Сага о Кае Лютом (СИ) - Бутырская Наталья. Страница 4

Воротившись на «Сокол», я понял, что торги с живичским купцом почти закончились. Он брал всё железо, что у нас было, а также все твариные кости и панцири.

Милий, раскрасневшийся от долгих споров, с довольной улыбкой сказал:

— Хорошо сговорились. Цена в половину от той, что на рынке.

— Подымай на треть, — коротко бросил я.

— Что? Да, госпо… хёвдинг, — растерялся вольноотпущенник. — Но он вряд ли согласится.

— Не он, так другой купит. Здешний конунг воевать думает, так что оружие подорожает. А наше еще и под высокие руны годно. Подымай. И скажи, что мы слышали о Красимире Велигородском.

— Да, хёвдинг.

Купец, конечно, рассердился, раскричался, притворился, будто намеревается уйти, но стоило Милию упомянуть нужное имя, как он сразу же притих. И торг начался заново.

Лишь в полдень мы ударили по рукам. Купец пообещал сегодня же прислать подводы и привезти плату, которую я согласился взять не только в золоте и серебре, но и кое-какими товарами. Ткани я пока решил придержать. Если купцам и впрямь закроют путь вверх по Лушкарю, тогда нам дадут за них хорошую цену в других городах.

Так как с покупкой ладьи не задалось, в Холмграде ульверов больше ничто не держало. Но я всё же не спешил уходить, ждал, пока все хирдманы не погуляют день-другой. Дальше, насколько я помнил, с бабами будет потяжелее, словно все ладные девки перебрались сюда, а в тех городках остались только старые, беззубые и обрюзгшие. Сам же больше гулять не ходил, разговаривал с Дометием, с Дагейдом и их людьми, расспрашивал об Арене, об их думах насчет хирда.

Потому я так удивился, когда меня разыскал в корчме Милий и сказал, что некие живичские купцы хотят поговорить с хёвдингом.

— Сказал, что мы больше ничем не торгуем?

— Сказал. Говорят, что не по этому делу. Зовут в дом набольшего из них!

Вины за собой я никакой не знал, к тому же купцы звали, а не князь. Купцов-то чего бояться? Может, разозлились, что я оружие не им продал, а кому другому? Ну так шевелиться надо быстрее.

Я приоделся, надел серебряные и золотые браслеты, кликнул Херлифа, Рысь, Милия и Пистоса. В последний момент решил позвать и Дагейда, оказать ему доверие. Взял бы и Дометия, но тот пока плох в нордском языке и вообще не знает живичского. Не будет же Милий еще и на фагрском всё пересказывать?

Присланный купцами человек явно не был рабом, что меня порадовало. Если гонцом отправили не последнего трэля, а кого-то из сыновей, значит, имеют ко мне уважение и оказывают честь.

Во дворе купеческого дома я убедился в этом еще раз, так как хозяин встречал меня на крыльце, возле резных столбиков с Кудавой. И он, видимо, знал, кого ждет, так как сразу заговорил со мной, а не с Пистосом или Дагейдом, которые зимами и видом больше походили на хёвдинга. Впрочем, золота на мне было больше.

Нас проводили в светлую просторную комнату с щедро накрытым столом, за которым уже сидели восемь зрелых степенных мужей — тоже в богатых одеждах, с перстнями и цепями.

Может, они хотели нанять мой хирд? Например, чтобы провести их ладьи на север. Но для этого не нужно звать нас в гости и заботиться об угощении.

Купцы не спешили с разговором. Они поспрашивали о Гульборге, о Набианоре, сами поделились здешними новостями. К примеру, зимой на восточные княжества напали дикие племена всадников. Они и раньше нет-нет да покусывали окраинные деревеньки, но в этот раз их пришло намного больше. Пожгли несколько городов, увели людей в полон, подчистую выгребли закрома. Князья подняли свои дружины, но сотней-двумя все деревни не оборонишь, а подлые всадники не хотят биться в поле сам-на-сам, как это полагается. Мечутся туда-сюда — не догнать.

Я слушал, кивал и думал, зачем же нас позвали. Кому надобен целый хирд в полсотню людей? Я с дикими всадниками биться не стану, по крайней мере, сейчас, пока не отвезу домой полученное золото. К тому же у нас самих на Северных островах хватает забот.

