Кодекс Крови. Книга ХIV (СИ) - Борзых М.. Страница 12

Кровь сочла мои поступки рациональными и меньшим из зол в масштабах вселенной, а потому из моей души выжгли сомнения.

Сейчас же это был второй визит. И я надеялся, что сгусток света подарит мне хотя бы несколько мгновений для того, чтобы объясниться с вампиршей.

Я уселся в самом центре зала и принялся ждать, пока Агафья придёт в себя. Свет казался ласковым и будто бы даже пушистым, обволакивающим словно пуховое одеяло зимней морозной ночью. Растворяясь в этом тепле, я не заметил, как вампирша проснулась. Зато удар в челюсть прекрасно оповестил о пробуждении одного из самых близких мне людей в обеих жизнях.

— Ты!.. — задохнулась от возмущения вампирша и попробовала извернуться в моих руках, но я держал крепко.

— Выслушай меня! — попытался я достучаться до разума женщины.

— Ты усыпил меня! Ты не спрашивал, не объяснял! Ты посмел решать всё за меня! — она била меня по торсу так, что рёбра трещали, а адамантий осторожно поинтересовался:

«Может, доспех нарастить?»

«Нет», — отказался я, а сам продолжил разговаривать с Агафьей:

— Ты бы сорвалась туда, и неизвестно чем бы это все закончилось! Эмоции — плохой советчик.

— Я тебе верила! Я доверяла тебе как себе! А ты меня усыпил! На год! Как ненужную вещь убрал с глаз долой в подвал!

Осознав, что я даже не сопротивляюсь и не закрываюсь от ударов, лишь удерживая её в объятиях, она чуть остыла, но, как оказалось, мне это только показалось.

Вампирша вогнала клыки мне в шею и принялась жадно пить мою кровь, при этом уж не знаю, что она сделала, но вместо обожания и раболепного желания ей угодить по венам у меня растекался самый настоящий яд. Кровь жгло болью, обидой и разочарованием.

И тогда я открыл ту часть своих воспоминаний, которые сам от себя старался спрятать в самый дальний угол души. Они не делали мне чести и не принесли облегчения, но были частью моей жизни.

Канун прибытия летающего острова

Резиденция Альба Ирликийского

В моей душе сплелись в любовном танце боль и ненависть, на страже их уединения стояло абсолютное безразличие. Своя и чужая кровь чавкала под ногами, не успевая впитываться в землю. Я не замечал никого и ничего. У меня была цель. Эта цель сейчас была прикована металлическими штырями к алому от крови камню, словно бабочка.

Их было много… Кого? Штырей в теле, расположенных таким образом, чтобы уничтожить разом все энергетические узлы в теле той, что некогда была красивейшей из женщин. Или же святош в белоснежных плащах, что стояли против меня стеной, отделяя от места, где умирала часть моей души.

Я не замечал. Я был артефактом, бездушным артефактом, уничтожающим всех на своём пути. Кровавые серпы и щиты вращались вокруг меня в бешенном смерче, не позволяя пробиться святошам, я же стягивал к себе всю доступную кровь, превращая в смерть.

Тела падали на землю, расползаясь и исчезая в крови белыми кляксами, но силуэт всё не приближался, а будто бы отдалялся от меня.

Я же видел перед собой только глаза. Они кричали, когда тело не слушалось, когда горло уже не было способно проталкивать сквозь себя крики и хрипы. Связь они каким-то образом заблокировали, но выставили её на всеобщее обозрение, повыше, чтобы мне было отлично видно её страдания со всех ракурсов.

Не было гордой и уверенной в себе воительницы. Не было бывшей любовницы и предательницы. Не было внутреннего зверя. На меня смотрели глаза маленькой испуганной девочки, которая умирала и прекрасно знала это. Я уже видел эти глаза, когда однажды спасал ей жизнь. Удивительно разумные глаза, полные слёз боли и радости от того, что она всё-таки увидела этот мир, в отличие от всех её братьев и сестёр.

Она не просила помощи, она не желала выжить любой ценой, она звала хотя бы одно живое существо, чтобы не умереть в одиночестве. Тогда ей повезло, я пришёл за ней и спас, и сегодня я пришёл, но это уже ничего не могло изменить.

И я, и она это понимали, но я всё равно шёл. Шёл, чтобы не оставить её умирать в одиночестве. Шёл, чтобы исполнить самое её первое и самое последнее в жизни желание.

