Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир. Страница 51
Потомки едва ли не всех племен и народов Логрии собирались, чтобы послушать певцов, или спорили на улицах, играли в кости и думар, пили вино, заключали сделки. Обживали дома, сложенные из неровных, грубо отесанных валунов, скрепленных глиной, и рассказывали легенды, любимыми персонажами которых были Древние боги, которые не умерли, но спят, чтобы со временем пробудиться и восстать в мощи своей. Бородатые кочевники поклонялись Годду – демону пустыни, Властелину Песчаного Простора. А на алтарях Сестры-Ночи раз в год горели священные костры, разводимые из человечьих костей.
А еще тут стоял храм богини Тарки – младшей и мало кем признаваемой ныне дочери Тиамат. Богини, почитаемой сегодня лишь в Алаваре и окрестностях. Богини, как объяснила Марисса, довольно странной. Покровительницы пастухов и воинов, и в довершение всего – покровительницы коней, которая иногда превращалась в кобылу.
И к тому же – девственной в человеческом обличье и очень любвеобильной в лошадином.
В этом храме-то и мог храниться третий сегмент жезла.
Честно говоря, Торнан рассчитывал, что хоть тут проблем не будет. Ничего подобного! Оказалось, что между служителями Матери и Дочери уже лет сто как пробежала не то что кошка, а самая настоящая пантера. Началось все с каких-то непонятных капитану, да и Мариссе, тонкостей догматов, а закончилось разрывом и скандалом. Так что теперь, явись туда Марисса со своим письмом, ей откажут только потому, что просьба исходит именно от поклонников Тиамат.
Кстати говоря, на пользу культу раскол не пошел, и почиталась Тарка лишь в трех странах срединной Логрии, да и там храмов раз-два…
Так что, похоже, часть жезла придется забирать без согласия хозяев, а сделать это можно было двумя способами. Или договорившись с местными ворами – тут придется похлопотать капитану как знакомому с темой, – либо лезть самим. Но в любом случае нужно было сначала посмотреть на это капище.
Встал вопрос – кому идти? Марисса отпадает сразу – в ней запросто могут узнать воительницу Тиамат и заподозрить неладное. Чикко… Тут другое дело – фомор уж слишком редкая птица, чтоб на него не обратили внимания. Так что оставался Торнан – варвар он и есть варвар, много их бродит по дорогам Логрии.
Торнан двинулся к южной окраине города.
И чем дальше удалялся северянин от площади, тем более старыми и убогими становились дома. Когда он добрался до окраин, каменные строения полностью исчезли. Улицы были почти пустынны. Судя по всему, мусорщики ни разу не удостоили своим вниманием удаленные от Площади южные районы города, ибо все здесь утопало в грязи. Постоянно приходилось смотреть, куда ступаешь, чтобы не поскользнуться.
Храм, который был нужен северянину, стоял в торце улицы и, похоже, тянулся по обе ее стороны, часто скрываясь за складскими зданиями, построенными здесь значительно позже. Фасад храма украшала неровно наложенная мозаика – черная лошадь, у ног которой распростерся большой полосатый змей. Изображение было новым, по контрасту со старой резьбой на каменных плитах стен – женская фигура с луком.
Пожав плечами, Торнан вошел, старательно изображая глуповатого чужестранца.
В храме было прохладно, скудный свет сочился сверху, сквозь узкие прорези окон и несколько световых люков. Через большой зал, в котором оказался северянин, тянулись в два ряда колонны. В дальнем конце зала брезжил свет. Внутренне напрягшись, он двинулся в ту сторону.
Свет, замеченный Торнаном, оказался огнем, горящим в бронзовом сосуде на треножнике. Вокруг никого не было, словно храм был покинут, а этот огонь горел немало лет или даже веков. Видать, жрецы не особенно боялись, что храм очистят от лишнего добра.
А треножник, между прочим, старинный, из зеркальной бронзы, и стоит немало. Остатки былой роскоши?
– Ты пришел поклониться светлой Тарке, чужестранец?
Позади него стоял немолодой темнокожий жрец с длинной бородой.
Он говорил по-логрийски на северном диалекте, но с каким-то акцентом. Слегка растерявшись, Торнан кивнул и протянул заранее заготовленные монеты:
– В-вот… пожертвовать Конской хозяйке хочу!