Наконец купцы решились заговорить о главном:

— До нас дошел слух, что ты спрашивал о ладье…

Я встрепенулся. Неужто они готовы продать мне корабль?

— Хотя людей у тебя не настолько много, да и твой драккар вместит еще с десяток. Может ли такое быть, что ты хочешь увеличить хирд?

— Верно, — ответил я и, не удержавшись, добавил: — На Северных островах у меня еще два драккара, так что могу набрать хоть целую сотню.

— О-о-о! — восхитились купцы. — Хирд на трех драккарах — это огромная сила! Видимо, твои боги любят тебя и твоих людей. Мы ведь знаем, что прошлой весной ты приплыл в Холмград с пустым трюмом и голодными хирдманами, выменял последние браслеты на съестное.

— И что? — набычился я. Мне не хотелось вспоминать то позорное бегство через всю Альфарики.

— А сейчас твой корабль едва ли не царапает дно реки: так тяжело он нагружен. Твои руки и шея увешаны серебром и золотом. Твой хирд вырос вдвое, а твои люди не скупятся на женщин. Ты весьма удачливый хёвдинг!

Я побледнел от злости. Уж не думают ли они обвинить меня в чем-то? Может, вслед за нами пришел корабль из Гульборга и рассказал о том, что было у Брутуса?

— Да! — выпалил я. — Фомрир присматривает за доблестными воинами, а Скирир — за достойными хирдами и хёвдингами.

— Это славно! Это верно! Мы тоже думаем, что боги помогают только тем, кто достоин их помощи, — воскликнул самый толстый из купцов. — Неважно, каким ремеслом ты занимаешься, плуг в твоих руках, весы или меч, но если ты усерден в своем деле, то боги не оставят тебя вниманием.

Я глянул на Простодушного. Может, он понял, к чему эти разговоры?

— У тебя немало воинов из разных земель, не только твои соплеменники. Есть и фагры, и черные люди, и сарапы, и живичи тоже. Все они молятся разным богам. Твои боги не разозлятся, если хирдманы будут воздавать честь чужим?

— Чем больше богов присматривает за моими кораблями, тем лучше. Северные боги не ревнивы. К тому же среди хирдманов есть и жрец Мамира, он скажет, если я сделаю что-то не то.

— Еще среди твоих людей немало стоят перед слиянием второго потока. Есть ли…

— Хватит! — хлопнул я ладонью по столу. — К чему эта беседа? Я хёвдинг вольного хирда! Я даже конунгу не обязан отвечать на такие вопросы. Если есть за мной вина, так говорите сразу. Если нет, то благодарствую за хлеб и вино.

Купцы выслушали пересказ Милия, переглянулись и рассмеялись. Я вскочил, сжимая кулаки до белизны. Это что, они меня ради смеха позвали? Не посмотрю на холмградского конунга с его дружиной, повыдираю торгашам бороды до последнего волоса и заставлю сожрать!

Старший купец тяжело встал и заговорил на хорошем нордском:

— Просим прощения, хёвдинг Кай! Не хотели обидеть, наоборот — хотим просить твоей милости.

— О чем речь? — резко спросил я, не желая больше играть вслепую.

— О наших сынах.

— Что?

Злость разом исчезла. При чем тут купеческие сыны? Я понял, если бы они заговорили о дочках, тут явно Трудюр виноват, но сыны?

— Знаешь ли, как у нас принято ступать в первый поток? По-вашему, становиться хускарлом.

— Слышал.

— Не все сыновья хотят следовать за отцами. Многие ищут свой путь, перечат, идут против отцовской воли. Непорядок это. Кто-то думает, что всему виной мрежники. Это они ходят среди нас и мутят юные головы рассказами о чужих землях и далеких чудесах. А может, близится конец мира, и скоро Ватыркаево племя заполонит леса и реки. Прежде такого не было! Прежде сыны и дщери не смели и головы поднять, а нынче уж и покрикивать на отца им незазорно. Вот ты бы как поступил с таким сыном?

— Выпорол, — коротко ответил я.

— Порол. Ох, как порол, да только без толку. И дары у них для купца бесполезные, больше для воина годные. Отдать бы в княжью дружину, так не берут: и так много воинов на кормлении. А в ополчение я сам не пускаю: погибнет почем зря. Вот я и подумал, а не отдать ли непутевого сына в хирд? Если хёвдинг толковый, так сын и силой прирастет, и умением, да и золотом, глядишь, разживется.