Странники между мирами - Ленский Владимир. Страница 4
— Я вот чего не понимаю, — произнес молодой, — как именно происходит это отравление. Положим, в былые времена, когда кровь эльфов была густой, — тогда все ясно. В ней была сила. Но теперь-то! Вот, положим, мой дядя — он виноторговец — всегда спрашивает: «После какой кружки воды вино перестает быть марочным и превращается в обыкновенное пойло? Когда ты начнешь это потрохами чувствовать — тогда, считай, превратился в специалиста». А кровь Эльсион Лакар? То же самое. Умные люди давно подсчитали соотношение — в смысле разбавленности. Она — практически такой же человек, как и мы, только порода попорчена. Вот таково мое мнение.
Он откинулся к стене и неспешно обвел окружающих глазами, избегая, впрочем, задевать взглядом новеньких, не принимавших участия в общей беседе.
Ренье похолодел. Говорили о королеве-матери. При наследнике. Как долго будет Талиессин слушать, не вмешиваясь? И в каком расположении духа он вернется во дворец? Ренье хотел было предложить принцу уйти, не дожидаясь ужина и бросив на произвол судьбы остальных. Побродить по ночной столице, поболтать, найти каких-нибудь девчонок посговорчивее. Но один только взгляд в сторону Талиессина отбил у Ренье всякую охоту заговаривать с ним. Только не сейчас.
— Она, во всяком случае, хоть похожа на женщину, — продолжал разглагольствовать зычный, — а вот сынок... Настоящее отродье!
— Ты его видел? — заинтересовался возчик.
Тот, к кому он обращался, пренебрежительно махнул рукой.
— Раз или два... издалека. Да люди же говорят!
— Всегда нужно посмотреть собственными глазами, — рассудительно молвил возчик.
— Что смотреть! — Зычный сжал кулак и пошевелил стиснутыми пальцами, как будто пытался выжать из чего-то невидимого все соки. — Ну вот на что глядеть! Умные люди все за нас посмотрели. Вот он, — взмах в сторону виноторговца, — все верно рассудил. Разбавлено! А в разбавленном виде эта кровь, может быть, как раз и ядовита!
— Нет, все дело в накоплении, — сказал молчавший доселе человек с рябым плоским лицом. — Я точно знаю. У меня самого земля. В земле накапливается.
— В любом случае, скоро все переменится, — уверенным тоном проговорил зычный. — Потому как наследии ков у наследника уже не будет.
Племянник виноторговца чуть вжал голову в плечи. Зычный заметил это и усмехнулся:
— Боишься?
Тот еле заметно кивнул, чем вызвал презрительную усмешку у собеседника.
— И напрасно! Мы дурного не делаем. Да у нее и рук не хватит всех, кто об этом говорит, задавить по подземным тюрьмам. Вот послушайте, — он опять навалился широкой мясистой грудью на стол, — я вам скажу. Наследник — извращенец. Порченый. Вконец порченный. Играет в куклы, переодевается женщиной. А сам — ничего не может.
— В каком смысле? — ужаснулся племянник виноторговца.
— В том... что не может с женщиной! Он не мужчина. И не человек почти. Так, — щелчок пальцами, — что-то ироде насекомого... Да и с виду таков.
— А ты его видел? — неожиданно подал голос Талиессин.
Зычный повернулся в его сторону с крайне удивленным видом. Несколько секунд он рассматривал принца в упор, как бы удивляясь тому, что тот вступил в беседу. Затем на лице всезнайки проступила снисходительная улыбка.
— Я уже говорил, что видеть — не обязательно. Кому надо, те видели.
— А! — коротко бросил принц. И снова принялся ковырять ногти кинжалом.
Почему-то это рассердило солидного возчика.
— Вот вы, юноша, совершенно напрасно говорите «а!» человеку, который и старше вас, и опытней, и разбирается в вопросах! — назидательно проговорил он.
Талиессин вонзил кинжал в крышку стола.
— В каких вопросах? — осведомился он.
— Что? — опешил возчик.
— В каких вопросах он разбирается?
— Э... — Возчик сердито приложился к своей кружке. Он был сбит с толку, и ему это не понравилось.
Зычный сказал:
— А вот в таких, что нами правят выродки!
