Подсказчик - Карризи Донато. Страница 12

Присциллу тоже выбрал ее палач, и только волею случая она не стала жертвой. Где она теперь? Как протекает ее жизнь? Чувствует ли в тайниках души, что ей удалось избежать подобного ужаса?

Мила спасла ее в тот самый момент, когда переступила порог дома учителя музыки. Но девочка никогда об этом не узнает и не сможет оценить того, что получила в дар вторую жизнь.

Присцилла, как Дебби, Анника, Сабина, Мелисса, Каролина, была обречена, но избежала их участи.

Присцилла, как девочка номер шесть, была обезличенной жертвой. Но у нее, по крайней мере, есть имя.

Чан утверждает, что установление личности – вопрос времени: рано или поздно они выяснят имя шестой девочки. Но Мила не ждала многого от этого открытия, а мысль, которая исчезла, едва появившись, мешала ей рассматривать любые другие варианты.

Впрочем, сейчас сознание должно быть ясным, как никогда. «Настал мой черед», – подумала она, глядя через стекло, отделявшее ее от родителей девочек, у которых было имя. Она созерцала этот человеческий аквариум, безмолвные движения убитых горем людей. Сейчас ей надо будет выйти и поговорить с отцом и матерью Дебби Гордон и предъявить им останки их душевных мук.

Коридор морга длинный и темный, в подвальном этаже здания. Туда спускаешься по лестнице либо в тесном лифте, хотя он обычно не работает. По обе стороны от потолка – узкие окна, почти не пропускающие света. Стены, облицованные белым кафелем, не отражают его, как, видимо, и задумал облицовщик. В результате здесь темно даже днем и неоновые трубки на потолке всегда горят, наполняя призрачную тишину своим назойливым жужжанием.

«Может ли быть место хуже, если тебе предстоит узнать о гибели своего ребенка?» – размышляла Мила, продолжая наблюдать за бедными родителями. В утешение там стоят несколько безликих пластиковых стульев и стол со старыми глянцевыми журналами.

Дебби. Анника. Сабина. Мелисса. Каролина.

– Взгляни туда, – сказал Горан Гавила у нее за спиной. – Что видишь?

Сначала унизил ее при всех. А теперь еще и обращается на «ты»?

Одно долгое мгновение Мила продолжала наблюдать.

– Вижу их страдания.

– Вглядись получше. Там не только это.

– Вижу мертвых девочек. Хотя их там нет. Их лица – это лица их родителей. Поэтому жертвы мне видны.

– А я вижу пять семейных очагов. Из разных слоев общества. С разными доходами и разным уровнем жизни. Эти супруги по разным причинам завели только одного ребенка. Вижу женщин, которым хорошо за сорок, едва ли они питают надежду вновь забеременеть. Вот что я вижу. – Горан шагнул вперед и смерил ее взглядом. – Это они подлинные жертвы. Он их изучил, выбрал. Одна-единственная дочь. Он хотел лишить их всякой надежды на то, чтобы снять траур и попробовать забыть о потере. Им до конца дней предстоит помнить о ране, которую он нанес. Он умножил их боль, отняв у них будущее. Лишил их возможности оставить память о себе и преодолеть собственную смерть. Он этим питается. Это награда за его садизм, источник его наслаждения.

Мила отвела взгляд. Криминалист прав: существует симметрия зла, причиненного этим людям.

– Рисунок, – подтвердил Горан, уточняя ее мысль.

Мила вновь подумала о девочке номер шесть. По ней пока что никто не плачет. Она имеет право на эти слезы, как и все остальные. Страдания выполняют определенную задачу. Восстанавливают связь между живыми и мертвыми. Это язык, заменяющий слова или меняющий условия задачи. Именно этим заняты родители по ту сторону стекла. Тщательно и мучительно восстанавливают обрывки существования, которого больше нет. Наслаивают друг на друга хрупкие воспоминания, накрепко связывают белые нити прошлого с черными нитями настоящего.

Мила собралась с силами и шагнула через порог. И тут же все взгляды родителей безмолвно обратились на нее.

Она направилась к матери Дебби Гордон, сидевшей рядом с мужем, который положил ей голову на плечо. Звук шагов Милы зловеще отдавался в зале, когда она проходила мимо остальных родителей.

– Господин и госпожа Гордон, позвольте с вами поговорить.

Мила указала им на соседнюю комнату, где стояли кофемашина, автомат с закусками, потертый диван у стены, стол и стулья из голубого пластика и мусорная корзина, полная пластиковых стаканчиков.

