Маленькое лыжное шале в Швейцарии - Кэплин Джули. Страница 4
– Нельзя основывать брак или даже серьезные отношения на веселье. – Он уставился на нее, как директор школы, читающий лекцию, которую обязан прочитать.
Даже теперь, когда холодный ветер бил ей в лицо, Мина на мгновение остановилась, слова субботнего вечера все еще болезненно пронзительно звенели у нее в ушах.
– Ты не можешь всю жизнь быть непредсказуемой и все время пускаться на поиски приключений. Брак – это когда ты взрослый, остепеняешься, знаешь, что у тебя все в порядке. А с тобой – это все равно что постоянно мчаться на американских горках или в самолете, и я никогда не знаю, в какой момент ты выставишь меня за дверь. Ты слишком сумасшедшая, слишком торопишься со скоростью мили в минуту, слишком все время хочешь чего-то нового. Я никогда не знаю, где нахожусь, и я не хочу так жить. Вероятно, дело в твоих генах, и я не уверен, что хочу, чтобы они были у моих детей.
– В генах? – выплюнула она.
– Твои родные мать и отец. Похоже, они вечно гнались за приключениями. Похоже, они были безрассудны и безответственны. Не воспринимали всерьез важные вещи в жизни. Я так не хочу.
У нее от ярости чуть глаза не вылезли из орбит из-за того, что он упомянул ее давно умерших родителей, и эта ярость лишила ее дара речи. Саймон ничего не заметил и продолжил:
– Жаль, что ты не похожа на своих приемных родителей, Мириам и Дерека. Не могу поверить, что Мириам была сестрой твоей матери; она такая нормальная.
Мина никогда, никогда не была так близка к тому, чтобы кого-нибудь задушить, как в этот момент. Ее пальцы и в самом деле сжались, как когти, готовые сделать свое дело. К счастью, Саймон покинул зону досягаемости, дав еще один прощальный залп.
– Нам было весело, но… невозможно веселиться все время. Наступает момент, когда нужно сосредоточиться на том, что действительно важно. И я не могу представить, чтобы ты когда-нибудь это делала. Ты как бабочка, постоянно порхающая в поисках очередной замечательной вещи. Быть с тобой слишком утомительно.
С этим прощальным выстрелом он покинул квартиру, оставив ее с остатками званого ужина, на которые она набросилась с яростной энергией, представляя, как съездит его сковородкой по голове, когда будет ее скрести. Она отказалась плакать, хотя, возможно, у нее немного потекло из глаз, когда она протирала поверхности. Наконец, когда кухня и обеденный стол стали почти чистыми и прибранными, Мина взяла кастрюлю с шоколадным соусом и села, скрестив ноги, посреди кухни прямо на пол, зажав ее между колен. Окунув палец в шоколад, она тщательно облизала его дочиста и закрыла глаза. Жизнь может быть дерьмовой, но всегда остается шоколад. По крайней мере, в сфере еды у нее серьезные сверхспособности. Она сделала еще один глоток. К черту Саймона, он ее не заслуживает.
Конечно, после мероприятия, когда ее успокоило изрядное количество съеденного шоколада, она смогла придумать дюжину блестящих, остроумных реплик. Главная из них: что изменилось? В то время Мина чувствовала себя так, словно ее ударили. Эти слова крутились у нее в голове до конца выходных, как безумная карусель. Он даже ни разу не извинился. То, как он говорил, выглядело так, будто она заслужила его измену. Кстати, насчет большой толстой трусихи (конечно, она вовсе не была толстой; если уж на то пошло, она была худощавой, с идеальным пятым размером и талией 1950-х годов, но она была очень трусливой): Белинда ускользнула с остальными гостями и до конца выходных так и не прислала эсэмэску с извинениями или объяснениями.
Ханна отговорила Мину от визита в дом родителей Белинды, чтобы бросить ей вызов, совершенно справедливо указав, что Мина, вероятно, закатит ей пощечину. Последнее, в чем она нуждалась, так это в обвинении в нападении вдобавок к тому, что и так выставила себя перед друзьями полной дурой. Правда, она собирались вычеркнуть из этого списка Джорджа и Джи, потому что один из них выложил видео Саймона с пиньятой и катастрофическим предложением в Сеть. Несмотря на то, что, по-видимому, это вышло случайно, потому что один из них забыл изменить свои настройки конфиденциальности.
