кто-то сильно согрешил и попадет в ад?

– Мормон не может попасть в ад, только в рай. Более того, хороший мормон сам может уподобиться богу и обрести такие силы, которые простым смертным и не снились, – Загорский отвечал кратко, видно было, что он озабочен.

Но Ганцзалина почему-то очень заинтересовала тема совместной вечности.

– Ну, а если один член семьи – мормон, а другой – нет? – спросил он. – Например, сын приехал в Солт-Лейк-сити и примкнул к мормонам, а родители его – обычные протестанты или даже католики.

– Мормон сделает все, чтобы привлечь родственников к своей вере, – объяснил коллежский советник. – А иначе какой же он мормон?

Но Ганцзалин никак не унимался. А что будет, если родители умерли до того, как сын стал мормоном?

– Их примут в Церковь заочно, – пояснил господин. – У мормонов есть посмертное крещение. Разумеется, согласия покойников креститься в мормонскую веру никто не спрашивает.