Мила усадила супругов Гордон на диван и придвинула себе стул. Села, положив ногу на ногу, и снова почувствовала боль в бедре. Болит уже не так сильно, понемногу заживает.

Она перевела дух, прежде чем начать опознание. Заговорила о следствии, не добавляя ничего к тому, что им было уже известно. Важно не выбить их из колеи, перед тем как она начнет задавать интересующие ее вопросы.

Супруги ни на миг не отводили от нее глаз, как будто она могла каким-то образом избавить их от этого кошмара. Выглядят оба благообразно, пожалуй, даже изысканно. Оба адвокаты. Из тех, что берут почасовую оплату. Мила представила их в безупречном доме, в кругу избранных друзей – короче, при полном благополучии. Разумеется, у них есть возможность пристроить единственную дочь в престижную частную школу. Ну еще бы, муж и жена – акулы в своей профессии. Люди, прекрасно знающие, как выйти из критической ситуации, привыкшие вонзать клыки в противника и не реагировать на ответные удары. И вот теперь они оказались совершенно не подготовленными к обрушившейся на них трагедии.

Вкратце изложив дело, Мила перешла к выводам:

– Господа Гордон, скажите, с кем из сверстниц дружила Дебби, помимо интерната?

Супруги переглянулись, как будто спрашивая друг друга о причинах подобного вопроса и не находя их.

– Мы не знаем, – отозвался отец.

Мила не собиралась довольствоваться таким кратким ответом.

– Вы уверены, что Дебби в телефонных разговорах никогда не упоминала подругу, которая не была ее соученицей?

Пока госпожа Гордон пыталась вспомнить, Мила оглядела ее фигуру: плоский живот, упругие мышцы ног. Очевидно, решение иметь одного ребенка было тщательно обдумано. Эта женщина не пожелала портить фигуру еще одной беременностью. А теперь уже поздно: ей скоро пятьдесят, детей уже не получится. Горан прав: Альберт выбирал их не наобум.

– Нет, – ответила женщина. – Хотя в последнее время голос у нее стал поспокойнее.

– Полагаю, она просила, чтобы вы забрали ее домой.

Она затронула больное место, но без этого ей не добраться до истины. Надтреснутым, виноватым голосом отец Дебби подтвердил:

– Да, ей там было одиноко, она скучала по нас и по Стингу.

Мила вопросительно взглянула на него, и отец пояснил:

– Это ее собака. Дебби рвалась домой, в свою старую школу. Нет, нам она ничего такого не говорила, возможно, боялась разочаровать, но… по ее тону это было очевидно.

Мила понимала, что теперь будет: родители до конца жизни не перестанут казнить себя, что не вняли желанию дочери, которая, пусть не словами, но интонацией умоляла забрать ее домой. Но супруги Гордон превыше всего ставили свои амбиции и, видимо, считали, что они передаются по наследству. Если вдуматься, ничего противоестественного в их поведении нет. Они желали лучшего для единственной дочери. По сути, этого хотят все родители. И не случись несчастья, возможно, Дебби когда-нибудь поблагодарила бы их за это. Но, к сожалению, это «когда-нибудь» уже никогда не наступит.

– Господа Гордон, простите мою настойчивость, я понимаю, как вам тяжело, но прошу вас вновь припомнить все разговоры с Дебби. Все ее выходы из интерната могут оказаться очень важными для раскрытия этого дела. Подумайте, и если что-то придет вам на ум…

Муж и жена в унисон кивнули, обещая вспомнить. И тут Мила боковым зрением увидела чью-то фигуру за стеклянной дверью. Сара Роза знаками пыталась привлечь ее внимание. Мила извинилась перед Гордонами и вышла. Сара Роза, очутившись с ней лицом к лицу, проронила:

– Закругляйся, надо ехать. Найден труп девочки.

Спецагент Стерн неизменно носил пиджак и галстук. Предпочитал коричневые, бежевые или синие костюмы и рубашки в тонкую полоску. Мила пришла к заключению, что его жена покупает их пачками, поэтому он всегда такой наглаженный и ухоженный. Волосы зачесаны назад и чуть тронуты бриллиантином. Бреется он каждое утро, лицо гладкое, и от него всегда исходит запах дорогого одеколона. Большой педант этот Стерн. Из тех, кто никогда не меняет привычек и для кого безупречная внешность важнее диктата моды.