Когда Мина выходила из общего палисадника, ее остановил мужчина.
– Простите, вы Мина Кэмпбелл?
– Да? – с вопросительной интонацией отозвалась она.
– Я хотел спросить, не будете ли вы так любезны ответить на несколько вопросов.
– Конечно.
Мина подумала, что нынче забавное время для маркетинговых исследований, но поскольку на такие исследования была направлена большая часть ее работы, она всегда чувствовала, что должна остановиться и внести свою лепту.
– Что вы почувствовали, когда вам отказал ваш парень?
– Что? – Она вскинула голову.
– Вы та девушка, чье предложение отвергли? Девушка с пиньятой.
Она отступила от него, а он ободряюще улыбнулся.
– Кто вы такой? Откуда вам это известно?
– Я Джейми Дженкинс, работаю в «Миррор». Информация разошлась по Сети. У вас есть шанс изложить свою точку зрения на эту историю.
– Я не желаю, чтобы моя история становилась достоянием общественности. Точка.
– Немного поздновато, дорогуша. Джинн выпущен из бутылки. Ну же, поделитесь парой слов. Что вы почувствовали, когда он вам отказал? Как долго вы вместе? Вы все еще вместе?
– Нет, мы не вместе, – выплюнула она, прежде чем успела себя остановить. – И я не была ни самонадеянной, ни опрометчивой – мы говорили о браке в течение нескольких месяцев. Оказывается, он забыл упомянуть, что у него появилась новая подружка… и что она была моей лучшей подругой. Обратите внимание на прошедшее время. Была.
Едва заговорив, она знала, что должна остановиться, но все вдруг выплеснулось наружу: негодование по поводу выходных, чувство несправедливости. Да, она импульсивна и склонна прыгать очертя голову, но на этот раз действительно проявила должную осмотрительность. Мина могла бы назвать дату и время точного разговора, который у них состоялся насчет церкви Святой Марии, и рассказать кому угодно, где она была, когда Саймон заговорил о том, что однажды у них будут дети. Чего она не учла, так это того, что Саймон завел интрижку и с тех пор охладел, как арктическая глыба.
Внезапно она заметила фотографа с длинным черным объективом, делающего снимки с другой стороны улицы, и поняла, что поведала репортеру чересчур много.
– Это не для репортажа, – произнесла она, запоздало ощущая дрожь и едва припоминая, что только что выпалила.
– Похоже, вы сильно на него разозлились, – сказал репортер, который со своим проницательным взглядом и длинной шеей при более внимательном рассмотрении напомнил ей хорька. – Что вы ему сказали? Я бы врезал ему коленом по яйцам. Какова была ваша реакция?
– Без комментариев, – сказала она, хотя ей действительно хотелось врезать Саймону коленом по яйцам. – Послушайте, я не хочу, чтобы это попало в газету. Все это ошибка. Здесь нет никакой истории. Вы ведь не будете фотографировать, не так ли?
Он с напускным безразличием пожал плечами, подчеркнуто не глядя в сторону фотографа.
Нет! Мина поняла, что в левой руке у него крошечный диктофон. Она попыталась его схватить, но он так ловко убрал устройство за пределы досягаемости, как будто уже не в первый раз это делал.
Сообразив, что фотограф стал проявлять к ней интерес, она остановилась и свирепо посмотрела на репортера.
– Оставьте меня в покое!
Кипя от злости, Мина перекинула сумку через плечо, обогнула репортера и бросилась через дорогу к своей машине. Фотограф, неправильно истолковав ее действия, сделал еще несколько снимков, а затем, решив, что она бежит за ним, припустил по улице в обуви, куда более удобной для бега, чем ее черные ботинки. Хотя в голове у нее и мелькнула идея с ним разобраться, она направилась к своему маленькому темно-синему «Жуку», мстительно посмотрев на репортера, который теперь топтался между двумя припаркованными машинами. Он бросил взгляд на ее лицо, помахал рукой и быстро зашагал прочь.
Забравшись в машину, Мина уткнулась лбом в руль. «Черт, черт, черт, гребаный ад!» Мало того, что узнали на работе; теперь, кажется, вся страна вот-вот услышит историю о Мине, тупой блондинке, которая сильно ошиблась в своем мужчине. Для того, чтобы придумать заголовки, не нужно быть гением.