Обречен на победу - Леонов Николай Иванович. Страница 18

Тут Леонидов сбился, вновь одернул мундир, прошелся по кабинету, старательно не обращая внимания на Гурова.

– Прошу меня понять правильно. Мы не можем на основании субъективных впечатлений одного из сотрудников милиции начинать беззаконие. Почему Астахов? Он и убитый ухаживали за одной девушкой? Таких треугольников в Городе тысячи. Так и лежали бы тысячи трупов.

Серов речь не слушал, размышлял о дружбе и о том, что за человек прокурор Толя Макаров. Он что – всегда был неумен или на старости лет с ума сбрендил? Философствования его прервал вкрадчивый голос Гурова:

– Астахов у вас один?

– Один. – Леонидов растерянно взглянул на Серова, к Гурову не повернулся.

– И труп один.

– Демагогия! Глупость!

– Безусловно. А насчет тысячи треугольников не демагогия? Какую валюту дают, такой и сдачу отсчитывают.

«Еще подерутся в кабинете, вот смеху-то будет. Майор этого мальчика, конечно, побьет», – подумал Серов и быстро сказал:

– Илья Ильич, как я понимаю, это ваши предложения по расследованию. – Он взял листочки, которые положил на стол следователь. – Давайте обсудим.

– Не предложения, а поручения прокуратуры. В пятнадцать часов начинаю допрос свидетелей. Список я вам составил, обеспечьте явку людей. Пока я не допрошу Астахова и не дам соответствующего поручения, убедительно прошу, – подчеркивая значительность своих слов, следователь сделал паузу, – никаких экспертиз не проводить. Честь имею.

Леонидов кивнул и вышел, дверь за собой почему-то не закрыл. Это сделал Гуров, затем подошел к окну, стал смотреть на безлюдный переулок под окнами кабинета. «Мавр сделал свое дело, дал небольшую зацепку, есть над чем поработать, пора, мой друг, пора. С этим следователем работать не буду. Турилина здесь нет, приказать никто не может». Приняв решение, Гуров повернулся лицом к Серову, присел на подоконник, начал подыскивать подходящие слова, достаточно решительные, но не обидные.

«Может сбежать», – понял Серов, снял телефонную трубку, набрал номер прокурора, своего давнишнего приятеля.

– Прокуратура? – сказал Серов, услышав знакомый голос. – Советник юстиции первого класса прокурор Макаров Анатолий Иванович? Я не ошибся?

– Ладно, ладно, – пробурчал прокурор. – Зять он, понимаешь? Зять.

– Чей он зять?

– Фамилию не расслышал? Леонидова.

– Так ежели он зять, так он должен иметь другую фамилию, – удивился Серов.

– А он, вступив в брак, взял фамилию супруги, точнее – тестя.

– И что? Так тесть тебя попросил и ты по слабости характера?..

– И из дипломатических соображений, – перебил прокурор.

– А тесть не любит зятя, хочет, чтобы тот на этом деле шею себе сломал?

– Сначала мы с тобой все поломаем. Тебе-то что? Работай.

– А он мне не дает работать. Шутки кончились, уважаемый Анатолий Иванович. Вы меня сколько лет знаете?

– Слушай, Боря, не дави на мозоль. Не могу я из-за такой мелочи конфликтовать. Назначат другого прокурора, тебе жить станет легче?

– Для тебя, может, и мелочь. В общем, так: ты меня знаешь, я шутить умею, но могу и серьезно. Как раз тот случай. Это не ультиматум милиции прокуратуре, а мой ультиматум тебе – Толе Макарову. Для пользы дела и ради нашей дружбы смени следователя. Целуй Шурочку, – и положил трубку.

Серов подрезал Гурову крылья, улететь теперь он не мог.

Молчали долго, первым не выдержал Лева:

– Ну и глупо. Извините, по-мальчишески вы разговаривали.

Серов неопределенно хмыкнул, почесал за ухом и действительно мальчишеским высоким голосом сказал:

– Знаешь, надо иногда, это неплохо – рубануть сплеча. А то мы с возрастом такие мудрые становимся, все понимаем, в любое положение войти можем, а оправдать так вообще любого способны. Мы порой такие гладкие, что на нас поскользнуться можно. Я о разговоре не жалею. – Он хлопнул по телефону короткопалой ладонью. – Зачем мне друг, если я ему правду сказать не могу?

– А чей он зять, если не секрет? – спросил Гуров.

– Секрет. Наш дом, наши дела, – сухо ответил Серов и сменил тему: – Надеюсь, ты доверительно не сообщил Астахову, что след протектора имеется?

