Подсказчик - Карризи Донато. Страница 11
Чан продолжил:
– Раны нанесены в середине плечевого бицепса. Расщепления кости нет, срез чистый. Должно быть, пользовались высокоточной пилой. По краям раны мы не обнаружили следа железных опилок. Ровный обрез кровеносных сосудов и сухожилий позволяет предположить, что ампутация проведена с поистине хирургическим мастерством. Смерть наступила от потери крови. – Помолчав, он добавил: – Кошмарная смерть.
Услышав эту фразу, Мила чуть было не опустила глаза в знак скорби, но, заметив, что больше никто этого не сделал, удержалась.
– Я думаю, он убивал их сразу, – продолжал Чан, – без колебаний, так как не считал нужным сохранять им жизнь дольше положенного. Способ убийства одинаковый у всех жертв. Кроме одной…
Слова немного повисели в воздухе, а потом окатили присутствующих ледяным душем.
– То есть? – спросил Горан.
Чан поправил очки, сползшие на кончик носа, и вперил взгляд в криминолога:
– Одной пришлось еще тяжелее.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
– В результате токсикологического исследования в крови и тканях обнаружен адский коктейль лекарств. А именно: антиаритмический препарат дизопирамид, ингибиторы АПФ, бета-блокатор атенолол…
– Сократил сердечный ритм и одновременно уменьшил давление, – сразу догадался Горан.
– Зачем? – спросил Стерн, который, наоборот, ничего не понял.
Губы Чана искривила горькая усмешка.
– Он искусственно замедлил кровопотерю, чтобы смерть была долгой. Не иначе хотел насладиться зрелищем.
– Какая девочка? – уточнил Рош, хотя все и так знали ответ.
– Шестая.
Мила, хоть и не была специалистом по серийным убийствам, поняла, что произошло. Судмедэксперт фактически заявил о том, что убийца изменил свой modus operandi, то есть образ действий. А это значит, он обрел уверенность в себе. Он начинает новую игру, и она ему нравится.
– Он изменил манеру, потому что доволен результатом. Дела у него идут все лучше, – заключил Горан. – Он, что называется, вошел во вкус.
Милу посетило знакомое ощущение. Что-то вроде щекотки в основании шеи, которую она чувствовала всякий раз, когда приближалась к разгадке очередной пропажи. Странное, необъяснимое чувство – оно как будто приоткрывало завесу над непостижимой истиной. Обычно оно длилось дольше, но сейчас исчезло, прежде чем она успела его ухватить. Видимо, его прогнала фраза Чана:
– И еще одно… – Патологоанатом обращался напрямую к Миле. Хотя они еще не познакомились и она была единственным посторонним человеком в этой комнате, но его наверняка уже ввели в курс дела. – Там ждут родители пропавших девочек.
Из окна участка дорожной полиции, затерянного среди гор, Александру Берману открылся вид на автостоянку. Его машина стояла в самом конце пятого ряда. Отсюда кажется, что очень далеко.
Солнце уже поднялось и сверкало на хромированных деталях. После ночной грозы трудно было даже представить себе такую благодать. Как будто уже наступила весна и совсем потеплело. В открытое окно просачивался слабый ветерок, навевающий умиротворение. Настроение, как ни странно, улучшилось.
Когда его на рассвете остановили на КПП для проверки, он не растерялся, не ударился в панику. Правда, беспокоила неприятная влажность между ног.
С водительского сиденья ему были отлично видны полицейские возле служебной машины. Один держал портмоне с его документами и, просматривая их, диктовал другому данные, которые тот сообщал кому-то по рации.
«Сейчас подойдут и заставят открыть багажник», – думал он.
Полицейский, что остановил его, держался вполне вежливо. Спросил про ливень и посочувствовал: мол, не завидует, что ему пришлось всю ночь тащиться в такое ненастье.
– Вы нездешний, – заключил он, взглянув на номерные знаки.
– Да, – подтвердил он, – нездешний.