– Ну хорошо, – согласился жрец. – Пойдем. Храм наш, к сожалению, посещают не так часто, хотя стены его помнят еще сиитхов, что были до логров.
Второй зал был меньше первого. Через отверстие в потолке падал четкий прямоугольник света, и в солнечных лучах, вырываясь из полумрака храма, стояла невысокая мраморная статуя женщины в длинной рубахе, обтягивающих штанах и сандалиях на босу ногу. Она опиралась на высокий лук. Лицо богини было скуластым, с узкими глазами и полными губами.
Стены храма были исписаны письменами, которых Торнан не знал, хотя умел читать на нескольких языках. Но этот язык был совсем незнаком ему. А может, знаком, да письмена были другими.
По углам стояли курильницы, вырезанные из нефрита и обсидиана. В чашах тлели угли, распространяя сладковатый дым.
Торнан замер. На шее богини висело ожерелье – потускневшие раковины, костяные фигурки, старые, темные от времени монеты. И среди всего этого – медово-желтый цилиндрик.
У него перехватило дыхание.
Торнан внезапно ощутил на себе взгляд, встревоженно скосил глаза на жреца, но тот, погруженный в себя, молился.
Несколько раз истово поклонившись жрецу и алтарю, северянин вышел, не забыв по дороге осмотреть высокие глухие стены и прикинув, где бы лучше забраться на крышу.
Наступал вечер. Небо быстро темнело. Свечи и лампы осветили окна домов. В тавернах вскрывали новые бочки вина. Игроки гремели костями. Начиналась обычная ночная жизнь обычного логрийского города.
Путь Торнана пролегал по узким улицам и переулкам. Луна изредка пробивалась из-за туч, освещая дорогу. Стражники в остроконечных шлемах, вооруженные пиками, по трое-четверо патрулировали улицы, внушая каждому мысль о незыблемости порядка. Проститутки высовывались из окон и окликали запоздалых прохожих. Некоторые из самых ретивых, как правило, весьма красивые, демонстрировали свои прелести через прозрачные шали. Другие, усталые и увядшие, зато наштукатуренные румянами и белилами, вели себя спокойно. Торнан шел мимо, привычно жалея о недостатке времени.
Добравшись до Жилой площади, он не сразу нашел свою палатку. Кратко объяснил ситуацию и изложил план штурма старой развалины, по ходу дела уточненный двумя Другими участниками. Потом они принялись готовиться.
Марисса сбегала на не утихающий на ночь рынок и купила за семь серебряных длинную тонкую ареековую веревку. Торнан заказал у кузнеца, работавшего здесь же, в углу площади, небольшой крюк, выкованный на его глазах, а потом за пару мелких медных монет обзавелся у старьевщика потертой подстилкой, которую тут же распорол на полосы, коими обмотал крюк. А Чикко тем временем занимался своими снадобьями, которым тоже отводилась немалая роль в грядущем похищении.
– Кстати, кто такие сиитхи? – спросил Торнан шамана, вспомнив слова жреца.
– Эльфов вроде так называли на юге, – ответил Чикко. – А что?
– Да так, болтают, – отмахнулся Торнан. – Просто похожим словом себя борандийцы называют иногда. А все же интересно, эти самые сиитхе-эльфы были? – в задумчивости спросил он. – Были или нет? Марисса, что вам в вашей школе на этот счет говорили?
– Я плохо училась, – самодовольно сообщила она. – И вообще – отстань. У нас все же шаман не из последних, – с легким раздражением сказала Марисса. – Можно сказать, великий шаман.
– До великого шамана мне было далеко, – грустно уточнил Чикко.
– Все равно. Вот слетал бы в прошлое, да и сказал бы, что ты там увидел. А заодно бы подсказал, были там эльфы с гоблинами или нет.
– Шаман видит в трансе не то, что хочет, а то, что ему показывают духи, – уточнил Чикко. И вообще: вот если я слетаю в будущее и увижу, как ты занимаешься со мной любовью – что ты на такое сказала бы?
– Сказала бы, – не моргнула воительница глазом, – что некоторых магов невредно бы слегка подхолостить.