Одним гибким прыжком Талиессин вскочил на стол, ударом ноги опрокинул кувшин с пивом, другим ударил зычного в подбородок и мгновенно переместился на другой край стола. Со стороны казалось, что он танцует.
Ренье пришлось неловко пробираться по скамье, тесно придвинутой к столу. Он спешил. Прочим завсегдатаям «Стражника и бочки» определенно не понравится молодой нахал, который затевает здесь драки на ночь глядя. Закончится все тем, что Талиессина свалят на пол и изобьют, а после вышвырнут вон.
Талиессин перепрыгнул с одного стола на другой, попал ногой в блюдо с обглоданными костями, и объедки разлетелись в стороны. Странно искривляя рот, принц смеялся, но смеха этого слышно не было: все заглушал грохот падающей посуды, шумные проклятия и топот ног. Несколько человек уже носились по залу в попытках схватить дебошира. Один из этих преследователей очень удачно споткнулся о ногу Ренье и упал, но другой тотчас нанес молодому человеку удар кулаком в лицо.
Ренье пошатнулся и повалился спиной на стол. Мгновение он созерцал закопченный потолок и несколько коптящих масляных светильников, привешенных к поперечной балке. Один был особенно старый, в виде бьющего хвостом морского дива. Затем потолок исчез из поля зрения Ренье, и молодой человек увидел чьи-то сапоги.
«Где же остальные? — тупо подумал Ренье. — Где Мегинхар, Агилон? Где Госелин?»
Принц смеялся — пронзительно, резко, и этот звук, прорезающий общий шум и вопли, странным образом напоминал призывный свист болотной птицы. Ренье поднялся на ноги. Талиессин спрыгнул со стола, ловко увернулся от нескольких ударов и очутился возле Ренье. Тот ощутил прикосновение острого, очень горячего плеча — мимолетное, мгновенно прерванное — и вздрогнул. Обычно Талиессин избегал любых прикосновений. Он даже запрещал целовать себе руку, хотя придворный церемониал иногда требовал этого.
Ренье отбивался от наседающих врагов: каждый миг он видел перед собой новое лицо, и это новое лицо требовало к себе полного внимания; в конце концов Ренье устал от этой бесплодной сосредоточенности и тут же понял, что у него болят руки, болит лицо, особенно губы и висок. Он пошатнулся и упал бы, если бы не навалился спиной на какую-то опору. Эта опора, впрочем, оказалась весьма ненадежной: она постоянно содрогалась, вертелась и колола его острыми углами, которые то появлялись, то исчезали по непонятному произволению.
— Бей их, Эмери! — заверещал прямо над ухом знакомый голос— Очнись! Бей!
«Талиессин, — смутно подумал Ренье. — Если он отойдет, я упаду».
Он качнулся вперед и ухватился рукой за край стола. Кто-то вцепился ему в волосы и несколько раз дернул в разных направлениях. Сипло закричав, Ренье пнул наугад ногой и, видимо, попал: его отпустили.
Новая волна криков влилась в растревоженный зал, зазвенело оружие, и тотчас кругом все улеглось и затихло. Только в ушах продолжало звенеть, и дыхание никак не могло успокоиться, все билось и клокотало в горле.
Ренье силился разглядеть — кто же остановил потасовку, но сквозь дрожащую темно-серую дымку ничего не было видно. Перед глазами как будто плавала назойливая копоть. Он тряхнул головой, разгоняя ненужное видение, но стало еще хуже: к темноте добавились извилистые золотистые полосы.
Его схватили за руку и потащили. Он бежал, не видя, куда ступает, и все повторял: «Талиессин, Талиессин...» Ренье казалось, что зовет очень громко, и он продолжал так считать, пока Агилон не рявкнул прямо ему в ухо:
— Что ты сипишь?
Прохлада спасительно плеснула в лицо — они выбрались на улицу. Ренье с трудом перевел дух и наконец сумел спросить:
— Где Талиессин?
— Я здесь, — раздался голос принца.
Ренье сухо всхлипнул. Ему хотелось пожаловаться на усталость, на боль в голове, но вместо этого он сказал:
— Делать нечего — едем к моему дяде. Сдадимся на его милость.
— То-то бравый старикан обрадуется! — проговорил Талиессин. И оглянулся на пустую улицу: — Где Агилон?
— Отправился вызволять наших лошадей, — объяснил Мегинхар. — Мы ведь устроили их в конюшне.