На том разговор и иссяк. На мгновение ему захотелось рассказать все, но он тут же передумал. Еще не время. Затем полицейский отошел к своему напарнику. Александр Берман еще не знал, что будет дальше, но он немного расслабил руки, судорожно сжимавшие руль. Кровоток восстановился, и ладони вновь обрели нормальный цвет.
А сам он снова погрузился в мысли о своих бабочках.
Такие хрупкие, совсем не сознающие своего очарования. А он ради них остановил время, и открыл им этот секрет. Другие ограничивались комплиментами их красоте, но он остерегался этого. В сущности, его обвинить не в чем.
Когда он увидел, как полицейский снова направляется к нему, напряжение, отпустившее ненадолго, вернулось. Что-то уж очень долго, мелькнула мысль. Агент приближался, уперев одну руку в бок на уровне ремня. Жест известный: готовится выхватить пистолет. Подойдя совсем близко, тот неожиданно произнес:
– Вам придется проехать в участок, господин Берман. Среди документов нет свидетельства о регистрации.
«Странно, – подумал он, – я уверен, что положил его в бумажник». Но потом понял: его забрал человек в маске, когда он был без сознания. И вот он сидит в маленьком зале ожидания и наслаждается незаслуженным теплом ветерка. Его привели сюда, после того как реквизировали машину. Привели, не зная, что административное взыскание – наименьшая из его забот. Полицейские удалились в кабинет принимать решение, которое для него не имело никакого значения. Он поразмыслил об этой странности: надо же, как меняются приоритеты для человека, которому нечего терять. Более всего ему сейчас хочется как можно дольше ощущать ласковое прикосновение ветерка.
Однако он не сводил глаз со стоянки и сновавших туда-сюда полицейских. Машина все еще стоит там, у всех на виду. С его тайной, запертой в багажнике. И никто ничего не замечает.
Размышляя о странности своего положения, он вдруг заметил группу полицейских, возвращавшихся после полуденного кофе-брейка. Трое мужчин и две женщины в форме. Один, должно быть, рассказывал анекдот, сильно жестикулируя. Когда он закончил, остальные захохотали. Александр не слышал ни слова, но смеялись все так заразительно, что он невольно улыбнулся. Но улыбка тут же сползла с лица, когда группа проходила мимо его машины. Один из них, самый высокий, вдруг остановился, пропустив остальных вперед. Не иначе что-то заметил.
Александр Берман увидел характерную гримасу у него на лице.
Запах. Наверняка уловил запах.
Не сказав ничего коллегам, полицейский стал озираться. Он нюхал воздух, словно ища воздушную струю, заставившую его насторожиться. И, уловив, повернулся к стоявшей рядом машине. Затем сделал несколько шагов по направлению к ней и застыл перед закрытым багажником.
Александр Берман, наблюдая эту сцену, облегченно вздохнул. Он был благодарен. Благодарен за совпадение, приведшее полицейского к другой машине, за легкий ветер, полученный в дар, и за то, что не ему придется открывать проклятый багажник.
Но ласковый ветер стих. Александр Берман поднялся со стула и вытащил из кармана мобильный телефон.
Пришло время звонить.
6
Дебби. Анника. Сабина. Мелисса. Каролина.
Мила мысленно повторяла эти имена, наблюдая через стекло за членами семей пяти опознанных жертв, которые собрались в морге Института судебной медицины, помещавшегося в готическом здании с большими окнами в окружении голых деревьев парка.
«Не хватает двоих, – сверлила мозг навязчивая мысль, – родителей той, которую мы так и не опознали».
Надо окрестить жуткий обрубок руки номер шесть. Руки, что принадлежала девочке, которую Альберт истязал с особенной жестокостью, напоив коктейлем из лекарств, чтобы мучительно замедлить ее смерть.
«Хотел насладиться зрелищем».
Ей пришло на ум последнее раскрытое дело, по завершении которого она вызволила Пабло и Элису из дома учителя музыки. «Нет, ты спасла троих человек», – сказал ей сержант Морешу, имея в виду найденную запись в ежедневнике учителя. То имя…
Присцилла.
Ее шеф прав: девочке повезло. Мила отметила жуткую связь между нею и шестью жертвами.