– Сообщил. Если есть возможность, я всегда говорю правду.

Серов взглянул заинтересованно:

– А если он, пока мы взаимоотношения выясняем, колеса заменит?

Гуров ответить не успел, раздался телефонный звонок. Подполковник снял трубку:

– Серов.

– Борис Петрович, он сегодня вечером улетает в Киев, – произнес мужской голос.

– Спасибо. Кто говорит?

В ответ подполковник услышал частые гудки, положил трубку.

Следователь Леонидов и свидетели

Какие свидетели? Свидетели чего? Убийства никто не видел. А если такой человек и существовал, милиции он известен не был. В прокуратуру приглашали людей, которые хорошо знали Игоря Лозянко. Делали это не официально, а как-то по-домашнему, по телефону. Разговор происходил примерно так:

– Здравствуйте. Из милиции беспокоят. Вы как, сегодня после обеда не заняты? Вас просят в прокуратуру. Проспект Ленина, десять. Знаете? И прекрасно. Шестой кабинет, следователь Леонидов.

Или:

– Нет дома? А с кем я говорю? Сосед? Передайте, пожалуйста…

Или:

– Сегодня сложно? Тогда, пожалуйста, завтра утром.

Один раз:

– Можно и по протоколу, повестку завезем. Если вы уж совсем заняты, мы за вами на работу на машине заедем.

Тем, у кого не было телефона, участковые инспектора отделений милиции в течение получаса разнесли повестки. Свидетелей, если их можно назвать таковыми, не торопили, так как Леонидов, демонстрируя свое служебное рвение, представил список на тридцать с лишним человек. А очередность вызова указать не сообразил. В милиции рассудили, что если первый человек придет к Леонидову в пятнадцать часов, если допрос каждого займет хотя бы тридцать минут, что равносильно галопу по пересеченной местности, то до двадцати двух часов, если Леонидов собирается работать до этого времени, ему нужно обеспечить четырнадцать человек. Такое количество набиралось легко.

Серов полагал, что желание допросить всех лично было со стороны Леонидова, мягко выражаясь, глупостью. А возможно, и служебным проступком. Почему? Очень просто. При такой организации работы у кабинета будут одновременно находиться несколько человек. Все или большинство друг друга знают. Создастся студенческая обстановка, какую можно наблюдать у кабинета профессора во время сдачи экзаменов. Обмен информацией как действительной, так и придуманной. Каждого выходящего хватают, расспрашивают, узнают вопросы, ответы.

Глупость задумал Леонидов, если не значительно хуже. Нужно было все это поручить милиции, а в прокуратуру доставить лишь тех, чьи показания действительно являются свидетельскими либо вызывают подозрения неискренностью, недоговоренностью.

Леонидов рассудил иначе, что и превратит его в Сизифа: будет катить ненужный камень до самого верха, тот станет скатываться под гору, и начинай все сызнова.

А кому было что сказать или скрыть, в кабинет Леонидова не торопились.

Вера Темина и Игорь встретились на углу Пионерской и Комсомольской, в скверике.

Павел Астахов, дождавшись Веру после тренировки, вынужден был объяснить ей, что за «корреспондент» познакомился с ней на трибунах.

Девушка взглянула на Павла наивно и сказала:

– Я тебя не понимаю, Паша, ты в тот вечер из дома не выходил. Я ушла от тебя после двенадцати, благо живу через дом, ты проводил меня до подъезда. Так о чем разговор?

Павел попытался найти в глазах девушки насмешку, напряжение, обещание, хоть что-нибудь, но не нашел ничего. Святые, прозрачные глаза, с какими говорят только правду. Почему-то Павлу стало обидно, хотелось увидеть понимание, сочувствие, услышать: мол, мы вместе, ты можешь на меня положиться… Лгать, как лжет женщина, мужчина не научится никогда. Возможно, это происходит оттого, что, встав на путь обмана, мужчина говорит неправду каждый раз, как касаются запретной темы. При многократном повторении неправды мужчина в конце концов ошибается либо терпение его кончается, а бывает, и совесть проснется. В жизни всякое случается, и совесть обнаруживается в таком месте, где найти ее никто не ожидал. Женщины решают проблему значительно проще. Решив солгать, они лгут лишь один раз – себе. Тысячу раз можно задавать женщине коварный вопрос, и тысячу раз она ответит святую правду. Это ее правда, а то, что она к истине не имеет никакого отношения, пусть заботит мужчин. Они придумали логику, систему доказательств, вот пусть и разбираются в собственных изобретениях.