Я дошёл. Легион Альба Ирликийского перестал существовать, но и часть моей души умерла на моих руках с лёгкой улыбкой на губах, как и собиралась умереть при рождении.

Я ещё пытался что-то сделать, подстёгивая регенерацию, вливая собственную кровь, не желая верить, что это конец, что я допустил это. И пока я продолжал бессмысленную борьбу, меня сковали дюжиной печатей, запечатали, словно зверушку в клетке, отрезая от магии и собственной сути.

Из воспоминаний мы вынырнули одновременно. По щекам у Агафьи катились слёзы, которые она даже не пыталась утереть. Замерев, словно испуганная пичуга, у меня в объятиях, вампирша не спешила открывать глаза.

— Вот чего мне стоили эмоции. Хочешь так же?

Швейцария, долина Лаутербруннен

— И понесли же их демоны не знамо куда… — ругалась Гризель Акорос, пробираясь по глубокому снегу, — сидели бы дома, но нет, они же слишком гордые графья, мать их так через три водопада!

— Не ворчи! — Блэйр на самом деле была согласна с сестрой, но мысленно переживала совсем по другому поводу.

Агнес уже давным-давно должна была добраться домой и подначивать сестёр победой в споре. Двухдневная тишина давила на нервы. Выходить же первой на связь, не выполнив данное обещание, Блэйр не позволяло чувство собственного достоинства. В конце концов, Агнес не маленькая. Что с ней могло бы случиться?

Рассвет золотил вершины гор, открывая потрясающий вид на долину. Не зря местные называли её долиной водопадов. Ледники рыдали, срывались с обрывистых скал грохочущими струями, питая альпийские луга и образуя местами блюдца озёр.

— Красиво! — восторженно выдохнула Гризель. — Надо будет приехать сюда в отпуск.

— У тебя сейчас отпуск, и ты уже здесь, наслаждайся, — Блэйр была сама практичность, предпочитая жить здесь и сейчас, а не откладывать на вечное потом. — Можешь охмурить кого-то из Бенуа и пожить здесь десяток годков, а потом трагично погибнешь в каком-нибудь водопаде, породив новую легенду.

— А это идея! — тут же воодушевилась рыжая бестия их семейки. — Только надо внешность чуть подправить, а то будут потом искать, как Агнес.

— Чтобы как Агнес ещё постараться надо, — буркнула под нос Блэйр, — ну или чтобы кто-то попросту свихнулся на тебе.

— Как думаешь, если бы мы ему сказали, что он своими руками убил жену, он бы отстал? — задумчиво глядя на тонны воды, ежесекундно срывающиеся со скал, пробормотала Гризель.

— Этот? Нет! — безапелляционно отозвалась старшая сестра Акорос. — Его и через полтора века не отпустило, а ты хотела, чтобы он здраво мыслил в самый разгар гормональной бури.

— Ну… может, просто без детей бы жили… — несмело возразила Гризель.

— Тебе напомнить, кого бросилась спасать эта скотина? — в который раз вспылила Блэйр. Этот разговор у них происходил не впервые. — Не жену, а недолича, порождённого её чревом. Если бы не мы, Агнес так бы и осталась лежать на родильном ложе в луже крови без помощи. Тварь!

Гризель, как обычно, промолчала. Спорить не было настроения. Как ни крути, но теням не зря запрещалось иметь отношения с магами смерти. С кем угодно, но только не с этими. Почти в ста процентах случаев они были совместимы в плане заведения потомства, но это потомство убивало мать и рождалось личем, зачастую не контролирующим свою жажду и навсегда застревающим в младенческом возрасте. Сестре повезло, что Блэйр и Гризель были рядом и не побоялись попросту вскрыть чрево Агнес, вынимая недоразвившегося лича и не давая тому выпить мать полностью.

Обвинения в адрес Висконти Борромео также были оправданными. Этот урод, несмотря на предупреждения сестёр Акорос, бросился спасать сына, а не жену, чего ему не простили.

— Боги с ними, — миролюбиво согласилась Гризель. — Теперь нам нужно выяснить историю рождения совершенного другого ребёнка. И я задницей чувствую, что она не менее интересная. Побудешь моей дуэньей? Может, и вправду себе муженька подберу среди Бенуа…